Эрик-Эммануэль Шмитт - Малые супружеские злодеяния Страница 3

ЛИЗА. Да.

ЖИЛЬ. Уф!

ЛИЗА. Во всяком случае, насколько мне известно.

ЖИЛЬ. Нет никаких оснований.

ЛИЗА (лукаво). Если ты меня и обманывал, то это свидетельствует, прежде всего, о наличии у тебя сверхъестественной скрытности.

ЖИЛЬ. Только не это!

ЛИЗА. Или же дара быть одновременно в разных местах. Ибо, на самом деле, как бы ты мог меня обманывать, если почти не выходил из дома? Всё твое время проходило в чтении, писании или занятиях живописью. Как бы ты сумел?

ЖИЛЬ. Действительно, как бы?

Она подходит к нему и обнимает.

ЛИЗА. Твоя верность была нужна мне. Я не настолько уверена в себе, чтобы день за днем отбиваться от соперниц… или подозрений.

ЖИЛЬ. Между тем, выглядишь ты вполне вооруженной для борьбы. Немногие женщины в твоем возрасте…

ЛИЗА. Честно говоря, мир населен исключительно женщинами моего возраста. В двадцать лет годами можно пренебрегать, в сорок все иллюзии рассеиваются. По-настоящему женщина осознает свой возраст тогда, когда видит, что есть помоложе нее.

ЖИЛЬ. Я… я заглядывался на молоденьких?

ЛИЗА. Да.

Он вздыхает с облегчением, хотя в глубине души всё еще не чувствует себя уверенно.

ЖИЛЬ. Ужасно! Как будто идешь над бездной. В любую секунду могу узнать о себе какую-нибудь гнусную деталь и превратиться в негодяя. Балансирую на проволоке, держась за настоящее, не опасаясь будущего, но страшась этого прошлого. Я боюсь, как бы оно не оказалось слишком тяжелым, как бы не выбило меня из равновесия, не потянуло за собой… Я иду навстречу себе, не зная, насколько хороша цель. Какие у меня недостатки?

ЛИЗА (раздумывая). У тебя… их очень мало.

ЖИЛЬ. И все-таки?

ЛИЗА. Даже не знаю… Нетерпение! Да, нетерпение.

ЖИЛЬ. Это плохо!

ЛИЗА. Это очаровательно. Возвращаясь домой, ты любил раздеваться в лифте. Однажды и меня тоже там раздел. Ты…

Краснеет при воспоминании об этом восхитительном эпизоде их любовной жизни.

ЖИЛЬ. Да что ты!

ЛИЗА. Да. Мы едва успели закрыть двери.

ЖИЛЬ. Успели?

ЛИЗА. Впрочем, нет. Опоздали закрыть!

Смеются.

ЖИЛЬ. Стало быть, я без опасений могу ждать возвращения памяти?

Неловкое молчание Лизы. Жиль эту неловкость отмечает и продолжает свою тему.

ЖИЛЬ. Потому что иногда я спрашиваю себя, не специально ли заблокирован мой разум. Не выгодно ли ему отказаться от воспоминаний.

ЛИЗА. Какая в этом выгода?

ЖИЛЬ. Выгода неведения. Мой разум защищается неведением. Он избегает истины.

ЛИЗА (ей неловко). Вот как?

ЖИЛЬ. Возможно, шок, который я испытал, был не только физическим… травмы существуют самые разные…

Долго смотрят друг на друга. В какой-то момент их тревога кажется общей.

ЛИЗА (не очень уверенным тоном). Думаю, тебе не о чем беспокоиться.

ЖИЛЬ. Правда?

ЛИЗА. Правда. Ты не сделаешь относительно себя… никакого открытия, которое поставило бы тебя в неловкое положение.

ЖИЛЬ. Можешь поклясться?

ЛИЗА. Клянусь.

Он расслабляется.

ЖИЛЬ. Расскажи мне обо мне. Это стало моим излюбленным сюжетом.

ЛИЗА (дразнит его). Всегда было.

ЖИЛЬ. О?

ЛИЗА. Надо отдать тебе должное: недостатка в добрых чувствах к себе у тебя не было никогда. И постоянство тут несокрушимое. Посмотри свои романы: ты все их посвящаешь себе самому. (Листает взятую наудачу книжку) «Себе, любимому, посвящаю эту книжку. Искренно, Жиль».

ЖИЛЬ (ему неловко). Просто чудовище какое-то.

ЛИЗА. Это юмор.

ЖИЛЬ. Это гонор.

ЛИЗА. Юмор позволяет сказать правду.

ЖИЛЬ. Надеюсь, что тебе я тоже посвящал свои книжки.

ЛИЗА (смеясь). Да (Направляется к другой полке, откуда достает томик) «Лизе, жене моей, моей совести, моей неспокойной совести, моей любви, от того, кто ее обожает, но ее не заслуживает. Жиль».

При чтении этих строк Лизой овладевает волнение, которое возвращает ее к прошлому и увлажняет взгляд.

Он наблюдает, никак не вмешиваясь, пытаясь понять.

Она падает на стул, как бы под тяжестью нахлынувших воспоминаний.

ЖИЛЬ. Лиза…

ЛИЗА. Прости меня. Приступ прошлого.

ЖИЛЬ. Я здесь. Я не умер.

ЛИЗА. Нет. Но прошлое умерло. (Пытается улыбнуться сквозь слезы) Я очень сильно любила тебя, Жиль, очень сильно.

ЖИЛЬ. Ты это произнесла с интонацией: «Я очень страдала, Жиль, очень сильно страдала».

ЛИЗА. Возможно. Не дано мне любить без страданий.

ЖИЛЬ (мягко). Ты страдала из-за меня?

ЛИЗА (лжет неумело). Нет.

Он не настаивает.

Лиза пытается вернуть себе хорошее настроение.

ЛИЗА. Что же еще рассказать тебе про тебя? Ты обожаешь ходить по магазинам, что редко случается у мужчин; ты способен даже провести целый час в салоне женской обуви, что, безусловно, заслуживает почетного диплома. У тебя всегда были точные суждения относительно одежды, которую я примеряла, суждения эстета, а не мачо, который одевает свою половину за свои банкноты. Иногда мы назначали встречи в чайных салонах.

ЖИЛЬ. Я люблю чай?

ЛИЗА. Страстно. Ты разочарован?

ЖИЛЬ. Хотелось бы считать себя более мужественным… а то — шмотки, магазины, чай… будто подружка.

Лиза хохочет.

ЛИЗА. Твое очарование — в этом. В изумительном сочетании мужского и женского.

ЖИЛЬ (недоволен). А…

ЛИЗА. Доказательство — твои детективные романы.

ЖИЛЬ. По крайней мере, они-то — проявление мужественности.

ЛИЗА. Вот уж нет. У тебя на этот счет есть теория. Поскольку и читают, и пишут детективы в основном женщины, ты как раз считал их женским жанром, с помощью которого дамы, устав давать жизнь на протяжении веков, развлекаются тем, что приносят своим персонажам смерть. Полицейский роман, или месть матерей…

ЖИЛЬ (в досаде). Я и мои теории…

Встает, чтобы взять у Лизы книгу, посвященную ей.

ЖИЛЬ. В том, что ты рассказала, я одного не понял. Связи не уловил. В некотором смысле я представляю собой тип импульсивного, нетерпеливого темпераментного мужчины, повернутого на сексе, нацеленного как говорится, на всё, что движется, но при этом я верен, доверчив, никогда не ревную, готов часами шататься по магазинам и чайным салонам, короче, — типичный гомосексуалист-подружка, необходимый всякой уважающей себя женщине. Одно с другим никак не сочетается.

ЛИЗА. Тем не менее, это так.

Жиль размахивает книжкой.

ЖИЛЬ. «Лизе, жене моей, моей совести, моей неспокойной совести, моей любви, от того, кто ее обожает, но ее не заслуживает». Человек, который написал подобную фразу, нуждается в том, чтобы ему что-то простили, не так ли?

ЛИЗА. Не так.

ЖИЛЬ. Нет? А как же «Моя совесть и моя неспокойная совесть»?

ЛИЗА. Я заставляла тебя работать и быть к себе более требовательным.

ЖИЛЬ. Нет? А как же «Тот, кто ее не заслуживает»?

ЛИЗА. Ты всегда считал себя ниже меня.

ЖИЛЬ. Я?

ЛИЗА. Комплекс, скорее социального, чем интеллектуального характера. Твои родители были сыроварами, а мои — дипломатами.

Некоторое время Жиль подавленно молчит. Ответить ему явно нечего, но сомнения продолжают его мучить.

ЛИЗА (улыбаясь). Кстати, по этому поводу у тебя была шутка, которую ты любил повторять: кто родился в камамбере, всегда попахивает.

Хмурая гримаса Жиля

ЖИЛЬ. Прекрати беспрерывно меня цитировать. Какая-то вдовья манера.

ЛИЗА. В каком-то смысле я имею на нее право.

Он вздрагивает, шокированный столь холодным уточнением. Она чувствует необходимость сгладить произведенный эффект и добавляет мягче:

ЛИЗА. На некоторое время. (К ней возвращается хорошее настроение, и она начинает кружиться) Я вдовушка, но с амбициями, с надеждами на великое будущее — перестать ею быть. (Обнимает его) Память к тебе вернется!