Олег Лукошин - Ленин в 17-м Страница 3

Ленин: Вы – и не вписываетесь?

Горький: Совершенно верно. Ходил намедни с повестью «В людях» в одно крупное московское издательство. Прочитали её, отвечают отказом. Что такое, спрашиваю, в чём дело? Слишком унылая вещь, говорят. Висельная какая-то. Позитива не хватает. Почему бы вашему герою не найти хорошую работу, например, менеджером в торговой компании, завести девушку, взять кредит в банке на автомобиль, вступить в ипотеку. А он, видите ли, всё бродит по России, да нудит, нудит. Здесь не задержится, там устроиться не может. Лох, да и только! Никому, говорят, господин Горький, не интересны такие ничтожные лузеры.

Ленин: Вот ведь как!

Горький: Да и псевдоним у вас какой-то сомнительный, добавляют. «Горький…» Словно вы оскорбить кого-то хотите. Почему бы вам не придумать новый. Например…

Ленин: Сладкий?

Горький: Другой предложили, но в том же ключе… Земляникин!

Ленин: Максим Земляникин, значит?

Горький: Да. А повесть, советуют, иначе озаглавьте: «Как я преодолел трудности». «Как» – это у них сейчас ключевое слово. И переписать её по-новому рекомендуют: чтобы всё автомобилем закончилось, ипотекой…

Ленин: Что же вы сделали?

Горький: Плюнул да ушёл!

Ленин: Это правильно! Нельзя вступать в сговор с совестью… Подождите, так если вы не публикуетесь, значит имеете стеснение в средствах! Уж не бедствуете ли?

Горький: До того пока не дошло. Держусь на старых ресурсах и зарубежных изданиях. Даже помогать стараюсь. Вот недавно отправил на собственные средства гуманитарную помощь в Новороссию.

Ленин: В Новороссию! Очень интересно! Как там дела, что люди говорят?

Горький: Простым людям тяжелее всего. И с продуктами плохо, и со всем остальным. Оголтелые украинские националисты мало того, что пошли на них войной – да правда зубы сломали – обрабатывают их психологически. Называют предателями, угрожают расправой. Но при этом в людях ощущается поразительная стойкость духа. Сделав свой выбор в пользу русской идеи, русского мира, они остаются ему верны.

Ленин: Вот видите! А вы говорите, что закончился человек. Исчез в прунах непроявленности…

Горький: Меня другое смущает. Неужели для того, чтобы человеку всякий раз возрождаться, необходимо проходить через боль и лишения?

Ленин: Это философский вопрос. Когда у одних боль и лишения, а другие живут и в ус не дуют – это да, несправедливо. А вот всему обществу через потрясения пройти порой полезно. Оно очищается и обретает иммунитет ко всякого рода сквернам.

Горький: Больно смотреть на лишения простого человека. В том же Донбассе, на Луганщине – сколько людей погибло зазря, сколько стало инвалидами…

Ленин: И никому по большому счёту нет до этого никакого дела…

Горький: Вот в том-то и беда! И что самое ужасное – не видно развязки из этого клубка противоречий. И такой выход в голове рисуется, и иной – а умом понимаешь, что всё это иллюзии. С одной стороны и новоросцы не оступятся, а с другой – и в братском украинском народе не видно той силы духа и глубинного понимания, чтобы вернуть мир и порядок.

Ленин: А вот в этом вы ошибаетесь, Алексей Максимович! Ошибаетесь в том, что выхода нет, и что мы столкнулись с неразрешимым клубком противоречий. Как раз-таки всё предельно просто. Чем сильнее растёт самосознание трудовых масс, тем более отчаянными становятся попытки буржуазии подавить или раздробить его. Оба эти приёма, подавление насилием и раздробление буржуазным влиянием, практикуются постоянно во всём мире. Всё это мы имеем сполна на Донбассе и в Луганщине – подавление насилием и раздробление буржуазным влиянием, одним из наиболее действенных и одновременно мерзопакостных методов которого является утончённый национализм. Поэтому ни в коем случае нельзя, как бы кому ни хотелось, представлять ситуации в Новороссии и в Крыму как противостояние русского и украинского. Простые люди, Алексей Максимович, сделали выбор не в пользу русского мира, и отнюдь не против мира украинского, а в пользу правды и социальной справедливости. Они не пожелали смириться с предложенной им ложью и жить в роли цирковых зверей, которые выполняют любую команду дрессировщика. Дрессировщики разъярились, направили на них орды озверевших, а точнее сказать, заблудших и потерянных людей, сознание которых полностью подчинено влиянию беспринципной олигархической буржуазии. А уж она пойдёт на любую ложь и любые преступления, лишь бы сохранить украденную у простого народа власть. Деньги, Алексей Максимович, имеют собственное сознание и, поверьте мне, оно гораздо сильнее сознания человеческого. В том и заключается мудрость жизни одновременно вместе с подвигом её, чтобы всеми силами сопротивляться сознанию бабла и сохранять в себе возвышенное человеческое сознание… При этом в Крыму и Новороссии мне отчётливо видна другая опасность. Ни в коем случае нельзя подменять влияние украинской буржуазии на воздействие буржуазии российской. Эти молодчики ничуть не лучше украинских аналогов. Цели у них, как и у любой капиталистической шушеры те же самые, что и сотни лет назад: порабощать людей и высасывать из них все соки. Может получиться так, что простой народ, восстав против одних угнетателей, запросто попадёт под влияние других. Ни в коем случае нельзя отдаваться во власть националистического угара, от которого будет тошно всем – и нашим, и не нашим. И в то же время крайне важно во весь голос ставить социальные вопросы, которые всегда и везде идут на первом месте. Я уверен, что люди, отдавшие своих голоса на референдумах в Крыму, на Донбассе и в Луганщине, желали вернуться не в капиталистическую, изуродованную противоречиями и зажравшейся буржуазией Россию, а в социально справедливое государство, идеалы которого в их сознании ещё не истреблены. И мы должны помочь им создать это государство!

Горький: Что же делать с Украиной, Владимир Ильич? Боюсь, того националистического кобеля, который разгуливает сейчас по Незалежной, уже не отмыть никакими чистящими средствами.

Ленин: Не будем ставить крест на наших украинских друзьях. Хороших и понимающих людей всегда больше, чем плохих и невежественных. Вот вы говорите про неразрешимые противоречия, а лично мне выход видится предельно чётко: надо просто-напросто вернуть Украину! Целиком и полностью! Вернуть ту прекрасную, цветущую республику, которую мы с вами знали. И, поверьте мне, всё наносное, весь этот омерзительный национализм с его буржуазными кукловодами тут же отомрёт! Лишь в едином государстве русские с украинцами обретут то вдохновляющее единство, которое необходимо нам, как воздух. При этом государство это обязано быть построенным на принципах социальной справедливости, а не на капиталистическом, рыночном насилии, которое непременно приведёт к новой раздробленности и новой крови. Не будем забывать и про другие близкие нам народы – им тоже найдётся место в этом едином социалистическом государстве. Со мной или без меня, борьба будет продолжаться всегда! И завершиться она может лишь победой! Другого не дано.

Крупская возвращается с баночкой йода и ватной палочкой начинает обрабатывать ссадину на лице Горького.

Горький: Ох, да не стоит, Надежда Константиновна!

Крупская: Ни слова! Рану нужно обработать.

Ленин: Много ездите по России, Алексей Максимович?

Горький: Меньше, чем того хотелось бы. Но и этого достаточно, чтобы прийти к неутешительным выводам.

Ленин: Опять о нём, о человеке?

Горький: О нём – и не о нём. Чудовищного расслоения достигло наше общество. И даже не в социальном плане. А в плане, я бы сказал, метафизическом.

Ленин: Метафизическом? Что вы имеете в виду?

Горький: Российский народ разделён на голосистых и безголосых. Голосистые кричат, статейки пишут, в телевизоре руками машут, а безголосые лямку тянут. Разговоришься иной раз с какой-нибудь молодой женщиной на улице. Зарплата у неё – двенадцать тысяч, работает продавцом в магазине, у мужа – пятнадцать, он водитель. Двое детей, школьного и детсадовского возраста. На одни коммунальные счета, на оплату школьного питания да содержания ребёнка в детском саду ежемесячно уходит тысяч четырнадцать. Кроме этого она умудряется детей на кружки водить да спортивные секции, тоже не бесплатные. Плюс еду на что-то покупать надо, одежду. В кинотеатре не была лет десять, в театр вообще только школьницей ходила. На юге, в Анапе, отдыхала пять лет назад – родители помогли да свекровь денег подкинула. Еле-еле концы с концами сводит… При этом далеко не дура, не ущербная, здоровая и сильная. И знаете что? Это поразительно и возмутительно одновременно, но она воспринимает свою жизнь как должное. Не ропщет, на митинги не ходит и даже осуждает тех, кто это делает. Уважает президента, исправно за него голосует. Ненавидит Америку за её санкции. Радуется присоединению Крыма, в котором ни разу не была. И таких людей – подавляющее большинство! Абсолютно подавляющее! Вот и задумаешься: что за механизмы их формируют, откуда берутся эти смирение и безропотность?