Ксения Старосельская - Антология современной польской драматургии Страница 30

ИРЕНА. Ну ты идиот.

БОГУСЬ. Мам, я же просил, чтоб ты не ходила в этой майке.

ИРЕНА. А, так это я виновата? Может, ты, блин, скажешь, что стряслось?

БОГУСЬ. Ма, я же тебе говорил, во мне что-то сломалось.

ИРЕНА. Если об этом узнают, весь «Горгаз» будет надо мной смеяться.

БОГУСЬ. А может, и не будет.

ИРЕНА (показывает на татуировку Богуся). Что это значит?

БОГУСЬ. Коротко или дать полный ответ?

ИРЕНА. Коротко.

БОГУСЬ. Отьебитесь.

ИРЕНА. А подробнее?

БОГУСЬ. Все отьебитесь!

ИРЕНА. Это же на всю жизнь останется!

БОГУСЬ. Потому я это и сделал. Все по-взрослому. Если я на что-то решаюсь, то делаю по полной. Сто процентов, сто пудов. Никаких компромиссов.

ИРЕНА. Херня на постном масле.

БОГУСЬ. Ах, ну да, у Кравчика-то нет наколок!

ИРЕНА. Он и без этого великий человек. (Смущенно смотрит на фотографию Кшиштофа Кравчика, висящую на стене.)

БОГУСЬ молча жует хлопья.

ИРЕНА. Ты же никогда не найдешь работу с этим уродством на лбу.

БОГУСЬ. А я не уверен, что вообще буду ее искать.

ИРЕНА. Понятно, будешь до конца жизни сидеть у меня на шее.

БОГУСЬ. Я этого не говорил.

ИРЕНА. Все к этому идет.

БОГУСЬ. Нет, мам, — я решил учиться.

ИРЕНА (открывает рот от удивления). Что? Я не расслышала.

БОГУСЬ. Все ты, ма, расслышала.

ИРЕНА. То есть вернешься в ПТУ?

БОГУСЬ. Нет, в ПТУ на газовика я учиться не буду. Я пойду в лицей.

ИРЕНА. В лицей?

БОГУСЬ (кивает). Точные науки. С физико-математическим уклоном.

ИРЕНА. Ёшкин кот, вот это было бы дело, сынок.

БОГУСЬ. Знаю.

ИРЕНА. А ты не придуриваешься?

БОГУСЬ (отрицательно качает головой). Весной подаю документы.

ИРЕНА. Если бы ты действительно пошел в лицей… После окончания мог бы устроиться на работу.

БОГУСЬ. Вот именно.

ИРЕНА. А если б устроился на хорошую работу, то заработал бы кучу денег.

БОГУСЬ. Ага.

ИРЕНА. А если б заработал кучу денег, я могла бы бросить работу в «Горгазе». И стала бы ездить на концерты.

БОГУСЬ. Ну.

ИРЕНА. Ездила бы на все концерты Кравчика.

БОГУСЬ. По-любому.

ИРЕНА. И ездила бы по всей Польше на встречи коллекционеров пластинок.

БОГУСЬ. Да, мам.

ИРЕНА. У меня было бы больше пластинок, чем у той лахудры из-под Ополя.

БОГУСЬ (утвердительно кивает). Да ей половины того не видать, что будет у тебя, ма.

ИРЕНА. Должна сказать, сынок, ты меня растрогал. Я тобой горжусь. (Внимательно смотрит на него.) Прикалываешься?

БОГУСЬ (громко смеясь). Тебя не наколешь, ма.

ИРЕНА. Я почти поверила.

БОГУСЬ. Годы тренировок, а все равно ты меня раскусила.

ИРЕНА (встает из-за стола). А когда это мне не удавалось тебя раскусить? (Идет в коридор, надевает пальто, закидывает на плечо маленький рюкзак.)

БОГУСЬ. Мамуль! А обувь?

ИРЕНА. Блин! Тащи сюда. Подай мне. (Смотрит на лоб Богуся.)

БОГУСЬ. Ма, это наколка.

ИРЕНА. А может, все-таки пойдешь в лицей? Неплохая идея.

БОГУСЬ. Да. Сначала лицей, потом экзамены, потом институт. Банальнее некуда.

ИРЕНА. Доешь хлопья, сынок. И не переходи дорогу на красный свет.

БОГУСЬ. Договорились.

ИРЕНА выходит из квартиры. БОГУСЬ садится есть, но тут же отодвигает тарелку. Его трясет, с каждой минутой все сильнее. Идет в свою комнату, включает магнитофон у кровати — звучит старый добрый «The Clash». Берет с полки над кроватью комикс, раскрывает и пробует читать, но через минуту с раздражением швыряет книжку на пол. Приподнимает на кровати матрас, вынимает из-под него несколько порножурналов, садится и начинает их листать. В раздражении рвет один на мелкие кусочки. Достает из тумбочки пакетик с «травой», набивает гильзу и закуривает, но после нескольких затяжек начинает кашлять. Идет в комнату ИРЕНЫ, садится на тахту и включает телевизор. На экране опытный фермер принимает роды у коровы. Роды тяжелые — необходимо кесарево сечение. Видно, как фермер разрезает корове брюхо. Голос за кадром комментирует происходящее. Из разрезанного брюха появляется теленок…

Раздается звонок в дверь. БОГУСЬ не реагирует. Звонок не замолкает. БОГУСЬ встает, идет в коридор и останавливается перед дверью.

ГОЛОС ЭДМУНДА. Богусь?

БОГУСЬ не отвечает.

ГОЛОС ЭДМУНДА. Богусь. Сделай потише.

БОГУСЬ, подумав, подходит к двери, открывает ее. На лестничной площадке стоит ЭДМУНД.

ЭДМУНД. Ты прекрасно знаешь, зачем я пришел. Ты разбил мне машину, мой «полонез».

БОГУСЬ. Я? Это прикол?! Ничей «полонез» я не разбивал.

ЭДМУНД. Я знаю, что это ты!

БОГУСЬ. Откуда. Померещилось?

ЭДМУНД. Я не буду заявлять в полицию.

БОГУСЬ. Отлично — не заявляй.

ЭДМУНД. Не заявлю, если мы договоримся.

БОГУСЬ. Пугаешь меня полицией, чмошник? Меня?

ЭДМУНД. Договариваемся?

БОГУСЬ. Попробуй меня еще хоть раз попугать полицией. Попробуй. Я твою полицию, во! (Показывает, что он сделает с полицией.)

ЭДМУНД. Я сказал — давай договоримся.

БОГУСЬ. Я с ксёндзами не договариваюсь.

ЭДМУНД (смеется). С ксёндзами… С ксендзами, эх ты, грамотей. Мне не хватает людей для работы. На тех, кто приходит только по воскресеньям, я рассчитывать не могу. Помоги мне отремонтировать костел. Отработай то, что натворил. Прямо сегодня приходи.

БОГУСЬ. Они не хотят тебе помогать? Это интересно. А может, ты их тоже ментами припугнешь — как меня?

ЭДМУНД. Четыре пятьдесят за час.

БОГУСЬ. Четыре пятьдесят? Ты это тем, которые по воскресеньям ходят, предлагай, понял? Ты что, больной?

ЭДМУНД. Слушай. Тебе больше не к кому идти.

БОГУСЯ трясет от злости.

БОГУСЬ. Я уже сказал, что мне по хрен твой ремонт!

БОГУСЬ стучит в дверь квартиры ВИКТОРА. В руке у него бейсбольная бита. За дверью тишина, но БОГУСЬ продолжает стучать. ВИКТОР приоткрывает дверь.

БОГУСЬ. Я знаю, что ты дома. Надо поговорить.

ВИКТОР молча захлопывает дверь.

Надо поговорить, слышишь?

Тишина.

Я не уйду, пока не откроешь!

Дверь открывается. На пороге появляется ВИКТОР.

ВИКТОР. В чем дело?

БОГУСЬ. Надо поговорить.

ВИКТОР пропускает БОГУСЯ в квартиру.

ВИКТОР. Биту оставь в коридоре.

БОГУСЬ кладет биту у вешалки.

ВИКТОР. Ты все время с ней ходишь?

БОГУСЬ. С тех пор, как ощутил «это». С ней чувствую себя уверенней. Могу влиять на действительность.

ВИКТОР (замечает надпись на лбу Богуся). Ну, ну… ты стал бросаться в глаза.

БОГУСЬ. Эта татуировка — объявление войны.

ВИКТОР (указывает Богусю на дверь комнаты, а сам идет на кухню). Чаю хочешь?

БОГУСЬ. Да. (Входит в комнату.)

Вдоль стен книжные стеллажи, рядом с ними диван. Везде — грязные тарелки, пустые бутылки из-под пива, по полу разбросаны бумаги.

БОГУСЬ (рассматривает полки с книгами). Ну-ка, что тут у тебя? (Достает одну книгу, листает, закрывает, берет следующую — листает, закрывает, ставит назад на полку.) У тебя только книги?

ГОЛОС ВИКТОРА. Тебе из пакетика или заварить?

БОГУСЬ. Все равно. А что-нибудь нормальное у тебя есть? Журналы с голыми жопами или там комиксы? Чё, только стихи?

ГОЛОС ВИКТОРА. Это не стихи. Это жизнь.

БОГУСЬ (роется на полках). А продать ты это не хочешь? Продал бы все — сразу разбогател.

ГОЛОС ВИКТОРА. Это старые книги. Никто уже старых книг не читает. Когда-то пробовал продать. А сегодня я у них один остался.