Федор Сологуб - Собрание пьес. Книга 2 Страница 33

Сухов. Вы очень торопитесь, Михаил Алексеевич. Посидели бы. Катя сейчас выйдет.

Михаил. Простите, не могу. Мой привет Екатерине Константиновне.

Сухов. Буду рад навестить вас на днях.

Михаил уходит. Сухов провожает его.

Катя возвращается. Прислушивается к их голосам. Стоит неподвижная посредине комнаты, и опять только бледность лица и движение рук выдают ее волнение.

Входит Сухов и говорит ей улыбаясь:

— Загордился наш строитель Сольнес.

Катя (вспыхивая, говорит с неожиданною страстностью). Ему есть чем гордиться!

Сухов (внимательно смотрит на нее и говорит). Я не понимаю, Катя, ты стала какою-то нервною и беспокойною.

Катя. Да? Ты находишь? (Она говорит это очень рассеянно, и кажется, что она думает о чем-то другом, что не выходит у нее из головы.)

Сухов. Меня это беспокоит очень, Катя. Может быть, тебе сегодня…

Он хочет сказать: нездоровится, но Катя нервно перебивает его и говорит быстро и сухо:

— Чем же ты недоволен? Чего я не сделала? Я родила тебе мальчика и девочку. Я продолжила твой род.

Сухов. Катя, отчего ты говоришь со мной так холодно?

Катя (старается подавить свое волнение и принужденно-спокойным голосом говорит). Так холодно? Нет, я этого не хотела. Я не хотела сказать тебе неприятное.

Сухов. Не хотела, конечно. Я тебе верю. А остальное, — я знаю, что моя славная, милая женушка любит пофилософствовать. Но это не мешает ей быть превосходною хозяйкою.

Катя. Конечно, я это и хотела сказать.

Сухов. Ты — моя милая, славная женка. (Он подходит к ней и хочет поцеловать ее руку.)

Катя (быстро отходит от него и говорит решительно). Все это кончилось, и я напоминаю тебе наш: договор, тогда, перед свадьбою.

Сухов (останавливается ошеломленный посредине комнаты и говорит). Что ты говоришь, Катя?

Катя. Я была тебе верною женою. Теперь довольно с меня. Я люблю Михаила и ухожу к нему.

Сухов. Катя, Катя, что же ты со мною делаешь?

Катя. Я тебя не люблю. Как же я могу жить с тобою?

Сухов. А эти восемь лет? Ведь ты же меня любила?

Катя. Что же я в этом понимаю? Что я могла понять?

Сухов. Кажется, непонятного мало.

Катя. Как слепая бабочка… Ах, да я же вам говорила, что не люблю вас.

Сухов. Катя, мне больно.

Катя. Зачем же вы меня брали? Я вас не обманывала.

Сухов. Я думал, что это было только детское увлечение. Я думал, что с годами это пройдет.

Катя. «Любовь одна, как смерть одна».

Сухов. Притом же он сошелся с другою.

Катя. Он любит только меня.

Сухов (спрашивает гневно). А эта несчастная дурочка Лилит была для вас только ширмою?

Катя. Удел слабых — обманывать и таиться. У каждого есть своя пора слабости и своя пора силы.

Сухов. Так внезапно… Я совсем подавлен всем этим, что ты мне сказала.

Катя. Ты знал, что я тебя не люблю. Я не скрывала.

Сухов. Ты — подлая. Ты ограбила мою душу!

Катя. Ты сам этого захотел. Я тебе говорила…

Сухов. Долгие годы ты играла комедию. Подлая, подлая! Ты взяла у меня все, а когда твой любовник разбогател, ты идешь к нему. Подлая, подлая!

Катя. Ты дал мне слово, что отпустишь меня.

Сухов. Я так верил в тебя!

Катя. Вернее, в себя. В свою силу, в свою власть. Верил во власть традиционных слов и понятий.

Сухов. Я верил в тебя, потому что восемь лет подряд ты обманывала меня. Так искусно ты притворялась любящею женою! Какая низость!

Катя. Ты прав, я виновата, — пусть так, но ведь это же ровно ничего не меняет в нашем положении.

Сухов. Где же у вас правда, где совесть? Где ваши принципы?

Катя. Не ты ли сам любил повторять: кто силен, тот и прав? О какой же правде теперь ты говоришь? Не ты ли сам смеялся над принципами Чернецовых? О каких же принципах теперь ты заботишься? Ты пожинаешь то, что сеял.

Сухов. Как злобно, как язвительно говоришь ты со мною!

Катя. Прости. Нет, я не хочу говорить злые слова. Но я должна от тебя уйти. Прощай. (Уходит.)

Конец четвертого действия.

Действие пятое

Комната третьего действия. Ясный день. Торжественно и печально.

Лилит, одетая, как в третьем действии, и Чернецов. Дым его папиросы как-то странно соответствует черному хитону Лилит.

Чернецов. Куда же ты теперь пойдешь, Лилит?

Лилит (не слушая его и словно продолжая, говорит). Вот и пришло время, когда мне надо отойти, уйти. Здесь, около человека, я, лунная сказка, веселая немножко, но больше грустная, тихо и редко смеющаяся и вовсе не проливающая слез, я, бедная Лилит, провела мои восемь лет и ухожу в лазурную тишину моей пустыни.

Чернецов. Куда же ты пойдешь, Лилит?

Лилит. Куда-нибудь. Что же, мой срок прошел. Ах, опять для меня повторилась моя старая, старая история любви! В раю первозданном к первому человеку, созданному Богом, пришла, из ночных его грез возникшая, прекрасная, тихая Лилит, я. Дни первой, лунной Лилит проходят скоро, — и приходит вторая, законная, вечная жена Ева к своему Адаму.

Чернецов. Дал ли он тебе денег, Лилит?

Лилит. Конечно. Он дал мне много денег. Ему ничего не жаль. Он — великодушный и сильный. (Обходит комнату и говорит.) Прощайте, прощайте, милые предметы, любимые моим милым! Прощайте, прощайте! Да будет счастие и радость в этом доме! Пусть никто здесь никогда не заплачет, как и я не пролила здесь ни одной слезы.

Входят Катя и Михаил.

Катя озарена радостью освобождения. Ее движения легки и быстры, как движения юной девушки, и кажется, что счастьем сожжены эти восемь лет заложничества. Лицо пылает румянцем, глаза блестят. Ее платье похоже на то, которое было на ней в первом действии, и опять, как тогда, она босая.

Увидев Лилит, Катя слегка отуманилась. Медленно подходит она к Лилит, становится перед нею на колени, целует ее руки и говорит:

— Ты сохранила мне его, милая Лилит! Милая Лилит!

Лилит. Ты меня благодаришь? За что же? (Поднимает Катю и целует ее.)

Катя. За эти годы, когда мы были заложниками жизни, и ты, всегда свободная, утешала его.

Лилит. Я его люблю. А он меня не любит. Так надо. Мы были на верном пути. Прощай, Михаил. Вот, я ухожу.

Михаил. Милая Лилит, прощай! (Целует ее.)

Лилит и Катя смотрят одна на другую.

Лилит. Не жалей меня, Катя. Я жила с тем, кого любила. И сколько раз я готова была тебя жалеть: ведь ты жила с нелюбимым человеком!

Катя. Готова была меня жалеть?

Лилит. Да, но не жалела. Зачем жалеть! В свободе всегда есть жестокость. Потому кроткие всегда несут ярмо. Прощай, Катя.

Катя, плача, обнимает Лилит. Лилит уходит, и, провожая ее, уходит Чернецов.

Михаил. Она уходит из моей жизни, оставляя в ней незабываемую печаль.

Катя смотрит на него, улыбаясь, и опять вся сияет радостью.

Дверь отворяется, и входят Катины дети: мальчик и девочка. Они румяные, здоровые, спокойные. Одеты нарядно и красиво. Идут и кажутся заведенными куклами.

За ними идет бонна. На ее лице — жадное любопытство, от которого нос ее кажется длиннее, острее и желтее обычного; он, точно из крашеного свинца, тяжелый, и тянет ее голову вперед. Глаза моргают часто. В руках, странно сжатых, колышется ридикюльчик, — и кажется, что там копошится грязненькая сплетнишка.

Михаил уходит и через несколько времени возвращается с двумя коробками, в которых, по-видимому, положено что-то сладкое. Ставит эти коробки на стол близ Кати.

Катя. Дети, зачем вы сюда пришли?

Дети (говорят довольно безвыразительно). Мамочка, мамочка, пойдем поскорее домой. Нам без тебя скучно.

Катя. Милые мои, я здесь останусь навсегда. А вы должны жить с папочкой.

Дети. Мамочка, мамочка, иди к нам. Мы хотим поиграть с тобою, а без тебя мы скучаем.

Катя (укоризненно смотрит на бонну и говорит). Зачем вы привели сюда детей?

Бонна. Простите, Екатерина Константиновна. Мы гуляли. Дети очень просились. (Видно, что лжет.)

Катя. Нет, милые дети, я не пойду к вам. Идите скорее, папе скучно вас ждать.