Ольга Степнова - В моей смерти винить президента... (сборник) Страница 34

Перестаёт стучать ногой в стену, прислушивается.

Молотка не слышно.

Мамонтов на цыпочках подходит к столу, ведя себя за удавку, как за поводок.

Рвёт предыдущую бумагу, бросает под стол, берёт следующий чистый лист.

МАМОНТОВ

(диктуя, пишет):

– Господин президент! Страна на грани развала! Вернее, не страна, конечно, а лично я, но разве отдельно взятая личность – это не целая страна со своими возможностями, талантами, тараканами, гусями и кризисами?! Почему, господин президент, мою газету закрыли, а издательство, которое издаёт Давыдова, цветёт и пахнет?! Почему?!! Разве это справедливо, одним – всё, а другим пятнадцать сантиметров?! Извините, господин президент, я, конечно понимаю, что это не к вам... Это к доктору. Впрочем, всё – к доктору. К вам – только по существу. А по существу, это как? Вот у меня жена... того... с другом детства... в моей кровати. Вы не могли бы издать закон, согласно которому друга детства в такой ситуации можно было бы на месте, прямо в своей кровати, прямо на жене... шампуром в жизненно важные органы?! Ну да, это не выход. Так в стране никого не останется, может быть, даже вас, господин президент, потому что все мы чьи-то друзья...

Бросает ручку, отодвигает бумагу.

МАМОНТОВ:

– Это не выход. Но хоть одну-то зарубочку на теле друга можно сделать?! Одну малю-ю-ю-юсенькую зарубочку, чтобы она чесалась всю жизнь, и чтобы друг помнил мою кровать, мою жену и меня, его самого лучшего друга Володю Мамонтова! Э-эх! Господин президент, господин президент! Мне осталось жить всего пятнадцать минут. Пятнадцать минут новогоднего праздника в этой убогой, нищей стране, которой являюсь я сам! Вы не в курсе, почему все несчастья случаются одновременно?! Не успел я застукать друга детства с женой, как позвонила дочь и заявила, что она уезжает в Южную Африку спасать редких животных, занесённых в Красную книгу. И уехала ведь! Где только деньги взяла на билет, зараза! Скажите, вы не выдаёте денежные пособия девушкам, которые валят в Южную Африку спасать крокодилов? Правильно, не выдаёте, а то девушек в стране не останется, а редких животных всё равно больше не станет. В общем, где мой первый ребёнок, я точно не знаю. А второго ребёнка я не родил. Ланка говорит – возраст, фигура и всё такое. Я ей – а материнский капитал? Такие деньжищи и мимо! Квартиру расширим, ремонт сделаем, на даче баню построим. А она – на этот капитал два раза в Турцию съездить, а грудь обвиснет. Вот так, господин президент. Теперь она с грудью, и при Давыдове.

(Кладёт портрет жены лицом вниз).

– А я – с самопальной удавкой на шее и без материнского капитала. Нет, всё-таки нужно издать закон, что если найдёшь Давыдова в своей кровати, со своей женой, то с ним и его тиражами можно делать всё, что душа пожелает. Рвать, топтать, плевать, вытирать ноги, расчленять и жарить собаке на завтрак.

Слышится канонада фейерверков. Крики «Ура! С Новым годом!»

МАМОНТОВ

(взглянув на настенные часы):

– Идиоты. Ещё пятнадцать минут до Нового года! Ещё целых пятнадцать минут до моего повешания!

(Читает то, что написал на бумаге).

– Нет, ну что это? «Так в стране никого не останется, может быть, даже вас, господин президент, потому что все мы чьи-то друзья!»

Рвёт написанное, бросает под стол.

Встаёт и включает гирлянду на ёлке.

Ёлка мигает разноцветными огнями.

МАМОНТОВ

(задумчиво):

– Раз, два, три, ёлочка, гори. В детстве я верил, что Дед Мороз знает все мои тайные желания и...

(Наклоняется, шарит под ёлкой, достаёт какой-то свёрток и удивлённо на него смотрит).

– И дарит мне то, в чём я больше всего нуждаюсь.

Разворачивает блестящую упаковочную бумагу.

Из свёртка вываливается длинная верёвка и мыло.

Мамонтов потрясённо смотрит на пол, где лежит набор самоубийцы.

МАМОНТОВ

(хватая портрет жены со стола, шипит ей в лицо):

– Твои шуточки?!! Твои, да?!! Думаешь, я сразу в петлю скакну, если у меня нет жены и работы?! Думаешь... Впрочем, ты всё правильно думаешь.

(Поднимает верёвку и кидает её на стол).

– Только вот верёвка твоя мне не нравится. Синтетика! И, наверное, Китай. Не хочется умирать в китайской синтетике!

Гордо поправляет узел своей удавки, ставит портрет на место, садится.

Диктует себе, но не пишет.

МАМОНТОВ:

– Господин президент, вам дарили когда-нибудь на Новый год верёвку и мыло? А мне дарили. Собственная жена. И ведь что обидно – я точно знаю, она это не сама придумала, это Давыдов ей подсказал! Это его изощрённая писательская фантазия придумала для меня такой извращённый новогодний подарок!

Хватает верёвку, швыряет в ёлку.

Верёвка живописно повисает на зелёных, искусственных ветвях.

МАМОНТОВ:

– Хоть бы пистолет подарили! Или яду хорошего! Нет, боятся потратиться! И это с его-то бешеными гонорарами! Забыл, сволочь, как три раза мне пятьсот рублей не отдал?!! Забыл... Господин президент!

Хватает лист бумаги и быстро пишет.

МАМОНТОВ:

– Вы отдаёте свои долги? И я отдаю. Причём, с бо-ольшими процентами! С огромными! Брал в банке сто тысяч, а отдавать должен двести! Брал на машину, а машина моя теперь – где?! Правильно, в металлоломе. Вчера позвонил какой-то доброжелатель, сказал, что Ланка мне изменяет с моим же другом, в моём же доме. Я в машину прыгнул и помчался по встречке. Навстречу «Камаз» попался... не «Ока», не «Фолькскваген Жук», не квадроцикл какой-нибудь и не снегоход, а – «Камаз»! Точняк ему промеж фар влетел! На мне ни царапинки, но машина в хлам. А кредит ещё платить и платить, лямку тянуть и тянуть, пыхтеть и пыхтеть... А работы нет! Ничего нет!! И не предвидится. Кризис в голове, в сердце и во всём, что ниже. Ничего не могу и не хочу.

Бросает ручку, рвёт бумагу, бросает под стол.

МАМОНТОВ:

– Кризис – это затишье желаний. Можно пересидеть, конечно, забиться в свою норку и пересидеть, только – зачем?! Ведь одно желание всё-таки осталось – повеситься. И я с удовольствием этому желанию отдаюсь, господин президент. Вот только потолки...

(Задумчиво смотрит на потолок).

– Потолки тут безумно высокие. Ну, очень высокие потолки!

(Вскакивает).

– Господин президент, на хрена в нашей стране такие высокие потолки?! Ведь ни одна сволочь летать не умеет! Даже Давыдов. А уж у него – гонорары! М-да-а-а... А до Нового года ещё целых пятнадцать минут!

Хватает гантель, бьёт ею в стену.

В ответ незамедлительно стучит молоток.

Мамонтов бросает гантель.

Садится на пол и качается в такт ударов.

Ёлка мигает.

За окном снова салют.

Тихонько воя, Мамонтов заползает под ёлку.

СЦЕНА ТРЕТЬЯ

Затихнув, Мамонтов неподвижно лежит некоторое время.

Дрожит спиной, словно плачет.

Молоток перестаёт стучать.

Мамонтов поднимается, обнаруживая на лице улыбку.

Встаёт, забирается на диван с ногами, снова смотрит на потолок.

МАМОНТОВ:

– Пятнадцать минут до Нового года! Ещё пятнадцать минут личного и всемирного кризиса.

Спрыгивает с дивана, идёт к столу, хватает ручку, начинает писать размашисто и небрежно.

МАМОНТОВ:

– Господин президент! Вы не знаете, почему сука Давыдова ходит за ним по пятам, а моя всё время норовит сбежать? Когда я говорю «сука», я имею в виду собаку женского пола. Да, мы брали с ним три года назад девочек-лабрадоров из одного помёта, так его девка – Дэйзи, сука, то есть, боится Давыдова даже из виду потерять, а моя... Моя Рэйчел, господин президент, сбежала вчера третий раз за год! Уж я бегал, искал её! Звал. Умолял вернуться, на коленях в лужах стоял! Да, стоял, потому что я люблю её, Рэйчел, как самого близкого человека люблю. Она единственное живое существо на свете, которое лижет мне лицо и приносит тапочки, когда я пьяный.

Перестаёт писать.

МАМОНТОВ:

– Когда я пьяный, мы едим с ней из одной миски, спим на одной подстилке, а утром вместе выходим гулять. Это сближает, господин президент, очень сближает. И вот вчера Рэйчел сбежала. Учуяла кобеля. Или кобель её учуял, я не знаю, как у них там всё происходит в области чувств. Моя маленькая девочка Рэйчел сбежала! Это ли не повод повеситься?!

Понимаете, я в один день остался без жены, без собаки, без дочери, без друга, без работы и без машины! Я без всего остался!

Вскакивает.

МАМОНТОВ:

– Вы понимаете, господин президент, что значит остаться нищим, без будущего, без перспектив и без надежды?! Вы понимаете, что значит остаться без верёвки и с такими вот высокими потолками?!! А Давыдову – всё! И тиражи! И собака! И моя жена! И... Чёртовы сантиметры... Как вы думаете, господин президент, может быть, в них всё дело?!