Ювенилия Дюбуа - Николай Александрович Гиливеря Страница 36

По итогу выходит три сумки. Вполне компактно. Одна на колёсах, вторая на плечо, а третья в руке. Хорошо быть мальчиком, тебе, пацан, особо nahuya и не надо по существу.

Остальную мелочь вроде зубной щетки закину позже. Мусор удалось вынести в три захода. Вот и всё. В комнате прикольное такое эхо.

День отъезда. На часах ровно восемнадцать часов. Мама и отец со мной особо не разговаривают. Волнуются или нечего сказать? В любом случае не смею нарушать тишину. Мне боязно. Уже через полчаса поезд унесёт меня за много тысяч километров и начнётся совсем новая история моей жизни. Какой она будет? Приживусь ли я? Неизвестно, но хочется надеяться… да, всем хочется надеяться, что их ждёт впереди что-то светлое.

Я банален до невозможности, но что тут скажешь? Быть банальным не zahkvarno, когда речь заходит о надеждах и ожиданиях. Тут человек показывает свой коллективный разум сплочённости. Каждому хочется лучшего, просто степень понимания и ощущения этого «лучшего» колеблется в количестве здоровья на человека, валюты и числом почитателей.

Мы идём к вагону. Родители читают мне бесполезную лекцию. Я всё это знаю, но не смею перебивать. Это было бы последним свинством. Стоим. Мама держит меня за руку. Не хочет отпускать. Всё улыбается, но я знаю, что она просто сдерживает слёзы. Отец улыбается, но в нём не чувствуется напряжения. Чего плакать по сыну, когда и ему нужно становиться взрослым. Последний раз крепко целуемся. Обнимаемся. Сквозь краску стыда говорю родителям, как сильно их люблю.

Я захожу в вагон. Занимаю своё место. За окном они. Всё стоят и непрерывно смотрят. Мама плачет, я тоже на грани, но держусь. Не хочу при всех… У меня сильно болит сердце, впервые за всю жизнь. Поезд трогается. Мама пытается поспеть за ним, чтобы хоть ещё раз увидеть своего непутёвого сына.

Противоречивый бес

копьём протыкает мне рёбра,

не видя во мне человека.

Всё верно и всё не в веру

(закат моих терзаемых грёз)

Куплю сигарет у родни в долг.

Вернуть не смогу,

смочь бы скинуть покров

и свет.

Столько лет взятых на что?

Ноль на всё. В суете

забываются слова благодарности

к тем, кто был милосерден

(ко мне?) Именно.

Пастух ведёт овец.

Овцы паства его,

но как быть с тем пастухом,

что не ведёт, а вводит, и тот,

кто не идёт, а беспричинно ходит?

Время не ждёт,

оно на шаг впереди.

Что остаётся?

Выключить свет,

растить дуб, вырезать крест

и нести на Голгофу.

7. Новые декорации, буряты и рок

Чух-чух и все дела. Рельсы стремительно уносят меня из родного города. Вечер, становится не так душно, не считая двух бабуль напротив, обсуждающих внучат. Кстати, еду я в плацкарте на боковушке, где по два места. Билет куплен на нижний стульчак, типа ради стратегического хода конём, если можно так выразиться. Будущий попутчик будет зависеть от меня. Если мне что-то не понравится, то: «Товарищ попутчик, я тут решил прилечь, мне нужно убрать столик и расстелить матрас на койку. Да, я знаю, что ещё день и никто не хочет спать, да и вам, там наверху будет ой как неудобно, но всё же будьте добры, s`ebite nahui!» Остаётся надеяться, что попадётся адекватный и умный человек. Может, будет с кем провести несколько партий в шахматы.

Проходит около двух часов. Остановок чёт не видать. На каждой «пятиминутке» забегает по несколько человек. Честно сказать, рожи заглядывают на огонёк в основном неприятные, типа колхозные. Ни в коем случае не хочу никого обидеть, господа присяжные, но вы поймите меня: когда человек не удосуживается расчесаться, на футболке свежее пятно, а лицо нагло-пунцовое, то кроме отвращения это чучело ничего не вызывает. Грубо, да, но на своём веку я встречал бездомных, которые выглядели опрятней. Так что тут не скрыться под маской бедности, здесь грешок посерьезнее, мать её лень.

Потроха проходят по узкому коридору с vonyuchimi баулами непонятного наполнения, приходится задерживать дыхание. Каждый раз на таких остановках я уламываю вселенную, чтобы она отгородила от такого вот соседа или соседки. Пока что чернушка показывает чудеса, спасибо ей.

Ехать в одиночестве немного нервозно, не с кем перекинуться там типа пустяковым словечком. Самое время заварить себе bih-пакет, да навести чаю. Два раза моя тень мельтешит в коридоре. Сначала заливаем лапшу, относим на место. Затем завариваем чай. Заодно фотографирую расписание остановок, очень уж хочется покурить.

На данную минуту я единственный человек, который жуёт за обе щёки. На меня типа иногда поглядывают, уж не знаю с какой целью. Некомфортно. Будь моя воля, пошел бы есть в сортир, лишь бы не чувствовать тяжесть земок.

Пространство пропитано болтовнёй. Кто общается со своими родственниками, кто успел уже познакомиться с попутчиками и начинает пересказывать всю свою неинтересную жизнь. Создаётся впечатление, будто я единственный человек, сохраняющий словесный нейтралитет.

Через пятнадцать минут остановка. Поезда всегда максимально точны. Останавливаемся. Курильщиков видно сразу, бегут вперед планеты всей. Пытаюсь не отставать.

Свежий ветер приятно обдувает щебень. Горят фонарные столбы, слышны негромкие разговоры и смех. Рядом охотятся последние кровососы. Сигаретный дым аппетитно так затягивается, даря мозгу заветный никотин, короче, обнуляемся. Хорошо. Я бы сказал: романтично. Начинаю чувствовать себя по-особенному, словно я — герой романа.

Остановка полчаса. Зажигаю ещё одну сигарету. В тусклом свете фонарей начинаю всматриваться в окружающий калейдоскоп лиц. Вот толстый старый дядька справа тоже курит. Он ещё типа и высокий, от этого силуэт кажется чуть ли не богатырским, несмотря на возраст. Щёлки глаз маленькие, непонятно, куда он вообще смотрит, но на губах играет лёгкая улыбка.

Справа стоит молодая девчонка, её черты пленят. Ноги и шея в татуировках, за балахоном скрывается грудь чуть больше среднего. Она курит толстые сигареты, параллельно говоря с кем-то по телефону через наушники.

На платформе стоят бабули. За пару часов они успели сплотиться в приличную банду. Теперь их пятеро. А нет, вон ещё две подошли. Семь перхотьпатов. Третья часть с моего вагона, остальные с соседних. Не слышно, о чём они говорят, но судя по спокойному мурлыканью и редких смешочках, они делятся ностальгическими рассказами о своей молодости.

Время проходит быстро.