Станислав Виткевич - Дюбал Вахазар и другие неэвклидовы драмы Страница 37

Л е д и. Ян, вывести эту даму сию же минуту.

Ян, который до сих пор навытяжку стоял у изголовья Эдгара, бросается к Курочке.

О т е ц. Я сам выведу эту даму. Эльжбета, дай руку. Ты по-своему великая женщина.

Под руку идут к двери. Тадзе садится у ног Эдгара.

Э д г а р (лежа). Значит, и вы, отец, против меня?

О т е ц (оборачиваясь на пороге). Не против тебя, а вместе с тобой против жизни. Я жду, когда наконец ты станешь артистом.

Выходят направо.

Э д г а р (по-прежнему лежа). Алиция, спаси меня от него и от себя. (Замечает Корбовского, который стоит в нерешительности, с письмами в руке.) Долой эту каналью! Вон сию же минуту!

К о р б о в с к и й (покорно склоняется; герцогине). А письма?

Л е д и. Можешь их взять себе, господин Корбовский. Чтение этой переписки еще больше осложнит твою больную психику. Прошу. (Указывает на правую дверь.)

Афросья садится в кресло слева. Корбовский колеблется.

Ян!

Ян легонько подталкивает Корбовского к двери. Корбовский почти не противится.

Я н. Ну-ка, Мачек, без фанаберии.

Выходят направо.

Т и п о в и ч (достает из бокового кармана какую-то бумагу и подходит к Эдгару). Господин Валпор, подпишите как попечитель состояния жены. Окончательная редакция устава Theosophical Jam Company готова.

Протягивает ему fountain-pen[39]. Эдгар подписывает лежа.

Э д г а р. А теперь господа, извините, но больше я не могу.

Трое Старцев кланяются, целуют Алиции руку и выходят.

Алиция, умоляю, тебя, начнем новую жизнь.

Л е д и (с улыбкой). Уже не другую, а всего лишь новую?

Э д г а р. Это было невозможно... (Замечает Тадзе, которого до сих пор словно не видел.) Тадзе, сейчас же иди спать.

Т а д з е (вставая). А ты будешь мне верить? Я верю в тебя, ты мой любимый, единственный папа. Я проснулся, когда эта госпожа не захотела быть моей мамой. Я хочу быть добрым.

Л е д и. Я тоже хочу быть доброй.

Э д г а р (не обращая внимания на ее слова, мальчику). Что с того, что ты хочешь, если на дне твоей души зло. Впрочем, надо признать, сегодня я вышел за эти категории. Этика — только следствие существования множества индивидуумов одного вида. Человек на необитаемом острове не имел бы понятия о морали. Иди спать, Тадзе.

Т а д з е. А ты будешь мне верить, папа? О тебе, мама, я не говорю — у тебя двойные глаза. Теперь я знаю, почему мой отец — ты.

Э д г а р. Я хочу тебе верить — точно так же, как ты хочешь быть добрым. (Целует его в лоб.)

Тадзе, не прощаясь с Леди, медленно, опустив голову, идет налево. Афросья встает и следует за ним.

Л е д и (садясь возле Эдгара на кушетку). Ты в самом деле чувствуешь себя как на необитаемом острове?

Э д г а р. Спаси меня, Алиция. Хватит с меня этих титанов. Я поддался соблазну покаяния. Отец против меня вместе с той, с Эльжбетой. Они искушают меня вдвоем. (Говорит лихорадочно.) Впереди еще худший соблазн, которым он меня уже отравил: соблазн стать художником. Я защищаюсь из последних сил, у меня нет таланта, я велик в своем полном ничтожестве. Сегодня жизнь потеряла для меня всякий смысл.

Л е д и. Из-за того, что она ушла, солгав?

Э д г а р (с еще большей горячностью). Нет, нет. Эти мучения... Я не хочу. Я тебе этого не скажу. Защити меня от Искусства, я ненавижу Искусство и боюсь его. Жизнь потеряла смысл, и соблазн становится все сильнее. Я не устою, если ты не защитишь меня. Я не смею тебя просить, у меня все кости болят от этих пыток. Поцелуй меня сегодня по-настоящему — первый раз.

Л е д и (склоняясь к нему). Мне кажется, сегодня я тебя по-настоящему люблю. (Долгий поцелуй в губы.)

Э д г а р (отталкивает ее). И однако, все это ничтожно, ничтожно, ничтожно...

Л е д и (встает, потягиваясь). Величие только во лжи.

Э д г а р (слегка приподнявшись). Ах, значит, и ты против меня? Нас ожидает страшная жизнь.

Л е д и (медленно, четко). Я тебя не покину. Ни тебя, ни Тадзе.

Э д г а р. И мы будем, как приговоренные, тащиться по жизни дальше, до самой смерти.

Действие третье

Та же комната, что во втором действии. Вечер. Горит люстра. Прошло десять лет. Мебельный гарнитур справа. Диван, покрытый чем-то зеленым, слева. Справа, у двери, сложенный карточный столик. Т а д з е, двадцатилетний молодой человек, задумавшись, сидит в кресле слева. Он в серой пиджачной паре. Вдруг начинает нервно стучать правой ногой по полу.

Т а д з е. Когда же наконец кончится этот кошмар! Совсем как пожизненное заключение. Отец требует от меня черт-те чего, а сам — неудачник. Хороший пример. (Встает.) Буду слушаться до поры до времени. Но когда однажды все это лопнет, никому не завидую. Корбовский — вот это был человек. Жаль, что не он был моим отцом! (Прохаживается.) Совершенно забыть даже о существовании женщин! Математика и математика. Что-то дьявольское.

Стук в правую дверь. Входит  Я н.

Я н. Та дама, что была здесь десять лет назад, хочет с вами поговорить.

Т а д з е. Что? (Вспоминает.) Ах! давай ее. Быстрей. Я тогда поступил некрасиво.

Идет к двери. Входит  В о д я н а я  К у р о ч к а, одетая как во втором действии, только в оранжевом свитере, черном плаще и черной шляпе вроде наполеоновской, «en bataille»[40]. Она ничуть не постарела. Зато стала очень соблазнительна. У нее как будто более раскосые глаза и более красивые губы. Все лицо освещено чувственностью, которой и следа не было в первом и втором действии. Волосы коротко острижены и уложены.

К у р о ч к а. Вы господин Тадеуш Валпор?

Т а д е у ш (смущенно). Да, госпожа. Раньше я носил ту же фамилию, что и вы.

К у р о ч к а. Знаю. Это чистая случайность. Из-за этого меня подозревали в том, что я ваша мать. Даже вы сами непременно хотели, чтоб я была ею, и обиделись на меня, когда я отказала. Ха-ха! Что за смешная сплетня! Не правда ли?

Ян выходит улыбаясь.

Т а д е у ш (еще более смутившись). Я был тогда еще мал. Но прошу вас, может быть, вы присядете.

Курочка садится в левое кресло, где он сам сидел; Тадеуш возле нее, левым боком к залу.

Вы даже помолодели, насколько я помню вас по тем временам...

К у р о ч к а (сильно смущена). Да... это индийская йога и американский массаж. Как смешно, ха-ха!

Маскирует смущение смехом. Смеется «во весь рот», широко. Тадеуш пребывает в угрюмой растерянности. Видно, что Курочка произвела на него колоссальное эротическое впечатление.

Т а д е у ш (мрачно). Над чем вы, собственно, смеетесь?

К у р о ч к а (овладев собой). Да, собственно, мой смех совершенно неуместен. (С ироническим акцентом на последнем слове.) А что вы поделываете?

Т а д е у ш. Я? Ничего. Учусь. Математика. Меня мучают математикой, хотя у меня к ней нет никаких способностей.

К у р о ч к а. Это наследственное в вашей семье. Ваш дедушка непременно хотел сделать из вашего отца художника. Но, насколько я знаю, это так и не удалось.

Т а д е у ш. Пока нет. Хотя из-за этого все время происходят недоразумения. (Возвращаясь к теме.) Знаете, возможно, то, что я скажу, будет смешно, но мне так не хватает времени, что я иногда забываю о существовании женщин. Вчера, по дороге на занятия, я увидел какую-то хорошо одетую даму и, даю вам слово, какое-то время не мог понять, что это за существо. Потом до меня дошло, что женщины все-таки существуют, и я был безумно доволен.

Сконфуженно прерывается. Водяная Курочка грустнеет.

То, что я говорю, глупо. Может, вам это кажется ребячеством, но...

К у р о ч к а (снимает шляпу и кладет ее на стол; плащ сбрасывает на ручку кресла; ее лицо проясняется). Ну и что дальше?

Т а д е у ш. Ничего. Вы говорили, у нас есть что-то наследственное. Но знаете ли вы, что я приемный сын своего отца?

К у р о ч к а (смешавшись). Да, знаю.

Т а д е у ш. Хотя иногда я готов поклясться, что вы сами первая назвали его моим отцом. Наверняка так оно и было — я был тогда очень болен.

К у р о ч к а (вдруг слегка пододвигается к нему и спрашивает с бесстыдством). Я вам нравлюсь?

Т а д е у ш (на миг, как говорится, застывает как «громом пораженный»; вдруг, обмякнув, говорит сдавленным голосом). Вы мне страшно нравитесь. Я вас люблю.

Бросается к ней. Она со смехом отталкивает его.