Ольга Степнова - В моей смерти винить президента... (сборник) Страница 37

Звонит звонок в дверь.

Мамонтов вздрагивает и со словами «Кого чёрт принёс?» убегает за кулисы.

Возвращается с огромной корзиной.

Ставит её на стол.

Достаёт из неё шампанское, фрукты, контейнеры с салатами и одноразовую посуду.

МАМОНТОВ

(удивлённо):

– Ну, ни фига себе, Дед Мороз подарочки принёс! Ну, ни фига себе, кризис!

(Открывает один контейнер, начинает жадно есть).

– Ух, ты!

(Открывает второй контейнер, третий. Из всех жадно хватает салаты, глотает, почти не жуя).

– Ну, надо же! Ланка вот точно такой готовила – с курицей, с ананасом и грецким орехом. Вку-у-усно! И откуда Дед Мороз может знать, что это мой любимый сал...

Замирает с открытым ртом.

Хватает телефонную трубку, звонит, поспешно дожёвывая.

МАМОНТОВ:

– Давыдов, это ты, кобель поганый? Позови к телефону мою жену. Да! Я уверен – мою жену!! Позови, или я обвиню тебя в плагиате. Помнишь, у меня в редакции как-то пропала записная книжка?! Я туда забавные случаи из жизни записывал. Так вот, все, все эти забавные случаи есть в твоих грёбаных детективах! Так что, лучше позови мою жену к телефону.

(Некоторое время молчит, набивая салатом рот).

– Але, Лана?! Что за фокусы с Дедом Морозом?! Да, именно с Дедом Морозом и именно фокусы! Какой-то хрен в красном тулупе и с бородой до пояса притащил мне корзину с шампанским и твоими салатами! Да! С твоими! А то я не узнаю твои салаты! Ты ананасы режешь кубиками, курицу соломкой, а орехи толкушкой толчёшь! Я узнал орехи! Узнал курицу! Узнал ананасы! А на бутылке шампанского отпечатки твоих пальцев, я их рассмотрел и идентифицировал! Это неоспоримое доказательство того, что ты решила, будто я голодаю! Сначала Давыдов кладёт мне под ёлку верёвку с мылом, а потом ты, чтобы загладить его вину, присылаешь мне Деда Мороза с подарками! Это гадко, Лана! Подло! Низко!

(Жуёт, пихает салаты в рот, снова жуёт).

– Думаешь, я притронусь к твоим салатам?! Думаешь, буду пить ваше шампанское?! Дура. Дурой была, дурой осталась. Хочешь, тебя порадую? С новым счастьем поздравлю? Наша дочь приезжает из Африки. Не визжи, она не одна приезжает, а с Халубанабусирой. А догадайся сама, кто это! Да, местный житель! Абориген! Наша дочь от него беременна! Бе-ре-мен-на! Ты оглохла, или забыла значение слова «беременна»? Откуда я знаю, кто у него родители? Негры, наверное. Халубанабусиры. Лана, я, собственно, вот по какому поводу звоню...

(Интенсивно жуёт, закладывая содержимое контейнеров себе в рот).

– Я их к себе пустить не могу, поэтому вы с Давыдовым готовьте койко-места. И прописку московскую для аборигена готовьте. Ага, три койко-места и одну московскую прописку, ты не ослышалась. Нет, две прописки, ребёнок же рано или поздно родится. Ну, и ещё там по ерунде приготовьте – коляску, кроватку, няню, памперсы и барабан. Барабан для аборигена, пусть в метро зарабатывает. А ещё... Рэйчел нашлась. Под волкодавом. Как, что она там делала?! Ты – не знаешь?! Я поражён, дай-ка сюда Давыдова! Ладно, ладно, не вой. Собаку я тоже отправлю жить к вам, по крайней мере до родов. Как до каких родов?!! Её под волкодавом нашли!!! Ты не в курсе, что из этого получается?! Ах, в курсе! Ах, ты сама в положении!! Что-о-о?! От меня?!

(Бросает трубку, с хлопком открывает шампанское, пьёт из горла, обливаясь пеной).

– Врёт, зараза. Вернуться хочет. Правильно, ведь Давыдов попрёт её с таким выводком. Как пить дать, попрёт!

Пьёт шампанское. Звонит.

МАМОНТОВ:

– Давыдов! Ты мне три раза по пятьсот рублей должен! А-а... это ты, жена. Слушай, а правда, что у нашего прозаика двадцать два сантиметра? Правда?! Жаль. Я думал, врёт. А ты что, с сантиметром по нему ползаешь? Нет? На глазок? Ну, тогда это неточно, у тебя всегда сантиметр за два идёт. Ну, пока. За салаты спасибо.

Бросает трубку.

Ест.

Пьёт.

Смотрит на часы.

МАМОНТОВ:

– Надо же, а до Нового года всё ещё пятнадцать минут! Э-э-эх!

Сыто и довольно потягивается.

Встаёт.

Лезет на стремянку.

Надевает петлю на шею.

МАМОНТОВ

(гладя себя по животу):

– Хоть поел напоследок. Грустно и неприятно сводить счёты с жизнью на голодный желудок. Грустно и неприятно...

Торжественно крестится справо-налево и слева-направо.

Толкает ногой стремянку.

Гаснет свет, в темноте истерично мигает ёлка.

Слышится страшный грохот и вопль Мамонтова.

СЦЕНА ПЯТАЯ, ПОСЛЕДНЯЯ.

Загорается свет.

Мамонтов сидит на полу с удавкой на шее.

В руках вертит крюк от люстры.

МАМОНТОВ:

– Вот они, проклятые лишние три килограмма... Кризис, не кризис, а нажрал...

Сжимает складку на животе. Встаёт на четвереньки, ползёт к ёлке.

Начинает украшать её исписанными бумагами, предварительно разворачивая их и читая.

МАМОНТОВ

(читает вслух):

– «Господин президент, господин президент, господин президент, господин президент»... Ужас. Бедный господин президент. Я даже не уточнил – какой. Я чуть было не обвинил всех президентов мира в своей насильственной и преждевременной смерти!

Отползает от ёлки, садится за стол.

МАМОНТОВ:

– Опять до Нового года пятнадцать минут! Господи, да что ж это делается-то?! Когда Новый год наступит?!!

Трогает шею. Проверяет петлю.

МАМОНТОВ:

– Если за эти пятнадцать минут я не найду, на чём повеситься, мне в новом году придётся пристраивать волкодавов, воспитывать халубанабусирят, искать новую работу, выплачивать кредит, ремонтировать «Камаз» и обзаводиться новым другом...

Слышится энергичный стук молотка за стенкой.

МАМОНТОВ:

– И менять соседа!

Вскакивает, долбит в стену ногой, припадает к ней ухом. Орёт.

МАМОНТОВ:

– Нет! Я не повесился! Сорвался!

(Слушает ответ, прижимаясь ухом к стене).

– Мне тоже жаль! Слушай, тебе волкодав не нужен?

(Слушает ответ).

– Нужен?!

(Делает жест «Йес!»).

– Сколько-сколько?! Сколько тебе волкодавов нужно? Парочку возьмёшь?

(Слушает).

– Отлично, возьмёт.

(Слушает).

– На меня натравишь?! Гад... Тебе кобелей или сук?!

(Слушает).

– Кобелей? Пятьсот долларов щенок! Берёшь?!

(Слушает).

– Берёт, сволочь. И откуда у людей деньги? Кризис же. Эй, откуда у тебя деньги, куркуль?!

(Слушает ответ).

– Вот ни хрена себе, он запчастями на рынке торгует. Кризис, не кризис, ему по фигу, он кризис только по телевизору слушает. И зачем я учился? Зачем университет заканчивал, диплом получал, карьеру делал? Купил на заводе запчасти по цене производителя, на рынке с накруткой продал, и – никакого кризиса. И никаких великих прозаиков в друзьях! Простые люди кругом! Эй! Если ты такой богатый, почему ты всё время стучишь?!

(Слушает ответ).

– А-а, для души. Второй этаж строит, а то потолки нерационально высокие. Во, даёт! Мою идею украл! Спёр идею! А, впрочем, зачем мне эта идея, если жить пятнадцать минут осталось? Эй, а ты на втором этаже что делать собрался, спальню или гостиную?

(Слушает).

– Детскую. Надо же, детскую. Я тоже мог бы детскую сделать, у меня даже скоро будет для кого... На втором этаже – детская, на первом – псарня. И где люди силы берут, чтобы жить в условиях мирового кризиса? Эй, дятел, ты где силы берёшь, чтобы жить?!

(Слушает).

– На рынке берёт. Он запчасти в три раза дороже продаёт, чем покупает. Слушай, а журналисты на рынке не нужны?

(Слушает).

– Там продавцы нужны. Я не могу продавцом, мне статью всё время хочется написать. Может, ещё какой способ выживания в кризисе подскажешь?

(Слушает).

– Ага, квартиру можно сдавать по часам и по суткам. Влюблённым и командировочным. Кризис не кризис, а уединяться людям где-то надо. И командировки никто не отменял. А гостиницы нынче дороги. Так нет у меня второй квартиры, дятел! Не-ет!

(Слушает).

– А у него есть! Вот поэтому он второй этаж строит, а я повеситься не могу. Слушай, а жена тебе изменяет?

(Слушает).

– У него жена двести килограммов! Её все стороной обходят, обойти не могут...

Хватается за голову.

Ходит по комнате.

МАМОНТОВ:

– Какой я дурак! Какой же я дурак! Бредил карьерой журналиста и женился на самой красивой девчонке курса! А надо было...

(Срывает портрет жены со стены и шипит ей в лицо).

– А надо было на Галке Сорокиной жениться! У неё астма, эпилепсия, псориаз и папа – начальник отдела торговли в мэрии! Давыдов бы никогда не польстился ни на Сорокину, ни на её папу!