Ювенилия Дюбуа - Николай Александрович Гиливеря Страница 38

Свинячьи глазки палят на меня. Насупливаю брови, начиная смотреть на него, как на govno. Petuh скользит взглядом дальше, натыкается на двух бабуль. Завязывается тупорылый разговор, который затягивается на целую вечность. Он спрашивает бабок куда те едут, они честно отвечают. Им хватает «ума» задать тот же вежливый вопрос, и тут понеслось.

Снова слышу одну и ту же историю, только теперь в деталях. Рецидивист говорит мерзко, не думая, часто путается в словах, выстреливает плохо выговариваемыми звуками из своего гнилого рта. После пива его знатно развезло, это прям типа чувствуется. Он говорит, как типичный пьяница, привыкший находиться в подвешенном состоянии.

Не могу сосредоточиться на чтении под его pizdej, поэтому достаю дорожные шахматы. Начинаю играть сам с собой. Замечаю любопытные взгляды людей, но никто не предлагает своих услуг соперника.

Наконец durachok завершает рассказ о своей никчёмной жизни (странно, но он ни разу не упомянул о том, что сидел в тюрьме), затем на весь вагон сообщая что ему нужно отлить. Интересно-интересно. Откладываю шахматы, смотрю ему вслед.

В поезде нормально так трясет, нужно следить за равновесием. Балансировать помогают руки. У petuha одна рука, а ещё он поддатый. Сомнительная походочка. Его хрупкое тельце то и дело резко бросает из стороны в сторону. Если бы не узкий коридор с койками по бокам, то он давно бы улетел nahui. Жалкое зрелище. Durachok доходит до двери туалета, дёргает ручку. Походу занято. Неожиданно он падает с грохотом на пол, при этом ударяясь головой о боковую стенку. Его начинает дико трясти, буквально колбасить на горизонтальном рейве. Я в радостном ahue. SUKA! А Я ВЕДЬ ЗНАЛ! ЗНАЛ! Koncha всегда видно издалека.

На шум поворачивается много голов. Старые перхоти начинают визжать: О БОЖЕ! НА ПОМОЩЬ, НА ПОМОЩЬ! ЧЕЛОВЕКУ ПЛОХО! Поднимают кипиш. Нехотя высовывается проводник. Видит жмура в перспективе.

Пару жён насильно отправляют своих подкаблучно-суженных на помощь. Одна pizda всё продолжает оглядывать свидетелей с выпученными глазами и орать: ЧЕГО ВЫ СИДИТЕ, А?! ИДИТЕ, ПОМОГИТЕ! НУ! Её маленькие глазки пилят мой профиль. Поворачиваюсь, максимально морща ей лицо, но ничего не говорю. Как объяснить тупой корове, что там и так больше людей, чем нужно, коридор слишком узкий, это раз. Даже если бы там не хватало спасателей и было много места, я бы не пошел помогать подобному отбросу, пусть откидывается, это два.

Продолжаю наблюдать за ситуацией с интересом. Шесть рук приволакивают тельце на койку, девчонке приходится отсесть. Взглядом приглашаю её на свободное место.

Рецидивисту плещут холодную воду в лицо. Он приходит в себя. Говорит, что всё нормально, только знобит, а в голове каша. Его штанцы мокрые до носков. Да, товарищ obossalsya.

На ближайшей станции заходят медики. Начинают расспрашивать потерпевшего. Оказывается, мистер биомусор из-за сломанной руки пил прописанные ему таблетки, которые в компании алкоголя спровоцировали эпилептический припадок. Всё могло окончиться благополучно, но засранец выжил на злобу судьбе.

До конца поездки ему советуют пить только воду и особо ничего не есть. Уходят. Konch более-менее оклемался, даже хочет выйти покурить, но его не пускают заботливые пенсионерки.

Вечер. Девчонка забралась на второй ярус своего места. Готовимся ко сну. Ням-ням чёт не хочется. Всё жду, когда захочу под «чух-чух» сделать своё «пи-пи», но организм отказывается играть себе же на руку. Ладно, paskudny ublyudok, посмотрим на тебя завтра с утра. Расстилаю матрас. Время спать. Уже завтра днём я приеду в мегаполис своих грёз.

Утром история повторяется. Снова эрекция, снова нестерпимое желание сходить possat’. Но, чёрт возьми, как замечательно я выспался! Чувствую себя просто потрясающе. Думается, что в следующий раз я просто воткну себе катетер для отвода мочи, и смогу погрузиться в наслаждение с головой без последствий.

Процедура повторяется, только на этот раз в туалет есть очередь. Проваливаюсь мыслями в пустоту. Страдание должно стать фоном. С утра человеки опорожняют кишечники, мочевые пузыри, расчесываются, чистят зубы, пукают, а некоторые умудряются накраситься.

Очередь до меня доходит не скоро. Пока я болезненно пускаю струю, думаю о том, что странная типа штука: за всю жизнь в поезде я не навалил ни одной кучи. Как только оказываюсь в подобной среде, организм начинает считать, что ему не нужно выводить ненужные остатки пищи. Ладно бы был запор, болел живот там с вечными муками и типа бла-бла-бла, но ничего этого нет. Мистика.

Завтракать не хочется. До прибытия остаётся совсем немного. Включенный телефон сообщает, что мы уже въехали в область. Немного волнительно. Ещё позавчера ты был у себя, знал каждый худой уголок. Знакомые там лица на улице типа попадались каждые четверть часа. Всё тебе было знакомо с детства, а сегодня окунёшься в неизвестность, сынок.

Гигантский город с чужими на перевес, кроме парочки друзей, где без карты не сделать и шагу. А если что со здоровьем? Слишком много мороки в чужих больницах, где ты не числишься. Ещё вон постоянно иметь при себе паспорт, дяди легаши не дремлют. Заметка на будущее: будь осторожнее с законом.

Последние часы сижу, втыкаясь взглядом в книжку. Koncha уже нет на месте. Походу доехал ночью. Девчонка на месте, значит едет до победного. Погода стоит отличная. Появляется связь, правда телефон на последнем издыхании, особо не позалипать.

Пишу Р., напоминая, что он должен встретить меня в полдень с копейками. Он только и пишет: «угу». Понятно, этот zasranec как минимум опоздает, как максимум — забудет.

Поезд пересекает крайнюю черту. На корочках ничего интересного, одни промзоны, да ветхие дома. В такие дебри туристов не водят. Вот центр — другое дело.

Люди начинают нервничать. Одной бабке взбрендило метнуться со своей сумкой ближе к выходу, хотя ехать нам ещё добрых четверть часа, но этого достаточно, чтобы народ зашевелился, начав торопиться пропихнуться к выходу.

Думаю: «idioty», а сам уже с сумками стою в общей очереди и не понимаю, как это случилось. Общая атмосфера, ах ты ebanaya овца! Ну да ладно, я тоже подутомился сидеть. Последние минуты перед финишем — самые долгие и мучительные. Тела в ожидании. В воздухе витает возбуждение.

Оглядываюсь. Мордочки таинственно улыбаются, смакуя приближающейся момент. Да, я бы тоже не прочь посмаковать, но я изрядно нервничаю. Вот вагон замедляется, появляется перрон, а на нём заискивающие лица встречающих. Кто-то уже увидел знакомого или родственника. Р., как и ожидалось, не успел. Спасибо, брат, всё как надо.

Выталкиваюсь на перрон. Народа просто тьма. Оглядываюсь