Лев Славин - Интервенция Страница 4

Лейтенант. Это не может быть ничье!

Селестен. Оно влетело в окно. Как муха.

Лейтенант. Вообразите, Селестен, что с вами говорит ваша мать. «Сын мой, – говорит она, – ради моей чести, ради чести Селестенов, расскажи мне, кто принес в казарму эту бумажку». Что бы вы ответили своей старой матери, Селестен?

Селестен. Я ответил бы ей: «Катись к чертовой матери, старая хрычовка. Что ты суешь всюду свой вонючий…»

Лейтенант. Вон! Я с вами еще поговорю! Жув!

Селестен уходит. Входит Жув.

Садитесь, пожалуйста, мсье Жув.

Жув. Благодарю, мой лейтенант.

Лейтенант. У вас есть семья, Жув?

Жув. Жена и двое малышей, мой лейтенант.

Лейтенант. И как им живется, Жув?

Жув. Плохо, мой лейтенант. Жена пишет, все из дому продано. На фабрике платят гроши. Дороговизна…

Лейтенант. И вы им не помогаете?

Жув. А что у солдата есть? Вши? Раны?

Лейтенант. По-вашему, десять тысяч франков – приличная сумма?

Жув. Восхитительная, мой лейтенант.

Лейтенант. Вы можете ее заработать, Жув.

Жув. Нет, не могу, мой лейтенант.

Лейтенант. Это нетрудно, Жув.

Жув. Это невозможно, мой лейтенант.

Лейтенант. А я вам говорю, что вы ее заработаете.

Жув (кричит). Ни за что не заработаю!

Лейтенант. Букву «П» знаешь?

Жув. Да, мой лейтенант.

Лейтенант. Вздерну, как собаку!

Жув. Нет, мой лейтенант!

Лейтенант. Вон! Марсиаль!

Жув уходит. Входит Марсиаль.

(Потрясая листовкой.) Откуда здесь это?

Марсиаль. Я ничего не знаю, мой лейтенант.

Лейтенант. Ах, ты не знаешь? Вещи у тебя здесь есть?

Марсиаль. Да, мой лейтенант.

Лейтенант. Семья на родине есть?

Марсиаль. Есть…

Лейтенант (подвигая бумагу). Пиши адрес семьи. Твои вещи ей отправим.

Марсиаль. Но они мне нужны!

Лейтенант. Мертвым вещи не нужны.

Марсиаль. Так я же не мертвый!

Лейтенант. Будешь. Завтра. В это время.

Марсиаль. Мой лейтенант! Я не хочу.

Лейтенант. Ну так говори – кто это принес?

Трус бледнеет.

Марсиаль. Я его не знаю… Какой-то сапер…

Лейтенант. Что он говорил? Смелей, Марсиаль, ты славный парень, хоть и похож на дурака.

Марсиаль. Я не слышал.

Лейтенант. А ты слышал про контрразведку? (Берет трубку.) Станция! Дайте контрразведку!

Марсиаль. Не надо! Я все расскажу!

Лейтенант. Ну?

Марсиаль. Тут был русский. Его привел солдат сто семьдесят шестого полка…

Лейтенант. Подожди. (Записывает.) Я сейчас на тебя нарочно крикну. Понимаешь? Для них. (Кричит.) Ага, ты не говоришь?! Сволочь!

Марсиаль. Я говорю, я все говорю!…

Лейтенант (тихо). Молчи, идиот! Это нарочно. Кричи: «Я ничего не знаю, отстаньте!» Ну, кричи.

Марсиаль (кричит). Я ничего не знаю!

Лейтенант (тихо). Как зовут русского?

Марсиаль. Мишель…

Лейтенант (кричит). А, ты не говоришь?!

Марсиаль. Я же говорю: Мишель.

Лейтенант. Идиот. Он вам дал эту бумажку?

Марсиаль. Он нам дал ее.

Лейтенант. Припомни: не случалось ли кому-нибудь из вас получать такие бумажки от одной русской девушки на бульваре, довольно хорошенькой, небольшого роста и с нежным голосом?

Марсиаль. Я не знаю никакой девушки.

Лейтенант (кричит). Я тебя отправлю подсуд!

Марсиаль (кричит). Я не боюсь вашего суда!

Лейтенант (тихо). Ага, понял наконец. Этот русский Мишель, он вас звал куда-нибудь?

Марсиаль. В кафе.

Лейтенант. Адрес?

Марсиаль. У моря где-то.

Лейтенант. Когда?

Марсиаль. В один из вечеров. (Кричит.) Вы мерзавец!

Лейтенант. Ну, ну, не слишком. Ты пойдешь в кафе и обо всем мне. доложишь. Я позабочусь, чтобы тебя наградили. (Уходит.)

Вбегают Селестен и Жув.

Селестен. Ну что?

Марсиаль. Он сволочь! Он крозил, что меня повесят. Но я ему ничего не сказал. Он от меня получил! Жув. Молодец, товарищ!

Жув и Селестен жмут Марсиалю руки.

Картина третья. РУЖА HETTA…

Судостроительная верфь Ксидиас. На море качаются понтонные бочки, охватывая заводскую бухту. Эллинг. Строения с вывесками «Меднокотельный», «Шлюпочный», «Такелажный», «Контора». Всюду валяются котлы, бочонки со смолой, связки канатов, шлюпки, обращенные вверх килем В конторе: мадам Ксидиас и состоящий при ней Петя, здоровый хлопец, пытающийся отпустить себе бороду.

Снаружи гул толпы.

Ксидиас (продолжает говорить по телефону). Я прошу вас, господин лейтенант, чтобы отряд пришел на час позже условленного. Я попытаюсь предварительно поговорить с рабочими сама. Что? О, не беспокойтесь, господин лейтенант. Я умею разговаривать с простым народом… (Кладет трубку.) Лучше, чем ты, дурак. (Обращается к Пете.) Впусти забастовщиков.

Петя. Они очень возбуждены.

Ксидиас. Я тоже очень возбуждена! Впусти забастовщиков!

Входят Maцко – рабочий помоложе. Левит – рабочий постарше, Степиков.

Прервать работу в такой момент! Когда корабль уже наполовину готов! Когда заказчик лопается от нетерпения! Когда все газеты трубят об искусстве верфи Ксидиас!…

Мацко. Нам не нужно, чтобы нас хвалили. Нам нужно, чтобы нам платили. Рабочие голодуют.

Ксидиас. Нам всем плохо. Временная экономическая депрессия, вызванная девальвацией рубля вследствие бумажной эмиссии…

Мацко. Не крутите нам пуговку, хозяйка! Рабочие ждут. Мы хотим слышать ваш ответ.

Ксидиас. Кто вы такие в конце концов?

Левит. Мы – завком!

Ксидиас. Никакого завкома! Завкомы, райкомы, группкомы… Проснитесь! Я добрая женщина. У вас жены, дети. Но я могу рассердиться.

Степиков. В таком случае, ребята, о чем толковать? Забастовка.

Ксидиас. Степиков, я ж давно тебя уволила с верфи! Петя, кто его сюда пустил?

Петя разводит руками – жест бессилия.

Ксидиас. Взяли кого-нибудь на его место?

Петя. Никого.

Ксидиас. Почему?

Петя снова бессильно разводит руками.

Левит. Союз металлистов объявил его место под бойкотом.

Ксидиас. Может быть, я умерла, господа? И мне все это снится? Скажи – я умерла?

Петя. Нет.

Левит. Был заключен колдоговор. Вы его подписали? Да. Вы его выполняете? Нет.

Ксидиас. Господа, я не знаю, известно ли вам, колдоговора признаны отныне недействительными.

Мацко. Кем?

Ксидиас. Союзным командованием. Господа, союзники не будут с вами цацкаться, как я.

Левит. Где прибавки на дороговизну?

Ксидиас. Забудьте.

Левит. Восьмичасовой рабочий день?

Ксидиас. После моей смерти.

Левит. Страховые взносы?

Ксидиас. Штуки!

Левит. Возвращение уволенного кузнеца Степикова?

Ксидиас. Вот мои требования. (Кладет на стол бумагу.) Сообщите их рабочим. Нет, мне не нужно посредников! Я сама поговорю с моими рабочими!

Она выходит на просцениум и обращается к зрительному залу. Она ораторствует со свойственным ей горячим и низменным красноречием, фамильярничая и угрожая.

Вы хотели видеть хозяйку – вот я! Я не из тех белоручек, которые сидят дома – и управляющие приносят им доход на подносе. Я простая. Я не училась в гимназиях. Я не знаю всех этих географий, шмеографий. У меня грубые руки. Мой дед был рыбак!…

Maцко. У нее грубые руки? Посмотрите, какие кольца на этих грубых руках! Что она поет про свое пролетарское происхождение! Ты лучше колдоговор выполняй. Ты простая? Так слушай, как простые разговаривают. В семнадцатом году мы тебе подшибли хвост, а теперь, через два года, ты опять голову подымаешь, когда Антанта пришла? Мы не посмотрим на нее, что она Антанта. Мы знаем: в Советской России рабочий – хозяин…

Ксидиас. В Советской России?! Мне смешно, рабочие. Там народ разбежался. Взорвали Кремль. Поезда ходят на конной тяге. Вот он чихнул – я говорю правду! Я удивляюсь на вас, господа. Вы бросаете работу. Вы знаете, чья это работа? Это транспорт для перевозки иностранных войск – военный заказ. Шутите с союзниками? Ну, вы такие герои, что согласны, чтоб вас всех перестреляли. Но ваши жены и дети неповинные – они же без вас помрут с голодухи!…

Левит. Товарищи, это уже новость. Мы строили судно для каботажных рейсов. Оказывается, оно для перевозки интервенции. Так мы его не выпустим с верфи!

Мацко. Лучше потопим его!

Степиков. Вместе со старухой!

Ксидиас. Рабочие! Два года вы занимались революцией. Хватит! Я хотела с вами добром. Но, видно, вас надо силой. Так слушайте: ваши требования – вот. (Рвет бумагу.) Стать на работу! Не ставшим – расчет! Колдоговор, прибавки, восемь часов и прочие штуки больше в природе не существуют!

Степиков. В таком случае, ребята, о чем толковать! Забастовка.

Ксидиас. Не слушайте комитетчиков! Облагоразумьтесь! Пожалеете, рабочие!

Рабочие ушли. Молчание.