Альбертас Лауринчюкас - Последняя просьба Страница 4

Марта. Но пусть подаришь его мне ты!

Джордж, улыбнувшись, берет у Марты часы, переводит стрелки. Марта завороженно смотрит на его руки.

Какие у тебя пальцы!

Джордж. Пока не дрожат.

Марта. Ты хороший хирург?

Джордж. Надеюсь, что да. Готово. (Надевает часы ей на руку.)

Марта. Хороший, конечно. Иначе бы ты не взялся оперировать Сьюзен. Она такая тоненькая и чуткая. Как стебелек. Фреда можно понять. Он ведь никого не видит, кроме нее.

Джордж. А Дэвид? Он понравился тебе?

Марта. Больше всех. Но только не сразу. Вначале подумала: что за мрачный тип? А потом он улыбнулся… Его, наверное, дети любят.

Джордж. Еще бы! Виснут у него на шее, как только войдет в дом. Все пятеро.

Марта (удивленно). Пятеро?

Джордж. И все девочки.

Марта. Правда? (Смеется.) Хемингуэй писал – это признак мужской силы.

Джордж. Ему можно верить! Между прочим, мы пятнадцать лет работаем с Дэвидом. Когда куплю клинику, обязательно заберу его.

Марта. Он тоже врач?

Джордж. Не совсем. Медицинские приборы делает, инструменты. Причем нестандартные, требующие ювелирной работы.

Марта. Золотые руки?

Джордж. Вот именно. Знаешь, кстати, сколько стоят его руки?

Марта. У них действительно есть цена?

Джордж. Конечно. Правая – триста тысяч долларов, левая – двести.

Марта. Я что-то не пойму. Он продавать их собрался?

Джордж. Зачем? Это страховка. Если что-нибудь случится с руками, ему выплатят.

Марта. Почему больше за правую?

Джордж. Говорит, что ею чаще гладит дочерей.

Марта. Они, по-моему, оба – и он, и Мери – для детей только и живут. Она чудесная, правда? Мы обязательно подружимся с ней. И с Сьюзен.

Джордж. Если нормально пройдет операция.

Марта. Ты не уверен?

Джордж (неохотно). Надо кое-что уточнить с диагнозом. А этот… – Аллен? Как он тебе?

Марта. Самый странный из всех. У него руки дрожат. Много пил?

Джордж. Это тоже было. Но дрожать они могли бы и по другим причинам… Прожить такую жизнь… Он ведь писателем был в Литве. Начинающим, правда, только одну книгу выпустил.

Марта. Ты читал ее?

Джордж. Здесь уже. А там только слышал о ней. Фразу даже из одной рецензии запомнил: «Обостренное чувство литовского слова…»

Марта. Почему же он здесь не пишет?

Джордж. Это уже политика, а я не вмешиваюсь в политику. А знаешь – Аллену я многим обязан. Дядя его жены в Чикаго нашел для него работу в пошивочной мастерской. Аллен уступил ее мне, сам устроился уборщиком в метро.

Марта. Я не понимаю, Юргис. Почему в мастерской? Ты ведь врач, был врачом…

Джордж. Я это доказал в конце концов. Выучился и доказал. А пока учился, туговато, конечно, приходилось. Кем только не работал! Носильщиком в порту, мойщиком стекол, посуду мыл… потом вот мастерская. Я им доказал, Марта. Видишь, этот дом, сад, автомобили в гараже – все это мое, наше с тобой. Если бы ты была рядом, я бы еще раньше добился всего. Я бы не восемнадцать, двадцать четыре часа в сутки работал! Ведь знаешь, иногда такая тоска подступала. Зачем? Ради кого? Ведь тебя же нет. И все-таки я жил, а значит, и вера во мне жила, вера во встречу нашу, Марта.

Марта. Юргис!

Джордж. Что?

Марта. Мой Юргис! Любимый мой!

Джордж. Господи, уже совсем рассвело. Ты так и не прилегла. Может быть, все-таки выпьешь? (Указывает на коробочку со снотворным.)

Марта. Нет, нет. (Направляется в комнату.)

Джордж. Куда ты?

Марта. Сейчас. (Уходит в комнату и тут же возвращается с каким-то предметом, который прячет за спиной.)

Джордж. Что это?

Марта. Угадай.

Джордж. Подарок? Из Литвы?

Марта (кивая). Угу.

Джордж. Галстук?

Марта (морщась). Нет.

Джордж. Трубка?

Марта. Нет.

Джордж. Ты привезла мне счастье.

Марта (вытаскивает из-за спины и протягивает Джорджу пластинку). Я хотела бы… очень хотела, чтобы это было так.

Джордж. Какая старая! Наверное, очень, ценная, да?

Марта. Ты не узнал?

Джордж. Это ведь… это ведь наша свадебная пластинка.

Март а. Вспомнил!… Ты вспомнил!

Джордж (подходит к проигрывателю, включает его). Мы будем танцевать. Как тогда, в Куршенае. Хочешь, куплю тебе белое платье? Ты должна быть в нем – у нас еще не кончился медовый месяц. (Наклоняется над проигрывателем.)

Марта. Что?

Джордж. Не получается. Они не приспособлены, эти современные проигрыватели.

Марта. И ничего нельзя сделать?

Джордж. Завтра. Я куплю патефон. И белое платье. Уже сегодня. А пока… Тише! (Неуверенно, сбиваясь, напевает мелодию. Потом его голос становится тверже.) Правильно?

Марта. Ты ничего не забыл.

Джордж обнимает Марту. Напевая, кружатся в танце

Ты мой… Единственный мой! Ночь еще не кончилась. Пусть это будет наша ночь.

Кружась, они задевают столик. Падает ваза с цветами, Джордж наклоняется, чтобы поднять ее.

Потом… Все потом… Идем!

Затемнение

Та же гостиная. Обстановка не изменилась, только на столе стоит граммофон с большой трубой. В комнате Джордж, Сьюзен, Фред и Давид. Подавленная горем Сьюзен забилась в кресло. Фред держит ее за руку. Джордж наливает в стакан воду, протягивает Сьюзен таблетку.

Джордж. Выпей.

Сьюзен. Господи, зачем?

Джордж. Выпей.

Сьюзен дрожащей рукой берет таблетку, пьет. За окнами шум подъезжающего автомобиля. В комнату входит Марта, радостно возбужденная, с покупками в руках.

Марта. Здравствуйте, Фред. Сьюзен, добрый день! Так рада видеть вас всех. Джордж, почему ты не предупредил?

Джордж. Я не знал.

Марта (выкладывая покупки). Я сварю кофе. Будем пить с яблочным тортом. А где Мери, Дэвид? По-моему, вы просто прячете ее. Передайте, что я соскучилась. Пусть с девочками приезжает. Да, Джордж, кредитная карточка «америкен экспресс» просто чудо. Никто не требует денег. Куда ни зайдешь, оказываешься в окружении целой свиты. Что только не предлагают. Отказаться невозможно. Я даже поводок для болонки купила. Понятия не имею, зачем, если нет болонки. (Смеется.) А сегодня в магазине Мейси знаете что предложили? Авторучку для самообороны. Слышали? Оказывается, не ручка вовсе, просто форма такая – револьвер, заряженный слезоточивым газом. Спрашиваю: «От кого мне обороняться?» – «От мужчин, разумеется». – «Меня могут с кем-то спутать?» – «О, то, ради чего они нападут, ни с чем спутать нельзя». – «Что же это?» – спрашиваю. «Вы молоды и так обворожительны». Я, естественно, сделала оскорбленное лицо, демонстративно удалилась. Села в машину, чувствую – никакой обиды. Они солгали, конечно, но, оказывается, не всякая ложь бывает для женщины неприятной. Как вы считаете, Сьюзен? (Только сейчас замечает выражение лица Сьюзен.) Простите, я не обратила внимания…

Сьюзен. Нет, нет, ничего. Так даже лучше.

Марта. Что с вами?… Фред!

Фред, пожимая плечами, молчит.

Джордж, ты можешь объяснить?

Сьюзен. Так, мелочи в общем. Ваш муж вынес мне смертный приговор.

Марта. Я полагаю, это шутка. Если так, Джордж, прости, но ведь это даже ниже уровня магазина Мейси.

Сьюзен. Это не шутка, к сожалению.

Марта. Не понимаю… Ничего не понимаю… Джордж!

Дэвид. Ваш муж установил теперь другой диагноз…

Марта. Это не позвоночник?

Дэвид. Позвоночник, конечно. К сожалению, не то, о чем думали. Это не разрушенный хрящ. Опухоль. Костная опухоль. Она растет из позвоночника, сдавливает нервные корешки. Отсюда опоясывающие боли.

Марта. Но она ведь доброкачественная, правда?

Дэвид. Увы!

Сьюзен. Увы!

Марта. Это вам Джордж сказал? Джордж?… Но ведь он ошибиться мог.

Джордж. Я мог. Но аппаратура Дэвида безотказна.

Марта. Но если даже так… Есть хирурги. Они прооперируют, удалят.

Джордж. Это опухоль позвоночника. Она неудалима, к сожалению.

Дэвид. Невыполнима технически.

Джордж. А подбор донора для Сьюзен практически невозможен. Мы пробовали.

Марта. Замолчи!

Дэвид. Марта!

Марта. И вы замолчите. Все. Это невыносимо слушать. Вы как в анатомическом театре… Если вам так нравится мучить ее, выберите другое место.

Сьюзен. Вы неправы, Марта, неправы. Это нелегко слышать, зато это правда… Я должна знать правду. Чтобы знать, как быть дальше.

Дэвид. И мы все должны помочь ей. Ты слышишь, Фред? Все. И ты тоже. И не сиди, как будто тебя стукнули по голове пустой бутылкой. Это еще не сегодня случится. И не завтра.

Фред (пытается улыбнуться). Конечно… Это еще так не скоро.

Сьюзен. Когда же?

Марта. Сьюзен, милая, я уверена, все изменится.

Сьюзен. Я хочу знать, сколько мне осталось.

Джордж. Если как следует облучиться, я думаю, года полтора.

Сьюзен. Полтора года? Восемнадцать месяцев… В месяце четыре недели. Фред, сколько недель я буду жить?