А. Замараев - Собачий кайф Страница 4

Наконец, дошла очередь и до Телагина. Он тихо забрал грамоту и быстрым шагом направился к Андрею.

– Фуф, ну, вот и всё. Можно и по домам. – Облегчённо сказал он.

Ночной город встретил ребят красочно и радушно. Они жадно вдыхали чистый воздух, пропитанный запахом мокрого асфальта, смотрели на сверкающие огни аптек, магазинов и окон домов. Андрей был рад за Тиму и даже немного ему завидовал. «Да, я и правда завидую ему… что ж я за человек такой! – но потом с облегчением выдохнул, – ну, хотя бы не вру себе…».

– Слушай, а почему ты не хочешь переехать в общежитие? – Вдруг спросил Андрей.

– Да чёрт его знает, сопьюсь я там с таким контингентом. Мне уютнее одному, в «Сове», да и травы в общаге не покурить нормально, понимаешь?

– Ну да, весомый аргумент.

– Кстати, ты не забыл? – Улыбнувшись, спросил Тима, спустя пару минут.

– О чём?..

– Сегодня – день зарплаты! Пошли в «Сову» заглянем, отстегну тебе деньжат.

«Ну конечно! Как я мог забыть о самом главном!», – обрадовался юноша, и парни направились в кофейню.

Отсчитав купюры, Тима вручил деньги счастливому Андрею и произнёс нараспев:

– Эх, гуляй-разгуляй, Волынски-ий!.. А-а теперь прова-али-и-вай, я спа-ать хочу.

– И тебе добрых снов.

Глава третья

Сменялись дни, тучи уплыли, и над улицами города засияло солнце. Друзья в свободное от работы время вырывались на улицы и в парки города, чтобы потренироваться в навыках рисования. Лёгкие, но меткие линии хорошо передавали плавные движения фигур людей, изгибы деревьев и кладки узорчатых домов. Возвращаясь в квартиру, Андрей приступал к натюрмортам, домашнему интерьеру. На листах бумаги он запечатлел сорванные ромашки в бутылке из-под вина, рядом с которыми лежали кухонный нож да скалка, сидящую на матраце белую кошку, которая смотрела на летящих птиц за широким окном, нарисовал свою спальню со всех возможных ракурсов и изобразил светящуюся красным цветом лава-лампу, которая отдавала тёплые блики на стену, картину с цветком и полку с книгами. В общем, за последние полторы недели Андрей отрисовал всё, что только можно было отрисовать в его маленькой квартире. За день до экзамена, с самого утра, Андрей решил сходить в гости к Дмитрию, не забыв прихватить с собою паспорт.

Дима жил в четырёхэтажном общежитии вместе с младшей сестрой и матерью, а так же с таксой Кнопой. Квартира была небольшая: одна комната – зал, где спали мать Белькова и его сестра, другая – каморка, где жил Дмитрий, которая в то же время была и ванной комнатой. У подъезда расселись жители первого этажа – азербайджанцы; самый главный из них был худощавый Надир. Он глухо сидел на героине, зрачки его всегда были сужены, а фиолетовые точки от уколов на руках и ногах он даже не скрывал.

– Э-э, чего до сих пор не подстригся, ш-шакал? – Грозно произнёс он и чуть привстал. Двое его близких друзей зашевелились, заговорив на своём языке. Остальные ехидно посмеивались.

– Да что-то времени всё никак не найдётся… – замямлил Андрей.

– Да что ты говоришь, дарагой! – Надир сплюнул зебак, схватил юношу за плечо и звучно проговорил ему в ухо, – ещё раз увижу твою морду и да Аллах будет мне свидетелем – р-разорву тебя, суку, на части…

Произнеся это, Надир вдруг добродушно рассмеялся и смех его эхом прошёлся по компании. Надиру нравилось приставать к прохожим, которые, по его мнению, не могли дать обидчику сдачи.

– Да прахади, прахади, чего стоишь…

Но особенно Надир любил щекотать нервы Андрею, хотя Диму не трогал, потому что тот жил с ним в одном доме; он считал юношу «братом по несчастью».

Дверь подъезда была выбита то ли жильцами общежития, то ли их друзьями с месяц назад, и никто так и не взялся ставить новую. Войдя внутрь, Андрей вдохнул кислый запах помойки и спирта, смешанного с ароматом жареной картошки из соседней квартиры. На втором этаже молча курили подозрительные люди в спортивных костюмах, сверкая алыми разбитыми казанками. Вот и заветный третий этаж. Звонок в дверь.

Послышался собачий лай, и Дима открыл дверь. Дома никого не было – мать на сутках, сестра после школы должна была гостить у бабушки.

– П-привет, проходи. – Сказал Дима, пока Андрей разувался в общем коридоре, затем прошёл в покои и, заламывая руки, продолжил, – ну, волнуешься перед экзаменами? Я т-тоже… вдруг там внеконкурсных мест б-будет мало? Н-надо будет порисовать, что ли… к экзамену п-поготовиться.

– Ну, как знаешь.

– Тогда порисую вечерком и…

– А может, стоит отвлечься? – Перебил его Андрей. – Я с собой кое-что принёс… – И достал из паспорта две марки ЛСД.

Дмитрий думал-думал, а после озорно улыбнулся.

– Держи. – Сказал Андрей и протянул другу марку.

Кнопа с интересом глядела на двух друзей. Закинув марку под язык, Волынский улегся на кровать и принялся разглядывать светло-зелёные стены зала, белую деревянную дверь, за которой виднелся край ванны и шкаф с одеждой – комната Димы, затем перевёл взгляд на рыбок, что бездумно плавали в небольшом прямоугольном аквариуме и снова посмотрел на стену. И так по кругу. В это время Дима сидел за компьютером матери и поочерёдно включал разную музыку. Треки «Дельфина» сменялись группами «White Stripes» и «Doors», за ними следовали песни «АукцЫона»…

Спустя несколько минут, Андрей приметил, что солнечный луч, пробившийся сквозь прорезь волнистых штор, стал отдавать подозрительно кисло-жёлтым цветом. «Непорядки», – подумал он.

– Дим, ты тоже это видишь?

– Ч-что именно?

И Андрей рассказ ему о странном солнечном луче.

– Д-да нет, вс-сё с ним нормально… – промолвил Дмитрий.

Он поднялся со стула и принялся расхаживать по комнате, о чём-то думая. Мысли в его голове ускорились, ножом они резали сознание Димы. Это его испугало, и он прилёг на кровать рядом с другом, чтобы притупить поток мыслей.

Андрей разглядывал шевелящиеся узоры на стенах, и, от пёстрых бликов и звонкого пения птиц за окном, ему стало радостно и тепло на душе. Он еле как подошёл к компьютеру и попытался набрать на клавиатуре группу «Dead Can Dance», но буквы вдруг ожили и запрыгали с одной клавиши на другую, Андрей по памяти натыкал название и быстрёхонько добавил его в плейлист. «Отлично!», – Обрадовался он.

Дима тем временем растёкся поперёк кровати. Ему казалось, что на него надвигается нечто непонятное. Стены вдруг завибрировали, под шторой всё полыхнуло дьявольски красным цветом, словно открылся портал в ад. Из отверстий в розетках выползали переливающиеся фракталами змеи. Извиваясь, они скатывались по стене прямо к кровати, отдавшись общему ритму вибраций стен и шума из красного ада. Дима не мог и не хотел даже пошевелиться и змеи, шипя, спиралью проползли по его рукам и скрутились под футболкой в области груди в ледяной клубок.

Андрей погрузился в музыку, он закрыл глаза и увидел, как она сияет разными кислотными цветами, из фракталов собиралась цельная, поражающая воображение движущаяся картина. Сначала это был просто сосновый лес, но затем в нём появились многоголовые красно-коричневые добродушные звери, у них были глаза словно озёра, носы, как у собак, под их лапами трещали и подпрыгивали красные блестящие глазастые ракушки. Где-то вдалеке слышались смутные людские стоны – должно быть, это Дима. Затем всё изменилось. Наступила ночь, лес полыхнул пламенем и красно-оранжевый дым, клубясь, улетучивался в лунное небо, стянутое тучами. В страхе звери побежали из леса, где-то вдалеке, горящие кислотными цветами, со скрежетом ломались деревья. Послышался ужасающий громкий рёв и осатанелый топот ног. Нечто наступало всё ближе и ближе. Через несколько секунд из горящего леса вышло оно, внушающее страх и ужас. У него было несколько пар запачканных кровью ног, которые стояли на загнивающих и горящих трупах зверей и людей, тело было тёмно-синим, с эрегированным членом, множество левых рук держали копья, топоры, мечи, а множество правых – держали оторванные человеческие скорченные от ужаса головы и длинные арканы. За спиной существа развевался кровавый плащ. Около десятка трёхглазых голов яростно и оскалено смотрели в душу Андрея, словно испытывая его на прочность, и самая злостная, самая мерзкая голова была бычья. Широкими ноздрями она выпускала жаркий пар, её рога направились в сторону парня, ноги и руки чудища были готовы к атаке… Нечеловечьим голосом оно что-то неразборчиво произнесло, отчего юноше стало, мягко говоря, не по себе.

Андрей в ужасе открыл глаза и наваждение пропало. Но осталось чувство неизбежной кончины, чувство того, что его собираются убить, раскромсать на части. Он посмотрел на Диму: всё виделось зернистым, дрожащее лицо то и дело изменялось, изредка, когда он сворачивался на кровати, обхватив колени руками, светились ярким зелёным цветом его глаза. Вдруг он резко встал и злостно выпалил: