Александр Коган - Тонкая фаза и кое-что еще (сборник) Страница 4

Громовержцев. Кузьменченко. Но он сейчас в отпуске. За него Белкина Софья Павловна, наш технический секретарь. Очень деятельный товарищ и в курсе, кстати, всех наших дел. В общих чертах в курсе, конечно.

Охрименко. Вот и отлично. Включите и ее в приемную комиссию. А мы посмотрим сейчас, кто от нас. Минуту. (Берет телефонную трубку.) Алло! Сергеев? Кто там у тебя, в отделе науки, курирует НИИ Спецсон? Свистуненко? Лады, пусть подойдет завтра к Маркизову, получит кое-какие указания. (Вешает трубку.) Конечно, этому делу надо бы придать и общественный резонанс! Подключить прессу, радио… Но это попозже. Проведем эксперимент, получим официальный результат, тогда и подключим кого надо. А пока молчок. Ясно? Все, товарищи, на сегодня.

Маркизов и Громовержцев встают.

(Пожимает Громовержцеву руку и, не выпуская ее, спрашивает.) Кстати, когда думаешь провести это мероприятие? (Не дождавшись ответа.) А неплохо бы к Первому мая. Первомайский подарок стране от ученых, так сказать! Как? Договорились? Ну и ладно! Будь здоров, бывай.

Громовержцев, собираясь уходить, кладет в чемоданчик аппаратуру и закрывает его. Неожиданно за чемоданчик берется и Маркизов. Какое-то время они молча тянут чемоданчик каждый в свою сторону. На лице Громовержцева недоумение. Охрименко просматривает бумаги.

Маркизов. Иван Васильевич, а может, не будем нарушать традицию?

Громовержцев. Вы о чем, Анатолий Феофанович? Какие традиции?

Маркизов. Неужели не знаете? Первые, лучшие образцы новой техники – в подарок первому лицу! Оно, как видите, перед вами! (Кивает в сторону Охрименко.)

Громовержцев (смущаясь и суетясь). Да-да, конечно. Виктор Петрович, примите, от всего коллектива. Кстати, инструкция там внутри.

Охрименко. Ну что ж, за подарок спасибо. Желаю успеха, если что, звони. (Пожимает Громовержцеву руку. Затем, обращаясь к Маркизову.) Ты задержись.

Громовержцев уходит.

Охрименко. Ты что у меня в кабинете за тяни-толкай устроил? А мне что в это время было делать?

Маркизов. А что было делать, Виктор Петрович, если люди не понимают? Но согласитесь, выпускать эту штуку из рук мы не имели никакого права! История нам бы этого не простила!

Охрименко. Ладно, бог с ней. Ну а что думаешь обо всем этом деле, которое, кстати, ты и заварил?

Маркизов. Думаю, все идет нормально. Скажу честно, я восхищен вашей реакцией, и вашими указаниями! Очень все продуманно и мудро! Что значит все-таки громадный партийный и жизненный опыт! Но знаете, Виктор Петрович, может, нам немного подстраховаться?

Охрименко. Ты о чем?

Маркизов (показывая пальцем наверх). Проинформировать бы кое-кого.

Охрименко. Чего нам бояться? А с этим (показывает пальцем наверх) обождем. Ну все, бывай.

Маркизов, собираясь уходить, берет с собой чемоданчик из НИИ Спецсон.

А это ты зачем берешь? Это, по-моему, мне подарок, а не тебе.

Маркизов. Хотелось бы кое-что кое-где проверить, Виктор Петрович. А потом, естественно, доложить вам.

Охрименко. Оставь! Сам проверю, что надо. Отдыхай.

Маркизов кладет чемоданчик на стол и уходит.

Эпизод 11. Приемная НИИ Спецсон

В центре за столом секретарь Белкина что-то печатает на машинке. Входит Кранкензон. Он в плаще, шляпе, с портфелем в руке.

Кранкензон. С добрым утром, Софья Павловна! Если не ошибаюсь, с сегодняшнего дня вы осуществляете у нас партийное руководство! Позвольте поздравить вас с назначением на этот высокий пост!

Белкина. Спасибо, но не стоит так пышно. Вы ведь знаете, я временно, пока Кузьменченко в отпуске.

Кранкензон. Не говорите так! В такой момент какой-то Кузьменченко? Для меня вы и только вы! Знаете, как меня всегда волновал этот образ! Женщина-комиссар в кожаном пальто и с маузером! Вы не представляете, как это волнует и притягивает нас, робких, одомашненных мужчин! Любовь Яровая, потом эта, как ее, ну, комиссарша в «Оптимистической трагедии». Какие они романтичные и привлекательные в своей беспощадности к врагам революции! Ну нет никаких сил противостоять их и, скажу по секрету, вашему обаянию! И понимая даже, как это небезопасно, – ведь могут и пристрелить еще, к чертовой матери, во имя революции, естественно, – все равно так и тянет нас к вам, простите, к ним, как мотыльков на огонь! Какой здесь, простите, Кузьменченко! Смешно даже! Вы и только вы!

Белкина (смеется, потом строже). Попрошу вас, Федор Сигизмундович… Ваш юмор уже переходит всякие границы и пахнет, знаете, чем-то нехорошим!

Кранкензон. Все, все, любезная Софья Павловна. Никаких запахов больше. А что (кивает в сторону кабинета Громовержцева), Иван Васильевич у себя?

Белкина. Нет, он на совещании. (Гордо.) У самого Охрименко Виктора Петровича!

Кранкензон. Ого! Высшие сферы! М-да… очень интересно, хотя, как правило, добра не жди.

Идет к двери своего кабинета, но Белкина окликает его.

Белкина. Федор Сигизмундович! Можно вас еще на минутку? У меня к вам небольшой разговор или, вернее, даже просьба…

Кранкензон (радостно). Софья Павловна! Вы же знаете, для вас – все что угодно! Просите все! Ради бога, не стесняйтесь!

Белкина (игриво). Боюсь, это не совсем то, о чем вы подумали. Все пока не надо. (Строже.) Федор Сигизмундович! Я насчет моей племянницы Верочки. Второй год она у вас в отделе, лаборанткой. И никакого роста. Неужели такая непутевая? По общественной линии у нее все в порядке: член месткома, решает важные вопросы обеспечения коллектива продовольствием! А вот в вашем отделе (разводит руками) никакого роста.

Кранкензон (переходя с игривого тона на серьезный). Понимаю, понимаю вашу заботу, Софья Павловна, о молодых кадрах. Подумаем, подумаем, что можно сделать. В ближайшее время… а впрочем, что это я! Сегодня же. Сегодня и займусь этим вопросом! Подключим вашу племянницу… э-э… как ее? Ну да, Верочка! Подключим Верочку к интересной, перспективной теме, появится основание и для служебного роста! Очень хорошо, что напомнили мне о молодых кадрах, очень кстати.

Скрывается в своем кабинете. Через короткое время выходит из него в белом халате. Бросает строго: «Я в отделе» и уходит.

Эпизод 12. Кранкензон в своем кабинете в отделе спецсонтехники

Рядом его «правая рука» – Василий Васильевич Головин.

Кранкензон. Так как дела с испытанием ПС-24? Сроки поджимают, Василий, надо бы форсировать. Вчера заказчик звонил, большой интерес проявляет. Обещал премию подкинуть за досрочность.

Головин. Форсируем, Федор Сигизмундович. Осталось проверить по тестам, третью и пятую фазы – и будем закруглять. Я еще все хочу у вас спросить: как ваше мнение по материалу, что я передал вам на той неделе? В части метода по дискретному прогнозированию сновидений.

Кранкензон. Знакомлюсь, знакомлюсь, Вася. Любопытный, право, материал. Расшифровка провидческого дара Нострадамуса и прочих прорицателей. Астрологические циклы предвидения и прочее. Обсудим подробней как-нибудь на досуге. Ты мне лучше вот что сообщи: что думаешь по доводке прямоконтактного стимулятора сновидений? В чем там загвоздка?

Головин. С ПСС особых загвоздок нет. Нужен субъект для корректировки параметров. Пока такого не нашли. Но, знаете, я бы с этим прибором не спешил. Есть что-то странное в его поведении, что-то мистическое, что ли. Не вторгаемся ли мы в какие-то запредельные сферы?

Кранкензон. Что за мистицизм, Василий? Забыл, где живешь? Могу напомнить. В стране победившего материализма! Ладно, избавлю тебя от потусторонних сил. Беру доводку ПСС на себя! А ты форсируй с ПС-24. Все. Да, пришли ко мне нашу лаборантку. Как ее? Вера… Вера…

Головин (подсказывает). Львовна!

Кранкензон. Ну да, Львовну. (Головин выходит.) Итак, Софья Павловна, посмотрим, посмотрим на вашу племянницу. Быстрый рост не обещаем, но, если проявит взаимопонимание… нормальное женское взаимопонимание, возможно все. А рост – о, какой рост возможен! Даже страшно подумать, какой возможен рост!

Входит Вера.

Вера. Вызывали, Федор Сигизмундович?

Кранкензон. Да. Садитесь, Вера Львовна.

Вера садится. Кранкензон что-то пишет. Через некоторое время обращается к ней.

Давно собирался поговорить с вами по душам, Вера. А что, если без Львовны, а? По-простому, по-товарищески, если вы не возражаете? Так как, Вера, договорились?

Вера. Конечно, почему бы нет. На условиях взаимности хотелось бы. А о чем, собственно, разговор по душам, Федя?

Кранкензон. М-да… по-простому нам, видно, еще рановато. Так вот, Вера Львовна, кругваших обязанностей в отделе весьма узок и, извините, примитивен. Я не говорю об общественных сферах, где вы занимаете достаточно высокое положение. А как бы нам приобщить вас и в отделе поближе к нашей основной, интересной научной деятельности? Учтите, только в этом случае, естественно, при положительных результатах, возникнут предпосылки и для служебного роста. Так как?