Кнут Гамсун - Царица Тамара Страница 4

Князь Георгій. Онѣ какъ настоящій огонь.

Игуменъ. Во многихъ людяхъ въ домѣ твоемъ пылаетъ погибельный огонь, царица. Но сама ты, благодаря Богу, остаешься холодна.

Князь Георгій. Мы со священникомъ слышали, какъ дѣвушки болтаютъ въ купальнѣ.

Царица. Не слѣдуетъ священнику подсматривать въ купальнѣ… Зачѣмъ вы еще здѣсь, дѣвушки?

Зайдата. Мы хотимъ привѣтствовать тебя. Мы убрали залъ цвѣтами.

Царица. Спасибо вамъ всѣмъ. Теперь вы можете итти. Всѣ дѣвушки и слуги уходятъ. Фатима хочетъ уйти съ ними.

Царица. Нѣтъ, Фатима, ты оставайся со мной.

Фатима, возвращаясь. Да благословитъ тебя Аллахъ.

Царица. Позовите хана.

Фатима. Приготовься, царица. Товинскій ханъ — великій ханъ.

Царица. Приготовиться? Улыбаясь. Ужъ не надѣть ли мнѣ корону.

Фатима. Ты бы застегнула одежду на шеѣ.

Царица, застегивая. Такъ жарко было на дворѣ, вотъ я и разстегнулась.

Фатима. На тебѣ сегодня не одинаковые чулки.

Царица. Не одинаковые чулки? Смотритъ. Это дѣвушки виноваты. Ну, это не важно. Велите позвать хана.

Адьютантъ князя Георгія выходитъ въ обитую желѣзомъ дверь и черезъ нѣкоторое время возвращается съ ханомъ.

Царица. Теперь поддержи меня, благочестивый отецъ; намъ, быть можетъ, удастся.

Князь Георгій. Вамъ придется потрудиться. Ханъ жилъ при дворѣ калифа. Онъ умѣетъ умно говорить. И красиво онъ умѣетъ говорить.

Входитъ ханъ Товинскій; онъ безоруженъ, въ длинномъ черномъ доломанѣ, безъ всякихъ украшеній, только съ клочкомъ краснаго конскаго хвоста на лѣвомъ рукавѣ. Широкіе рукава спадаютъ внизъ. На немъ бѣлый тюрбанъ съ узкимъ чернымъ кантомъ внизу. На бѣломъ тюрбанѣ сіяетъ большой смарагдъ; серебряный поясъ также украшенъ смарагдами. На немъ бѣлые сафьяновые сапоги. Онъ кланяется, поднося пальцы къ груди, рту и лбу, и все время стоитъ съ опущенными глазами.

Царица встаетъ и остается, стоя, пораженная. Это ханъ?

Князь Георгій. Да, это ханъ. А что?

Царица. Безоружный?

Князь Георгій. Его обезоружили. Вѣдь онъ плѣнникъ.

Царица. Отдайте ему его оружіе.

Адьютантъ князя Георгія приноситъ изъ первой двери кинжалъ и саблю хана и вѣшаетъ ихъ ему на поясъ.

Царица. Ханъ Товинскій такъ молодъ.

Князь Георгій. Ты возвращаешь ему оружіе. Не для того ли, чтобы разрушить то, что я сдѣлалъ?

Царица. Нѣтъ, нѣтъ, князь Георгій. Ты самъ бы это сдѣлалъ, если бы меня здѣсь не было; мы дѣйствуемъ заодно.

Князь Георгій. Да будетъ такъ.

Царица. Угодно ли тебѣ, ханъ, отвѣчать мнѣ?

Ханъ. Великая царица, позволь отблагодарить тебя за то, что ты возвратила мнѣ оружіе.

Царица. Великое несчастье постигло тебя, ты теперь плѣнникъ въ моемъ замкѣ.

Ханъ. Великое несчастье, но въ немъ есть и великое счастье. Я увидалъ твою красоту и услыхалъ твой голосъ.

Князь Георгій. Вотъ ты услышишь, какія онъ говоритъ сладкія рѣчи.

Царица. Ты меня не видалъ, ханъ; ты все время глядишь на полъ у моихъ ногъ.

Ханъ. Мой законъ — не твой законъ, царица.

Царица. Если я наброшу покрывало, ты тогда подымешь глаза?

Ханъ. Да, тогда я подыму глаза. Но я видѣлъ твои руки, а онѣ прекрасны.

Князь Георгій. Ты краснѣешь, царица. Неужели и тутъ въ залѣ жарко грѣетъ солнце?

Царица. Нѣтъ… Да, тутъ въ залѣ жарко… Накинь мнѣ покрывало, Фатима, чтобы хану не приходилось глядѣть на землю. Фатима уходитъ.

Князь Георгій ей вслѣдъ. Красное покрывало; чтобы не было замѣтно, какъ краснѣетъ царица.

Царица. Князь Георгій, мнѣ кажется, что Тарасъ тебя ожидаетъ въ лагерѣ.

Князь Георгій. Я ѣду.

Князь Георгій и священникъ уходятъ. Адьютантъ передаетъ игумну ключъ и идетъ за нимъ.

Царица. Твой народъ требуетъ тебя, ханъ. Двое изъ твоихъ офицеровъ были здѣсь, чтобы тебя выкупить.

Ханъ. свободно глядитъ на нее… Они плохо исполнили свою задачу, ибо я еще здѣсь.

Царица. Это было до моего прибытія.

Ханъ. А, тогда счастье не могло пойти имъ навстрѣчу.

Царица. Значитъ, ты разсчитываешь, что твое дѣло со мной окончится счастливо для тебя?

Ханъ. Великая владычица, имя твое извѣстно у насъ въ Товинѣ; мы много слышали о твоей мудрости и милосердіи.

Царица. Я попрошу тебя исполнить только одну мою просьбу — и ты свободенъ.

Ханъ. Все, чего тебѣ будетъ угодно отъ меня потребовать — я исполню.

Царица. Посмотримъ. Отдалъ ли бы ты что-нибудь изъ твоихъ земель за свою свободу?

Ханъ. Да, много.

Царица. Но у меня достаточно земли. Согласны ли ты и твой народъ отдать свою вѣру?

Ханъ молчитъ.

Царица. Согласенъ ли ты креститься во имя Христово?

Ханъ закрываетъ лицо рукой.

Царица. Знай, это и есть моя просьба.

Ханъ. Великая владычица, не могущественны мы тамъ въ странѣ нашей, но и не кичливы — и не шутимъ мы священными вещами.

Царица. Ты думаешь, что я кичлива и шучу? Во-истину, я желаю тебѣ блага.

Ханъ. Если бы я и мой народъ хотѣли креститься, мы бы не противились тебѣ всѣми силами. Ты напала на нашу страну и хочешь насъ окрестить; мы не хотимъ креститься, мы будемъ драться до послѣдняго человѣка.

Фатима рукоплещетъ.

Ханъ. Твой пророкъ былъ еврей, нашъ былъ арабъ, ты вѣруешь въ своего, а мы въ нашего. Захотѣла ли бы ты обмѣняться?

Царица. Нѣтъ.

Ханъ. И мы тоже нѣтъ.

Фатима рукоплещетъ.

Царица. Фатима!

Фатима. Прости, царица.

Ханъ. Мирно жили мы въ Товинѣ, и днемъ надъ нами было солнце, а ночью были звѣзды. И пришла ты на нашу землю, и вошла въ наши хижины, и окрасила копья твои кровью.

Царица, потрясенная. Отвѣть ты ему, благочестивый отецъ, я нахожу… нахожу, что онъ немного правъ.

Игуменъ. Ну, а вы тамъ въ Товинѣ всѣ голубки и никогда не окрашиваете копій вашихъ кровью? Вы прогнали въ горы много народу изъ Эрзерума, гражданъ котораго царица окрестила, и перебили ихъ.

Ханъ. Когда это дошло до моихъ ушей, я предложилъ богатый выкупъ, чтобы остаться другомъ великой царицы.

Царица. Я и требую выкупа.

Ханъ. Ты требуешь нашей вѣры.

Игуменъ. Самъ же ты вызвалъ войну, ханъ. Царица предлагала вамъ креститься и жить мирно каждому среди своихъ виноградниковъ и садовъ, но ты рѣшилъ противиться ей.

Ханъ. Пророкъ велѣлъ намъ сражаться, когда вѣра наша въ опасности. Развѣ твой пророкъ не велѣлъ этого?

Игуменъ. Царица, скажи ему разъ навсегда твои условія. Видишь, кротостью тутъ нельзя побѣдить.

Царица. Мои условія извѣстны тебѣ, ханъ. Что же ты отвѣтишь мнѣ?

Ханъ. Если бы у меня было больше воиновъ и я бы побѣдилъ тебя, могла ли бы ты стать нашей?

Царица, подумавъ. Нѣтъ, нѣтъ… Что же я думаю. Я бы не могла. Никогда!

Игуменъ. Правда, правда, дитя мое.

Ханъ. Какъ же ты можешь требовать, чтобы я сталъ вашимъ?

Игуменъ. Онъ слѣпъ и не видитъ своего спасенія.

Князь Георгій, адьютантъ и священникъ возвращаются, всѣ трое съ копьями. У адьютанта черезъ руку перекинутъ плащъ.

Царица. Да, онъ слѣпъ. Но никогда мнѣ не случалось видѣть слѣпца съ такимъ взглядомъ.

Князь Георгій. О-го! Ужъ не огонь ли сверкаетъ въ глазахъ твоихъ изъ-подъ покрывала, Тамара?

Игуменъ. Ты ошибаешься, князь Георгій. Царица холодна.

Царица. Моли Бога, честной отецъ, чтобы я могла всегда оставаться холодной.

Князь Георгій. Георгій и Русуданъ вѣрно вышли?

Царица. Да, они вышли. Попрощайся съ ними передъ уходомъ.

Князь Георгій. А съ тобой нѣтъ?

Царица. Со мной? Молчитъ.

Князь Георгій. Ты не хочешь?

Царица встаетъ и быстро сходитъ по ступенямъ. Да, да, да, Георгій, хочу. Отбрасываетъ покрывало, обнимаетъ и цѣлуетъ его. Богъ да будетъ съ тобой. Снова закрываетъ покрывало.

Князь Георгій. И съ тобой тоже, Тамара.

Крестится на иконы и уходитъ въ сопровожденіи своей свиты.

Царица. Смотри, ханъ, вотъ идетъ князь Георгій къ новымъ побѣдамъ надъ врагами Христа. Онъ великій воинъ.

Ханъ. У него больше солдатъ, чѣмъ у насъ.