Александр Брагин - Гейдельбергские влюбленные Страница 4

КАРТИНА СЕДЬМАЯ

Рассказчик (поет):

Не держи в горстиСвои колкости.Я — потом прощу.Ты — сейчас прости.

Кузен Дмитрий задумал жуткую месть за дерзкое оскорбление, нанесенное Машеньке. Правда, он пока точно не знал, какой именно она будет. Но оставался тверд в том, что непременно жуткой.

И ведь то неслыханно, чтобы этим делом занимались среди бела дня!

Кузен Дмитрий, несмотря на двадцатилетний возраст, еще никогда не целовался. Он испытал пламень лишь к неодушевленным созданиям — к токарным и фрезерным, доказывая всем и каждому, что движет ими его сердечный теплород, а не тупое электричество.

Негодяй, конечно, учинит драку. Кузену Дмитрию драка требовалась немедленно!

Лев Сидорович с помощью Машеньки вспомнил, откуда ему знакома физиономия её обидчика. И вспомнил, что на бульваре у вурдалака и бесстыжей рожи был соратник, которого как-то ему представляли и которого зовут, кажется, Елизаром. Вот через ничего не подозревающего Елизара кузен Дмитрий и отыскал дом, где квартировали Дормидонт с Зинаидой.

Дверей здесь не запирали.

Комната на Крестовской. Тут все по-прежнему. Хотя нет. На маленьком круглом столике вновь ваза с цветами, только поскромней предшественницы.

В комнату врывается Дмитрий. Как заведенный несколько раз обегает пустое жилище. Затем резко останавливается и стучит кулаком по столу. На его первобытный боевой зов никто не выходит. Тогда Дмитрий начинает поиск затаившегося противника. Заглядывает под стол, за этажерку, и, убежденный в праведности своей экспедиции, открывает платяной шкаф.

Из боковой двери незаметно выплывает Зинаида. С книгой Бомбониса Самурайского "Редкое дыхание — залог долгой жизни". Она пристраивается за спиной у раздосадованного и шумного Дмитрия. И, как тень, следует за ним, пытаясь уразуметь, чего же ищет этот одетый в форменный мундир Александровского училища вор под их диваном и за их креслом.

И когда Зинаида приготовилась садануть незваного гостя новейшим восточным манускриптом, Дмитрий с разворота сразил, как он полагал, трусливого нахала, скрывающегося у него за спиной.

Зинаида повалилась на пол. И потеряла сознание. Дмитрий устрашился невольно совершенного. И с него сдуло весь его воинственный пыл. Он дрожащими руками поднял девушку и отнес на диван. Затем схватился за диковинную книгу и стал ею обмахивать свою жертву. Чуть позже вспомнил и про искусственное дыхание. Почувствовав, что опасность миновала, Дмитрий отер обильный пот со лба. И уставился на незнакомку долгим оценивающим взглядом.

Ах, молодость, молодость! И все-таки ты безумна! Вероятно, это главное твое достоинство.

Девушка была так пригожа и находилась с ним наедине в такой соблазнительной близости!

Из сострадания и любопытства он поднес свои губы к ее щеке.

Вот, оказывается, ради чего его собратья преследуют женщин!

Он пытался внушить себе, что нехорошо использовать беззащитность красавицы. Да разве он какой-нибудь ветреник!

И Дмитрий вновь запечатлел поцелуй. Теперь уже на ее устах. Не столь невинный и не столь торопливый.

Вскоре Зинаида открыла глаза и села.

Первыми ее движениями были оправить платье и взяться за книгу.

Зинаида строго и сдержанно, как нашкодившему школяру, принялась выговаривать явно находящемуся не в себе молодому человеку, непредвиденно вставшему перед ней на колено, что существовать воровством в приличном обществе зазорно, а ежели сударю недостает средств на пропитание, то она готова откликнуться на его горе, хотя, конечно, много подать не в силах.

Дмитрий приносит извинения, просит пощады. И желает объяснить ситуацию.

Зинаида велела ему сесть рядом и обо всем поведать.

Свет в комнате приглушен. Ни лица повествующего Дмитрия, ни лица внимающей ему Зинаиды не разглядеть.

(Рассказчик поет)

Вам нет проходу от цветов —Всяк отличиться хочет,Кто розы дарит вам, а ктоБукет из скромных строчек.Примите белый мой тюльпан.Он не умрет без влаги.Он станет улыбаться вамС квадратиков бумаги.И незабудки расцветут,Хотя снега не тают.И будут вечно тут как тут,Когда их не хватает.

Далее с Дмитрием и Зинаидой творится странное: ведут они себя очень церемонно, как чопорные и по этикету слегка жеманные кавалер и дама века пышных и напудренных императриц. Очевидно, в эдакой полумаске они менее скованны.

Зинаида не склонна считать Дормидонта паршивцем и записным сердцеедом и твердит о его возрасте, о его крайне необузданной игре воображения. Разумеется, Дормидонту выходка его с рук не сойдет, и ему не избежать сурового наказания.

Дмитрий рассуждает, что дело, по-видимому, в тонкой материи безгрешной страсти, поэтому у Дормидонта, пожалуй, есть веский повод для снисхождения.

Зинаида стоит за необходимость круга, перехлестнувши который, чувства низки и преступны.

Он замечает ей, как она кротка и воспитанна.

Она — как он мужественен и добродетелен.

Он — что-то про таинственность и печаль в ее очах.

Она — нечто о его светлом и неоцененном уме.

Она вымаливает у Дмитрия покровительство над ее влюбленным непутевым братцем.

Он — клянется, что позаботится о его счастии.

После чего Зинаида сказала себе: это мой Дмитрий, никому его не уступлю!

А Дмитрий мысленно повторял: Зинаида моя, Зинаида!

Дмитрий и Зинаида разом подымаются. Она роняет книгу. Протяжный и обоюдоострый поцелуй.

Жаль, что хронографы уездного городка не отметили столь замечательный факт: Зинаида несколько минут своей сознательной жизни провела не читая.

Появляется понурый Дормидонт. Двигается будто слепой и немощный. Задевает узлом за вазу и круглый столик, они падают.

Дормидонту на это наплевать. Он замирает среди комнаты, не выпуская узла.

Зинаида и Дмитрий отпрянули друг от друга.

Зинаида наклоняется за книгой. Дмитрий — чтобы ей помочь.

Вдвоем поднимают книгу, вдвоем начинают ее читать. Вдвоем идут к Дормидонту и отбирают у него узел. Вдвоем, как сынишку, гладят его по голове. Дормидонт бесчувственнее и бессмысленнее камня.

Дормидонт, с утра кружа по улицам и огибая городские огороды, закопался в себя на небывалую глубину.

Вытащить его оттуда, как догадалась Зинаида, можно только взрывом.

Зинаида что-то шепчет на ухо брату. На его лице постепенно появляются признаки оживления и интереса. И вдруг он резко оттаивает. Замечает Дмитрия. Охотно и благодарно кланяется ему и крепкой дланью отвечает на рукопожатие.

А потом ни с того ни с сего озорно задирается. И у Дмитрия с Дормидонтом происходит веселая молодецкая потасовка.

А Зинаида со своим Бомбонисом Самурайским кружит вокруг них.

Пожалуй, не менее бочки пороху оказалось в словах Зинаиды. Что же то были за слова? Сестрица сообщила брату, что Дмитрий послан к нему Машенькой. Для перемирия.

КАРТИНА ВОСЬМАЯ

Рассказчик (поет):

Таинство белой чашиНад придорожной пылью.Чистый на раны нашиПластырь прохладных лилий.

Прошел год. Дмитрий не нарушил клятвы.

Угол Александровского бульвара и Крестовской со стороны бульвара. Вдали Сретенская церковь. Воздух раскачан торжественным и спокойным колокольным звоном.

Из церкви после венчания шествуют две пары новобрачных — Дмитрий и Зинаида, Дормидонт и Машенька. С ними их родственники и друзья.

И на радость и на горе супруг получил себе супругу, а она — супруга. И небесами был скреплен союз сей.

КАРТИНА ДЕВЯТАЯ

Тот же угол Александровского бульвара и Крестовской.

Рассказчик: Еще несколько раз метели и стужу сменяло лето и пору цветения пора увядания. И опять мы на Александровской аллее в конце сентября в послеполуденные часы.

С разных концов аллеи навстречу друг другу движутся два "обоза". Что с той, что с другой стороны транспортное средство одно — это всеми нами опробованная детская коляска. А вот количество сопровождающих разное.

Итак: с одной стороны — Машенька катит коляску, рядом, держась за маменькину юбку, семенит девочка лет четырех, сбоку идет Дормидонт, он иной раз заглядывает в гнездо малышки, показывая ей "козу рогатую".

С другой стороны — коляской управляет Дмитрий, сзади, углубленная в чтение Зинаида, за которой цепочка из четырех мальчиков, мал мала меньше, все в очках, все с книгами, у последнего она самая, большая и, вероятно, самая тяжелая.