Ромен Роллан - Робеспьер Страница 41

Элизабета. Мне страшно! Мне страшно! Ох, Анриетта, кто эти вооруженные люди?

Анриетта. Это отряды Конвента.

Элизабета. А кто эти трое, такие страшные, в шарфах? Они ехали верхом и кричали.

Анриетта. Я узнала их: это Бурдон, Баррас и Фрерон.

Элизабета. Они точно взбесились — звери, а не люди... А что они кричали?

Анриетта. Не знаю.

Элизабета. Я расслышала имена наших любимых... Зачем они их называли?

Анриетта. Не знаю.

Элизабета. Они орали: «Вне закона!» Что это значит?

Анриетта. Не знаю.

Элизабета. Неправда, знаешь... Скажи!

Анриетта. Пойдем отсюда! Нам нельзя мешкать.

Элизабета. Скажи, что это значит: «вне закона»?

Прохожий (пробегая мимо, слышит ее вопрос). Это значит, красотка, что им крышка!

Элизабета (вскрикнув). Я не хочу!.. Нет, нет, я не уйду отсюда! Я хочу к ним!

Анриетта (увлекая ее за собой). Мы должны исполнить их волю. Они велели нам идти домой. Мы не имеем права ослушаться.

Прохожий (пробегая мимо). Бегите со всех ног на улицу Тиссандри. Путь через Сен-Мерри отрезан.

Анриетта (увлекая за собой Элизабету). Бежим! Мы должны спасти твоего ребенка.

Убегают налево в глубь сцены. Площадь быстро пустеет. Накрапывает дождь.

Канониры Кофиналя (задрав головы). Наконец-то освежимся. Хоть сверху закапало.

— Долго же мы дожидались!

— Ишь ты, видно бочка на небе треснула.

— Так бы и растянулся на мостовой кверху брюхом и насосался вволю!

— Ну нет, уж если пить, так лучше из винной бочки.

Сверкает молния, раздается сильный удар грома.

— Ишь, как запукало Верховное существо!

— Это чертов боженька Робеспьера палит из пушек в его честь.

— Ай да ливень, как хлещет! Не укрыться ли нам под навес?

— А на кого пушки бросим?

— А мы присматривать будем из кабачка. Пушки дождем помочит, а мы глотку промочим.

Убегают вправо, в сторону кабачка. Темнеет.

Кофиналь (выходит из Ратуши). Где же мои канониры? Ах, проклятые! (Догоняет убегающих канониров и хватает первого попавшегося.) Чертовы свиньи! Куда ты удираешь? Вернись сейчас же!

Канонир. Да ведь дождь идет...

Кофиналь. Подумаешь, беда какая! Сукины вы дети! Растаять боишься, что ли? (Обернувшись, кричит офицеру, который сопровождает его.) Не видно ни черта! Обрадовались темноте и удрали. На площади черно, как в погребе... Вели-ка осветить фасад.

Офицер убегает, и через минуту весь фасад здания Ратуши озаряется огнями, но при свете еще заметнее становится, как безлюдна площадь. Сильный дождь. Поблескивает булыжник мостовой. Кофиналь оглядывается.

Все улизнули, как крысы... Погоди, я их вытащу из нор! (Бежит в сторону кабачка.)

В эту минуту на площадь, под проливным дождем, стремительно въезжает Кутон в своем высоком кресле на колесах[23].

Вцепившись в рукоятки, он вращает их с невероятной быстротой, оглашая всю площадь скрипом и треском. Он мчится, подавшись всем телом вперед и стиснув зубы. По бокам бегут два жандарма (Мюрон и Жавуар), крича: «Дорогу! Дорогу!» Страшный удар грома. Трехколесное кресло Кутона, наткнувшись на ступени Ратуши, внезапно останавливается под высокими ярко освещенными окнами второго этажа. Башенные часы бьют час ночи.

Занавес.

КАРТИНА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

Ратуша. Небольшой зал Равенства. Ночь с 9 на 10 термидора, между часом и двумя пополуночи, после ливня. В центре, за столом Исполнительного совета Коммуны, между мэром Флерио-Леско и прокурором Коммуны Пэйаном, сидит Робеспьер. Против него, по другую сторону стола, сидит в своем кресле Кутон, который только что прибыл[24]. Огюстен Робеспьер стоит за спиной брата, склонившись над бумагами, которые тот держит в руках. Сен-Жюст сидит в конце стола с задумчивым видом, не принимая участия в споре. Леба, подойдя к окну и раздвинув занавеси, смотрит на освещенную площадь. Зал находится во втором этаже, над рампой. Окна растворены настежь. Слышно, как журчит дождевая вода. Расстегнув сюртуки, все тяжело и жадно дышат. Все смертельно устали. Последующие реплики подают несколько членов Исполнительного совета Коммуны, исключая Робеспьера, Сен-Жюста и Кутона.

— Дождь идет!.. Давно пора!.. Какая прохлада!

— Наконец-то можно дышать!

— Только теперь чувствуешь, как мы смертельно устали за день.

— Сил больше нет! Прямо с ног валишься... Прилечь бы...

— Будь что будет...

— Нет, нет! Надо держаться.

— Заснуть бы хоть на часок! Хоть на четверть часа!

— Ни на минуту! А то все пропало. Заснешь и не проснешься.

Огюстен Робеспьер (склонившись над братом). Ну, Максимилиан, нельзя больше медлить, подпиши.

Флерио-Леско. Мы упускаем из рук Париж. Мы даром теряем время.

Пэйан. В десять часов вечера здесь собрались комиссары двадцати семи секций из сорока восьми. Они явились за распоряжениями. Мы не могли отдать приказ без тебя. Мы прождали тебя целых два часа. Они устали и разошлись по домам.

Леба (у окна). Площадь опустела. Дождь разогнал толпу. (Подойдя к Сен-Жюсту.) Сен-Жюст! Вокруг Ратуши нет охраны. Канониры бросили свои орудия. Пойдем со мной, проверим оборону.

Сен-Жюст (не двигаясь). Бесполезно. Чтобы обороняться, надо нападать.

Леба. Что же делать?

Сен-Жюст. Ничего. Слишком поздно.

Пэйан (Робеспьеру). Мы было арестовали штабы двух подозрительных секций. Мюзеум и Друа-де-Л'ом. Но Анрио упустил их. Они разбежались.

Флерио-Леско. Мы хотели ударить в колокол собора Парижской Богоматери. Секция Ситэ отказала нам в этом! Напрасно мы взывали к ним. Только твоим именем, Максимилиан, можно поднять народ Парижа. Кликни клич, обратись к народу.

Огюстен Робеспьер. Подпиши воззвание! Воззвание к народу!

Кутон. Этого мало. Теперь уже этого недостаточно. Что это за народ, который бросает поле битвы, испугавшись дождя? Обратись с призывом к войскам.

Робеспьер. Никогда! Я отказываюсь отдать Республику во власть военного деспотизма.

Кутон. Республика не отказывается от помощи своих генералов, когда надо защищаться от внешних врагов.

Робеспьер. Республика погибнет в тот час, когда разрешит своим войскам вмешаться в гражданскую борьбу.

Кутон. Она погибнет, если мы допустим ее гибель. (Внезапно его сводит судорога.)

Леба (подбежав к нему). Что с тобой?

Кутон. Не могу больше. Голова кружится, в висках точно молотком стучит... В глазах темно... Держись, жалкая кляча!

Огюстен Робеспьер (брату). Победить любой ценой! Подпиши воззвание к народу!

Робеспьер. От чьего имени?

Флерио-Леско. От своего.

Робеспьер. Я только слуга Республики, только один из ее представителей в Конвенте, в числе трехсот других.

Огюстен Робеспьер. Ну так от имени Конвента!

Робеспьер. Конвент умер. Никто не в силах его возродить.

Леба. Тогда от имени французского народа!

Робеспьер. Народ должен сам поручить мне это, а не вы.

Леба. Народ — это мы!

Робеспьер. Мы — этого недостаточно.

Кутон (взяв себя в руки). В Лионе мы были в худшем положении, и все-таки я нашел выход. Надо действовать решительно и разить молниеносно. Я готов действовать. Упорнее вас всех я противился призыву Коммуны выйти из тюрьмы. Я полагал, да и теперь считаю, что мы совершили крупную тактическую ошибку: мы первыми нарушили закон. Но коль скоро решение принято, отступать поздно. Надо собрать все силы и довести дело до конца. Если Конвент объявил нас вне закона, мы должны выбить меч закона из рук Конвента. Следуй за мной, кто хочет! Я, жалкий, безногий калека, я пойду во главе патриотов, во главе канониров Кофиналя, я поведу их на Конвент!

Огюстен Робеспьер. Я с тобой. Идем!

Пэйан. За нами пойдут все секции, которые остались нам верны. Обсерватуар, Санкюлоты...

Леба. Слово за тобой, Сен-Жюст! Отчего ты молчишь?

Сен-Жюст. Я пришел сюда не для того, чтобы говорить, а для того...

Леба. Чтобы действовать?

Сен-Жюст. Нет, Леба, чтобы умереть. Время действовать упущено. Вы не сумели или не захотели им воспользоваться. Мы сами дали себя обезоружить.

Кутон. Ты тоже несешь ответственность за это, Сен-Жюст! Четыре дня назад по твоему приказу были отправлены в Северную армию лучшие, самые верные войска парижского гарнизона.