Ингмар Бергман - Змеиное яйцо Страница 5

Бауэр. Доброе утро, герр Розенберг. Мы ожидали вас. Могу я поинтересоваться, где вы были всю ночь?

Абель. Я не мог спать в этой комнате.

Бауэр. Понимаю. Но вы могли бы сообщить фрау Хемзе, куда направляетесь. Где вы были?

Абель. У моей невестки.

Бауэр. Она проживает на Гёльдерлинштрассе, тридцать пять, не так ли?

Абель. Да, думаю, что так.

Бауэр. Думаете?

Абель (нервно). Я думаю, это номер тридцать пять. Бауэр. Ну, теперь вы знаете.

Абель. Я могу собрать вещи?

Бауэр. Весьма сожалею. Пока нет.

Абель. М-да. (Садится.)

Бауэр. Я должен просить вас отправиться с нами в морг. Нужно опознать труп девушки.

Абель (испуганно). Это необходимо?

Бауэр (официальным тоном). Боюсь, что я вынужден настаивать.

Абель. Ну что ж, пойдемте.

В морге их сопровождают два молодых человека в перепачканных белых халатах. Они спускаются на несколько этажей в просторном лифте с дверьми по обе стороны кабины. Бауэр подносит спичку к своей потухшей сигаре. Не проронивший ни слова коллега следует его примеру. Инспектор предлагает сигарету Абелю. Тот отказывается.

Бауэр. В мертвецкой рекомендую курить. Это помогает.

Наконец лифт достигает подвального этажа. Они выходят из кабины и бредут по длинному коридору, выкрашенному в зеленое и освещенному лампами резко-желтого цвета. Все ощутимее запах формалина и разлагающихся трупов. Мужчина в белом отпирает широкую железную дверь, помеченную буквой и цифрой. Вошедшие оказываются в очень большой, выложенной кафелем комнате, к потолку которой подвешено несколько сильных ламп. В центре ее – ряд длинных деревянных столов с желобами по краям. Вдоль стен – больничные тележки на колесах. На каждой лежит тело, накрытое грязной простыней. Двое в белом развертывают и молча изучают лист бумаги с машинописным текстом. Затем один подходит к тележке, сверяет цифру на бирке, привязанной к лодыжке трупа, выкатывает тележку на середину комнаты и открывает обнаженное женское тело.

Бауэр. Вы узнаете эту девушку?

Абель. Да.

Бауэр. Кто она?

Абель. Грете Хофер.

Бауэр. Вы были с ней знакомы?

Абель. Она была обручена с моим братом.

Бауэр. Когда вы видели ее в последний раз?

Абель. Неделю назад.

Бауэр. Ваш брат был в хороших отношениях с…

Абель. Да, думаю, что да.

Бауэр. Над фройляйн Хофер было совершено насилие. Кроме того, каким-то острым предметом – возможно, разбитой бутылкой – ей нанесли тяжелые повреждения в области половых органов. Затем ее утопили.

Бауэр делает знак людям в белом накрыть тело. Проделав это, они откатывают тележку обратно к стене, но тотчас же выдвигают на середину комнаты другую. Простыню снимают; под ней – труп мужчины, уже обнаруживающий первые признаки разложения.

Вы узнаете этого человека?

Абель (с усилием). Нет, не узнаю.

Бауэр. Вы совершенно в этом уверены?

Абель. Нет.

Бауэр. Подумайте как следует, герр Розенберг. Это важно.

Абель. Он мне кого-то напоминает.

Бауэр. Кого же?

Абель (беспомощно). Моего отца.

Бауэр. Подумайте еще раз.

Абель. Это все, что мне приходит в голову. Он похож на моего отца, умершего пять лет назад.

Бауэр. Этот человек был умерщвлен посредством введения в сердце очень тонкой иглы. В левое предсердие была впрыснута некая жидкость – яд, который, должно быть, вызвал у жертвы жуткие конвульсии до наступления смерти, последовавшей, видимо, лишь несколько часов спустя. Итак, вы никогда не видели этого человека?

Абель качает головой.

Бауэр (людям в белом). Уберите его, пожалуйста.

Двое мужчин накрывают труп и отодвигают тележку, но вслед за этим немедленно выкатывают еще одну. Простыню снимают. Перед Абелем – женщина средних лет с печальным лицом и крайне истощенным телом.

Вы видели эту женщину раньше?

Абель. Да.

Бауэр. Кто она?

Абель. Не знаю. Но я ее видел.

Бауэр. Где вы ее видели?

Абель (с мукой в голосе). Мне кажется, она разносила газеты. Я не раз сталкивался с ней у фрау Хемзе. Однажды, когда я был слишком пьян, чтобы добраться к себе без посторонней помощи, она довела меня до моей комнаты.

Бауэр. Ее звали Мария Штерн.

Абель. Этого я не знал.

Бауэр. Она повесилась в подвале, где проживала с мужем и двумя детьми. При этом она оставила очень странное письмо, неразборчивое и крайне невразумительное. Из письма следовало, что она чем-то до смерти напугана и что боль стала невыносимой. Абель поднимает глаза на Бауэра, который отвечает ему невозмутимым взглядом, попыхивая сигарой.

Абель. Боюсь, больше я не вынесу.

Бауэр. С вашего позволения, еще минуту.

Тем временем труп Марии Штерн уже откатили в сторону и на середину выдвинули другое тело. Это тело мальчика лет шестнадцати. Его грудная клетка вдавлена внутрь, а горло рассечено до самого позвоночника. Темные глаза раскрыты, курчавые черные волосы слиплись от крови, лоб разбит вдребезги.

Вы когда-нибудь видели этого юношу?

Абель. Нет.

Бауэр. Он был осветителем в кабаре «У голубого осла». Вы никогда не встречали его там?

Абель. Нет.

Бауэр. Странно.

Абель. Я очень редко бывал в этом заведении.

Бауэр. Обычно он стоял у самого входа, возле софита, который направлял на исполнителей. Вы должны были видеть его.

Абель. Да. (Шепотом.) Возможно.

Бауэр. Его звали Йозеф Бирнбаум.

Абель не отвечает.

Мы не можем сказать с уверенностью, как его убили. Похоже, его переехал тяжелый грузовик, но есть основания подозревать, что перед этим он подвергся насилию или пыткам.

Абель. Зачем вы мне все это показываете?

Бауэр. За последний месяц произошло семь необъяснимых смертей. В вашем непосредственном окружении, герр Розенберг.

Абель. Но не подозреваете же вы меня?

Бауэр. Зайдемте ко мне в кабинет, я дам вам чего-нибудь подкрепиться.

11

Бауэр отпирает дверь в свой кабинет – тесную, видавшую виды, скудно обставленную комнатушку с пропыленными занавесками. Окно ее выходит во внутренний двор, на противоположной стене которого виден ряд зарешеченных окон. Сняв пальто, инспектор набрасывает рабочий альпаковый пиджак с заплатами на локтях. Молчаливый полицейский в штатском устроился на стуле у двери.

Бауэр. Садитесь, Розенберг. Хотите кофе? Правда, его вряд ли можно назвать кофе, но все же это лучше, чем ничего.

Через дверь он приказывает кому-то принести три чашки кофе с сухариками, если найдутся. Затем садится за стол, вновь поднимается и присаживается на стул против Абеля, чуть ли не вплотную к нему. В комнату входит фройляйн Дорстс небольшим подносом в руках, на котором три чашки с мутной черной жидкостью и желтая металлическая корзиночка с сухарями. Она негромко осведомляется, остаться ли ей в кабинете или подождать в приемной. Бауэр просит ее посидеть в приемной; в случае надобности он ее позовет. Уже вдогонку он спрашивает ее, нет ли известий от инспектора Ломана. Ответ отрицательный.

Пейте ваш кофе, Розенберг.

Абель молча повинуется.

Черт, и жарища же здесь! То подыхаешь от холода, то впору прямо на стене яичницу поджаривать.

Абель не откликается.

Не очень-то мы разговорчивы, правда, Розенберг?

Абель пожимает плечами.

Вы можете описать, где были и что делали вечером в воскресенье, двадцать восьмого октября?

Абель отрицательно качает головой.

Стало быть, не можете.

Абель. Я пил. Спросите меня, к примеру, что я делал в пятницу, девятнадцатого октября, и я вам отвечу то же: пил. С тех пор как мы ушли из цирка, я напивался каждый вечер. Случалось, я набирался с самого утра, случалось, с обеда, но по вечерам – всегда. Не помню, что со мной творилось в эти вечера. Они все слились в один – знаете, как на недопроявленной пленке.

Бауэр. И все-таки что же на пленке?

Абель. Чаще всего – шлюхи. Голые и занятые своим делом. Вы хотите знать, как я мог позволить себе и то и другое – шлюх и выпивку? Ну, у меня ведь кое-что припасено на черный день. Наша труппа пользовалась известностью, и мы хорошо зарабатывали.

Бауэр. Все это как-то не вяжется.

Абель не отвечает.

Коль скоро вы были широко известным трио с неплохим заработком и хорошей репутацией, с чего бы это вы вдруг начали пить, уйдя из цирка?

Абель не отвечает.

Я буду признателен, если вы ответите на мой вопрос.

Абель. Я – алкоголик. (Он принужденно улыбается.)

Бауэр. Знаменитый гимнаст на трапеции – алкоголик? Полно, не разыгрывайте меня.

Абель. Может быть, мне было не по себе в вашем прекрасном городе?

Бауэр садится за стол, что-то ищет среди бумаг и папок с делами, находит то, что искал, и принимается строчить скрипучим пером. Долгое молчание. Абеля охватывает страх, и он начинает расхаживать взад и вперед по комнате.

Бауэр. Сядьте, Розенберг.

Абель (садясь). Почему вы держите меня здесь?