Михаил Русанов - Осколки Страница 5

Через год тысячные толпы будут осаждать порты и причалы Севастополя, Феодосии, Одессы… Гражданская война превратит Крым в гигантский котел, в котором давление людских масс превысит критическую норму. По земле древней Тавриды потянутся многочисленные обозы. Конское ржание, ругань солдат и офицеров перемешаются с причитанием отчаявшихся людей. Все они будут спешить к морю, в нем одном видя возможное спасение от войны. Смятение и страх последних дней в России многие будут вспоминать всю свою жизнь.

* * *

Когда грядут перемены, нередко облаченные в кровавые одежды, мало у кого хватит терпения и спокойствия сидеть и ничего не делать, отрешенно созерцая происходящее. Кто-то примет новое, а кто-то, восстав против него, вынужден будет начать борьбу. Такое противоречие заложено в любых революциях, переворотах и кровавых междоусобицах. В чьих-то душах навсегда поселится страх. Кто-то от безысходности, от того, что рушится весь привычный старый мир, а в новом нет места, пустит пулю в лоб. В сердцах третьих навсегда разгорится адское пламя ненависти и злобы, и оно будет сжигать их души, доводя до безумства.

Полковник Раженский предпочтет оказаться в числе вторых. Все произойдет буднично, в номере гостиницы на втором этаже.

Побрившись с утра и надев парадный китель, Петр Андреевич спустится вниз, отдаст два письма портье и, поднявшись в свой номер, навсегда закроет за собою дверь.

Курок надо нажимать медленно, – думал полковник, а взгляд его скользил с одного предмета на другой. Стол. Тумбочка. На ней ваза с увядшими цветами. Увядшие цветы – увядшая жизнь. Нет, жизнь не увяла! Есть это серое небо в окне, запах моря. Жизнь не увяла, она просто… просто в ней всякое случается.

Да, курок надо нажимать медленно. Тогда рука не ощутит отдачу. И маленькая свинцовая неотвратимость пробьет черный тоннель во вселенной, имя которой разум. Сквозь эту черную дыру уйдут все понятия и определения, время, пространство, чувства и надежды. А главное – мука, с которой невозможно бороться, невыносимая мука за свое отечество.

В последний раз он взглянет на фото своих детей и мимолетная слабость заставит дрогнуть руку. Он улыбнется и… нажмет курок. На выстрел никто не прибежит…

А поручик Солов в каюте второго класса на корабле, идущего в Турцию, разольет вино и, подав бокал Анне Сергеевне Соровской, провозгласит тост за новую жизнь.

(В 1918 году Михель Ботлер будет уличен в связях с белыми. Его обвинят в укрывательстве двух офицеров царской армии и расстреляют.)

* * *

Констанца, 1918 год.

По прибытии корабля в Констанцу дети Петра Андреевича устроились в небольшой гостинице на окраине города.

Ольга, самая младшая в семье, первым делом распахнула окна в своем номере. Открывшийся вид поразил ее. Небо, серое небо как в Севастополе, и море, затянутое предвечерней дымкой. Пока братья раскладывали ее багаж, она полной грудью вдыхала свежесть вечернего бриза.

– Как жаль, что мы оставили отца.

Ее голос дрогнул, и она отпрянула от окна.

Антон, старший брат, возмужавший за последнюю неделю лет на десять, обнял ее за плечи.

– Не волнуйся. Видимо у отца были веские причины отправить нас из России. Ты сама прекрасно видела, что там творится.

– Путь из Москвы в Севастополь показался мне кошмарным. – Ольга вздрогнула, словно увидела себя в общем вагоне, среди солдат, в табачном дыму.

– Я не теряю надежду увидеть отца. – Антон взглянул на Сергея и взглядом попросил его добавить что-нибудь к сказанному, чтобы успокоить сестру.

Сергей, засунув чемодан под кровать, подошел к ним.

– Я тоже не теряю.

Ольга улыбнулась.

– Сейчас нам важнее всего решить, что же делать дальше. – Начал за ужином разговор Антон. – Как я уже говорил, отец перед отъездом дал мне три письма. Он просил прочитать их только здесь, в Констанце. Пора это сделать.

Он достал из кармана три конверта, на каждом из которых было написано по одному имени…

Прошла неделя. Спор о том, что же делать не утихал. В письме каждому из них отец советовал, как поступить на чужбине. Но дети есть дети.

Антон звал всех в Англию.

– Имея на руках рекомендации, – он говорил о двух сложенных пополам листках бумаги, найденных им в своем конверте, – я смогу устроиться в «Саутенд Сити Банк». Мы вложим наши деньги в актив банка, как советует отец…

– И что дальше? – Скептически возражал Сергей. – Наслаждаться жизнью, ничего при этом не делая?

Сергею не нравилась перспектива поездки в Англию. Тем более не хотелось обустраиваться там навсегда. Из адресованного ему письма он узнал, что отец перевел в «Саутенд Сити Банк» основной капитал семьи. Часть его, а именно одну треть он распределил поровну на счетах своих детей. Суммы были довольно большие, что позволяло, как надеялся Петр Андреевич, каждому из них вести жизнь, независимую от остальных. Общий же капитал он советовал, как сказал Антон, вложить в актив банка. Деньги Петр Андреевич перевел одиннадцать лет назад. Сергей смутно помнил то время, он тогда был еще совсем ребенком. Но продажа имения все же запала в память мальчика. Что побудило тогда поступить отца именно так, он не знал. Болезнь ли матери, резкий ли взлет карьеры отца, – какая теперь разница? Он просто радовался, что семья переехала жить в столицу. Отец получил должность командира кавалерийского полка. Ах, какое это было время! Особенности гарнизонной службы вынуждали отца подолгу отсутствовать, но какие это были праздники, когда он приезжал! Как он баловал детей, вызывая улыбку на лице мамы. Целую неделю в доме царила суматоха! Отец то играл в шахматы со своим братом, тоже военным, состоящим на службе при генеральном штабе, то с мамой, несмотря на ее ухудшающееся здоровье, они ходили в театр на премьеры. А по вечерам какие они устраивали ужины! На эти ужины собирались все родные и близкие… А потом были разговоры, разговоры, разговоры. За всем этим видимым счастьем они, дети Петра Раженского, не замечали, что все чаще отец хмурит лоб.

– Я в Англию не хочу. У каждого из нас есть часть денег, и каждый вправе распорядиться ими по-своему, – заявил Сергей.

Точку в споре поставила Ольга.

– Ну как вы можете! Вы же братья! – Пристыдила она их.

На том все и кончилось.

По прошествии месяца каждый утвердился в своем мнении. Антон решил ехать в Англию. Сергей и Ольга оставались в Констанце еще на месяц. Столько требовалось Антону на то, чтобы добраться до Лондона, где располагался административный центр «Саутенд Банка». Устроившись, Антон должен был перевести часть денег сестры и брата в Констанцу.

Сергей и Ольга решили посвятить два года путешествию по Европе. Это не нравилось Антону.

– Ни к чему тратить все. Эти деньги – фундамент нашей будущей жизни. Никто не может сказать точно, когда мы вернемся в Россию. И вернемся ли вообще. Не плачь, Ольга. Отец знал, что делает. Если бы у России было будущее, он бы никогда не отправил нас. Нам нет там места. Я уверен, отец думал так же. К тому же, он сам скоро присоединится к нам. Он же сказал: «год-два, и мы будем вместе».

Антон не верил в свои слова.

Он знал отца как никто из них. Старший среди детей, он всегда был опорой и надеждой отца, тот сам не раз так говорил и поверял Антону многое из того, что не смел сказать Сергею и Ольге.

Отец никогда не покинет Россию, это было написано у него в глазах там, на пирсе Севастополя. Не покинет отчизны, найдет в себе силы принять все, что уготовано ему судьбой. Быть может позже, если когда-нибудь они сами решат вернуться, то отец встретит их. В это стоит верить. Иначе, зачем жить?

Когда Антон уезжал, простились холодно. Словно чужие друг другу, они молчали на вокзале. Братья курили, Ольга куталась в оренбургскую шаль, единственную вещь мамы, с которой она никогда не расставалась.

Подали поезд. Братья пожали друг другу руки. Антон поцеловал Ольгу и поднялся в вагон. На подножке обернулся:

– Береги ее. И… пишите!

* * *

Англия, 1920 год.

– Вы молоды, но, несмотря на это, я поддержал вашу кандидатуру на совете директоров. Не спешите благодарить. Я сделал это не только из личных симпатий. Я очень хорошо знал вашего отца, но в данном случае это не имеет значения. Решающим фактором оказался ваш профессионализм. Кстати, вы не имеете от отца каких-нибудь известий?

– Нет, сэр. За два года, что я работаю у вас в банке, я ничего не слышал об отце.

Ричард Говард, глава «Саутенд Сити Банк», исподлобья взглянул на Антона. Его мысли были заняты обдумыванием решения. Он верил, что поступил правильно, поддержав Раженского. За свою долгую жизнь он научился разбираться в людях. Необходимость, без которой невозможно управлять делами банка. Очень строгая и придирчивая кадровая политика была одной из составляющих доверия клиентов, и не было в банке человека, который понимал это лучше Говарда. Потому и настоял он на утверждении Раженского в должности управляющего отделом внешних (зарубежных) операций. Решение встретило резкую критику в совете директоров. Антон Раженский проработал в банке два года, это не срок для такого повышения, тем более что банк являлся семейным бизнесом Говардов. Но личный авторитет Ричарда перевесил в споре. Дело тут было не только в личных симпатиях, как сказал сам Говард. Банк переживал непростое время. И деньги семьи Раженских, которые Антон предложил включить в актив банка, оказались кстати. Сумма была равна одной десятой уставного фонда, но, как здраво рассудил Говард, это все же было золото. Не какие-то там бумажки, а настоящие драгоценности, которые всегда можно было обналичить и перевести в любую валюту. Отец этого юноши знал что делает, думал Говард. Да еще и проблема Алисы…