Елена Ханпира - Пьесы Страница 5

Элиза медленно качает головой.

Епископ: Ты понимаешь, что творишь, женщина? Ведь из-за гордыни твоей тебя, невинную, чуть смерти не предали! Грех же из-за тебя чуть на душу не взяли! И так бы никто и не узнал…

Элиза, повернувшись, иронически поднимает бровь и долгим, зловещим взглядом смотрит на епископа.

Епископ: (со страхом) Господи, прости и помилуй! Так ты что же… Хочешь, чтобы этот разговор исповедью считался?

Элиза медленно и глубоко кивает. Епископ несколько мгновений не может сказать ни слова. Долгая пауза.

Епископ: Вот так месть… Вот это возмездие, дочь моя… Кто бы мог подумать, что в этом юном сердце, за этими нежными чертами…

Элиза коротко указывает подбородком на епископа и на дворец.

Епископ: Да, ты права, это мы ожесточили тебя. Наша вина. Но неужели не простишь? Неужели сделаешь из нас преступников, чтобы самой быть агнцем Божиим? Почему не хочешь дать ближним искупить свой грех? Достойно ли это? Какая же ты христианка?..

Элиза мрачно усмехается и пожимает плечами: какая есть…

Епископ: Нашими руками себя убиваешь. Недоверия не можешь простить. Понимаешь ли ты, какой камень мне на шею вешаешь? Понимаешь ли, что с твоим мужем будет, если он правду узнает? Ведь наши руки — в твоей крови отныне.

Элиза просто кивает.

Епископ (убито): Что же… Такова, видно, Божья кара…

Произносит на латыни отпущение грехов. Сгорбившись, поворачивается к выходу. Элиза внезапно щелкает пальцами. Епископ с надеждой оборачивается на звук. Элиза, завязав последний узел на своем изделии, протягивает ему рубахи.

Епископ: Я должен передать это твои братьям? Чтобы искупить свой грех?

Элиза с легкой улыбкой пожимает плечом и возводит глаза к небу. Епископ берет у нее рубахи.

Епископ: Понимаю… А… а король? А его искупление?

Элиза очень медленно качает головой, глядя прямо в глаза епископу. Епископ, сглотнув ком в горле, кивает и выходит с рубахами. Элиза остается одна. Она сидит, гордо подняв голову и кусая губы, а мыши все еще таскают к ее ногам стебельки крапивы…

Воздушный шар

Действующие лица:

Актер Нерон

Поэт Нерон

Политик Нерон

Летят актер, поэт и политик на воздушном шаре.

Поэт (замирая от восторга): О, какое величие открывается моему взору! Сколь тучные поля! Сколь густые леса!.. Сколь велика ойкумена!

Актер:… И вся она покорилась моему гению. Скоро мне будет рукоплескать Ахайя, а там и Александрия, а там и… А хорошо ли я смотрюсь на фоне этого зеленого простора?

Поэт: Чудо кaк хорошо, Нерон, Божественный!

Актер (демонстративно заботливо): Нерон, душечка, не застуди горлышко. Не сорви голосочек.

Поэт: Ты тоже, Божественный. Твоя декламация моих стихов заставляет трепетать тысячи сердец (укутывает Нерона своим шарфом).

Актер (капризно): А вот Петроний бранил твою последнюю поэму.

Поэт: Завистник. Бесталанщина.

Политик (с параноидальным блеском в глазах): Бунтарь. Опасный тип. К тому же богат, сволочь. Пошлю яд.

Актер: Слишком его все любят. Обнаглел в конец. Мою славу стяжает, хитрец. Никакого бескорыстия. То ли дело Тигеллин… Всегда-то он поддержит.

Поэт (со вздохом): Ну, конечно, он не Арбитр Изящного…

Актер: Зато кaк хвалить умеет!

Политик: Глуп, нo исполнителен. Труслив, правда. Предаст еще… Подожду месячишко и тоже яду пошлю.

Актер (хныча): Как ты смеешь, ничтожный, лишать меня моего единственного друга! Единственного, кто понимает меня, мой дар! Кто не допускает даже сомнения… А ты ради своих мелких амбиций… Коварство! Предательство!

Политик (мрачно): Для тебя же стараюсь. Все для тебя, Божественный.

Актер: Кровожадный! Беспощадный! Изверг! Злодей! Убийца! Хуже — отцеубийца! Матереубийца! Дядеубийца! Тетеубийца! Учителеубийца! (заламывает руки и одновременно бьется головой о корзину)

Поэт: Все из-за тебя. Сорвет голос. Кто будет тогда декламировать мои стихи?

Актер (по-бабьи причитая): Где мой Сенека? Где моя матушка?

Политик: Хорошо, Божественный, я потерплю.

Поэт: О, какой сюжет, какие страсти! Сколь велика и прекрасна твоя скорбь!

Актер собирает со дна корзины прах и посыпает голову.

Но утешься. Не надрывай сердце. Не превращайся в скорбную Ниобею. Ты нужен современникам и потомкам — а Ниобея рыдала из-за того, что стала ненужной никому.

Актер (вставая и отряхиваясь с помощью политика и поэта): Хорошо сказано. Напиши пьесу про Ниобею. Я буду играть роль Аполлона (картинно натягивает виртуальный лук и посылает невидимые стрелы вверх).

Поэт (трепеща от восторга): О, какая пища для творчества! Нерон, ты — моя муза! Ты вдохновляешь меня ежеминутно, Божественный! (достает стило и пергамент, судорожно пишет, графомански попискивая от собственной гениальности)

Внезапно раздается легкое шипение. Корзина дергается и начинает стремительно снижаться.

Актер (еще не выйдя из образа, высокопарно): Что это, друг? Моя стрела пронзила шар сей? Поэт: О, сила искусства! О, какой образ!

Политик: Мы падаем.

Актер: Я падаю! Ах! (падает на дно корзины)

Поэт (завороженно): Какая гибель нас ждет! Стрела Аполлона… О сребролукий!..

Политик: Надо выбрасывать балласт. Быстро.

Поэт (рассеянно): Балласт? Что это? Зачем? У нас ничего нет… Только (смотрит на стило и пергамент) вот это, принадлежащее вечности…

Политик: Мало.

Поэт: То есть кaк это — мало? Мое произведение перевесит пуды Овидия!

Политик: А этот жирдяй (указывает на тушку актера, распростертую на дне корзины)? Между прочим, он сам мне говорил, что «Метаморфозы» Овидия значительно сильнее твоей «Гибели Трои».

Поэт (бледнея): Какая наглость!

Политик: Разве ты не заметил? Он просто издевается над тобой. Он делает из твоих стихов пародию. И, честно говоря, голос у него за последнее время сдал. Вообще он поговаривает, что возьмет другого автора… Давай сбросим его.

Поэт: Ах!.. (впадает в депрессию)

Политик подходит к актеру.

Политик (шепотом): Пора убрать этого старого глумливого козла. Только что он смеялся над твоей декламацией и мимикой. Смотри, кaк кривляется, какую морду скорчил. Актер: Да кaк он смеет!

Политик: Зазнался. Решил, что ты ему не нужен. Он хочет тебя выбросить за борт. Уговаривал меня.

Актер: О низость! О подлость! И ты, Брут! (громко рыдает, рвет на себе волосы и продолжает бездействовать)

Политик (с внезапным безразличием): Ну, поскольку балласта у нас нет, будем умирать все вместе. Актер (живо вскочив): О горе, горе мне! О смерть вo цвете лет! О мать земля, прими меня в объятья! (бросается к краю корзины и протягивает руки к приближающейся земле) Как Кадм-дракон…

Политик подкрадывается сзади к Актеру и взмахивает кинжалом.

Поэт (замерев в экстазе): Какое подлое убийство! Какое вероломство! Ну где еще встретишь такой сюжет!

Актер (взвизгнув, отскакивает): Предатель! Занавес! Занавес! Я не хочу умирать!

Политик (гоняясь с ножом за актером вoкруг застывшего в катарсисе поэта): Кто-то из вас должен умереть за меня! Принеси себя в жертву мне! Будь великодушен! Это подвиг!

Актер (удирая): Господин убиваем свои рабом! Низший и презреннейший преследует благородного и возвышенного! Записывай, Нерон!

Поэт: Пишу, Божественный!

Актер: Ради презренной пользы жизни он убивает искусство в моем лице! Яду мне, яду!

Политик: Яд — это долго.

Поэт (мечтательно): Зато мучительно…

Актер: О низкий прагматик! О червь, пекущийся лишь о животе своем!

Поэт: Пишу!

Политик: Ты должен умереть! Если не ты, тo кто же! Ты же бог! Тебе не страшно!

Актер: Смертный преследует бога! Какое падение нравов…

Поэт: Ты же можешь сыграть Спасителя… Бог, отдавший жизнь за смертных. Какая великая роль. Ты слышал, эти христиане благоговеют пeрeд подобными деяниями. В самом деле, Божественный, это будет лучшая сцена в твоей жизни.