Иван Лажечников - Горбун Страница 5

Мошнин. Какая тут милость, батенька! Холопы твои только что за ворот не берут. А как нужны были денежки, так в Питере присылали за мной колымагу не раз... такой-сякой, не мазанный... друг и приятель, и шипучку пили вместе и по два самовара в час ставили.

Кремонов. Ты всегда наш дорогой гость, Гаврила Силаич! Не взыщи на дураке слуге. (Слуге.) А тебя, болвана!.. Приказано отказывать посторонним, а Гаврила Силаич свой человек... Эй, стул!.. Да вам покойнее будет на канапе... (Дает знак слуге, чтобы вышел.)

Мошнин (садясь и осматривая все кругом). Сесть-то сяду, потому что устал, да прошу не прогневаться, скажу тебе напрямки пословицу: соловья баснями не кормят. А ты вот уж три года сказываешь их мне. Писал, писал — нет ответа. Посылал просьбицы — сколько на гербовую вышло!.. сколько пришлось отдать подьячим!.. Гнал лист за листом, а ты и ухом не ведешь, задариваешь судей, да и молчок. Наконец поехал сам к тебе в Питер... я в двери, а ты в другие, я в полицию, отзыв дают, уехал в степную деревню; шлю туда — пишут: в Питере; словно в гулючки играем. Теперь, батенька, поймал тебя, и не выпущу... прошу не прогневаться, запру в тюрьму, и что ни месяц, буду вносить кормовые.

Кремонов. Дворянина? как это можно?

Мошнин. Полно хорохориться-то, батенька, господин дворянчик! что за честь, как нечего есть. А вот прошу не прогневаться, как сядешь у окошечка за золотой решеткой...

Кремонов. Разве не по твоему иску наложена опека на это имение? чего ж еще?..

Мошнин. По-моему. Да что в этой опеке? кому головка, а мне мякина; и процентов не получаю. В имении твоем ни кола ни двора, по твоей же милости.

Кремонов. Что ж мне делать, Гаврила Силаич? научи сам. Все продано, все описано... что я тебе своим лицом?

Мошнин. Правду молвить, невелика пожива. Да мне-то что ж прикажешь делать, Павел Иваныч? фабричным задолжал, фабрика стала... банкрут совершенный!.. полезай в удавку или выручай.

Аполлон Павлович (подвигая к Мошнину свои кресла). А какая у вас фабрика, позвольте вас спросить?

Мошнин (дерзка руку над глазами и всматриваясь в Аполлона Павловича). Ситцевая, батюшка, ситцевая. (Обращаясь к Кремонову.) Ведь сынок твой?

Кремонов. Сын. Вот какова подпора на старости!

Мошнин (прищуриваясь). Полно грешить, по глазам вижу, умная голова, дока!

Аполлон Павлович. Разве по одному глазу и по двум горбам.

Мошнин. Хе, хе, хе? И то правду сказать, батенька, вряд ли найдем горбуна дурака. Но мое разумение об тебе, государь мой, не из того источника вытекает. Вот видишь, я хоть и простой человек, да много всякой всячины видел на своем веку и многому научился... Не к стыду моему буди сказано: я был крестьянин твоего деда... мастерством каменщик... царство ему небесное, хоть и слыл фармазоном!.. Мужик был хитрый, рассудительный, видел насквозь человека... нажил копейку, да и оставил своему сынку (наклонясь к Аполлону Павловичу, дружески мигает ему), только не в помощь богатство... хе, хе, хе! Дед ваш любил меня, часто беседу вел со мною, и зная, что я умею держать язык за зубами, сказывал мне про такие вещи, что ужас иного возьмет... Верьте, государь мой, или не верьте, а он умел делать золото.

Кремонов. Почему ж не передал сыну этого искусства?

Мошнин. Прошу не прогневаться, он знал, что промотаешь дельное золото, как промотал ты денежки, которые он тебе оставил. Где вам, батенька! На такие дела нужно фортель в голове, да бесстрашие, да труд. А вам бы манну с неба кушать... Знаем вас!.. И я то денежки свои не тебе верил, а на слово батюшке твоему во гробу... (Слышен стук в стене от мороза.) О, го, го! дает, видно, ответ: «заплачу». Вот кто мне порукой по вас!

Кремонов (встает и, озираясь со страхом, ходит по комнате).

Мошнин (тихо Аполлону Павловичу). Трус! мороза испугался.

Аполлон Павлович (тихо смеясь). Вот этак всего!.. (Вслух.) Прошу вас продолжать рассказ.

Мошнин. Таким-то хоботом понабрался я кое-чего у твоего дедушки, по милости его отпущен на волю, научился самоучкой грамоте; протекло много ли мало ли лет, бросил свое каменное мастерство, потом в приказчики на ситцевую фабрику, вышел в хозяева, начал ездить по ярмаркам, делать дела с немцами, армянами, жидами, и с крещеными и некрещеными... с русскими был русский, с татарином — татарин... где полз вьюном, где на четвереньках... Не взыщи, батенька, как же иначе наживать денежку! Не мне чета тоже делают и выходят в люди!.. И набил было я копейку, да вот почтеннейший нынче разоряет меня вконец... Однако ж прошу не прогневаться, речь-то я к тому вел, что твой дед научил меня по приметам различать сокола от вороны!.. Вот как бы мне пришлось с тобою дело иметь, так не стали бы зевать по батюшкиному.

Кремонов. Вот что должно терпеть несчастье. Ты обижаешь меня, Гаврила Силаич, грешно.

Mошнин. Грех правде поперечить, батенька! Плохонек был — дела говорят, не мы. Вот и теперь кабы ты хотел, мог бы поправиться... фортель есть...

Кремонов. Научи меня, будь моим благодетелем, моим спасителем.

Мошнин. Где!.. Ты слишком совестлив.

Кремонов. Готов хоть к сатане в услужение, лишь бы выпутаться из бед, которые меня со всех сторон осадили.

Мошнин (пришурясъ одним глазом). Право?.. хе, хе, хе! ну вот мне нужен на мою фабрику рисовальщик и гридыровщик... дорого бы дал... понимаешь меня?..

Кремонов. Это одне шутки... можно ли дворянину?

Мошнин. Опять за старую песню!.. Шутка, так шутка! (Задумывается и считает по пальцам про себя.) Пять — синюха, две синенькие — красная бумага, десять, десять и два раза десять — пятьдесят, четыре беленькие — сотенная! хорошо! А как тысячу сотенных?.. уж это не шутка!.. Ге, ге, ге, да и мы арихметику знаем... (Продолжает что-то считать по пальцам, между тем Кремонов, облокотясь на ручку канапе, сидит в задумчивости.)

Аполлон Павлович (дрожа, вскочив с кресел, в сторону). Я... я его понял... гениальная мысль! Она давно западала мне в душу... она не раз тревожила меня днем, будила ночью... почему же ей не осуществиться!.. Этот миг мой Рубикон... переступаю!.. (Подошедши к отцу, на ухо.) Оставьте нас... на часок... на полчаса... я постараюсь его уговорить...

Кремонов (тихо сыну). Как же мне от него улизнуть? готов хоть в овине просидеть.

Мошнин. Вам, батюшка, не нужно ли по делам хозяйственным?.. каков час!.. Извольте, извольте... ведь вы, чай, не убежите...

Кремонов. Помилуй, и убежать-то некуда. (Уходит.)

Аполлон Павлович и Мошнин.

Mошнин. Слабый человек, мухи с носа не сгонит, а какое с тобою обращение!

Аполлон Павлович (хочет говорить).

Мошнин (перебивая его). Не говори мне... все знаю, батюшка, Аполлон Павлович... Так твое имечко, кажись?

Аполлон Павлович. Точно.

Мошнин. И болван-то и горбун?.. других имен тебе нет. Ох, ох! А кабы умели тебе цену дать, кабы родитель слушался тебя, или поручал тебе дела свои, так пошло бы иначе...

Аполлон Павлович. Благодарю покорно и понимаю цену ваших похвал. (Подвигается поближе к нему.)

Мошнин. Смекнул тотчас, что у тебя глаз верен, аки граненый алмаз. Говорят... (потирает руки с удовольствием) у вас и ручка золотая.

Аполлон Павлович. Могу похвалиться, нарисую живо, с чего угодно... а написать могу и скорописью, и по печатному так, что с книжным не узнаешь. Жаль, что не могу дать вам образчика.

Мошнин (качая головой). И ты, Аполлон Павлович, не пустишь такой золотой ручки в ход... грешите, родной!.. кабы у меня такая, нажил бы разом десятки тысяч.

Аполлон Павлович. Не имел случая и хорошего посредника...

Мошнин. Да, батюшка, надо верность, чтоб пустить в ход твою работу... А позволь спросить, еще что знаешь?

Аполлон Павлович. Жаль, что ничего более... могу только похвастаться осязанием... вы понимаете... закрыв глаза, ощупаю какая у вас... положим хоть... бумажка. (В сторону.) Кажется, в рот положил...

Мошнин (качая головой). Так, так, а ты бы?

Аполлон Павлович. Да... я бы...

Мошнин. Заприте-ка дверь, батюшка.

Аполлон Павлович (запирает дверь и потом, возвратившись, дрожа, схватывает его за руку). Запер... (Отведя его за ширмы.) Полно!.. не выдержу... В жилах моих не кровь, а свинец — ты растопил его! Играть долее нашу камедь невмочь. Мы поняли друг друга — так ли?