Неизвестный Юлиан Семёнов. Возвращение к Штирлицу - Юлиан Семенов Страница 6

Вошел казак с чаем. Бакич извинился и вышел. Он зашел к себе в кабинет и сказал одному из шифровальщиков:

– На графологическую экспертизу.

Медленно ползут в ночи три грузовика, груженные оружием. В первой машине возле русского шофера – Сомов. Фары машины утыкаются в воду.

– Снова река, – чертыхается шофер, – ни хрена мы к барону не попадем.

– Надо поспокойнее, – говорит Сомов. – Карта есть?

– Какие здесь, к черту, карты?! Нету здесь карт, господин полковник.

– Ну, станем, – просит Сомов, – по звездам поглядим.

Он вылез из машины, размял ноги, потянулся с хрустом.

Ночь – сине-багрово-голубая – лежала над монгольской холмистой степью. Редкие порывы ветра несли в себе пьяные запахи полыни и одолень-травы.

– Во-он медведица, а рядом что это? Здесь Орион? А? – Сомов вдруг засмеялся чему-то, поглядев на злое лицо шофера.

Вдруг где-то неподалеку громыхнул выстрел. Второй, третий. Сомов быстро обернулся на выстрелы. Увидел в темноте, на фоне багрово-серого неба, высверки выстрелов. Четверо всадников преследовали одного, этим одним был Мунго: уже третий день он пробирался в Ургу, но и на этот раз неудача постигла его – она нарвался на заставу гаминов, которые держали все пути в Ургу под неослабным контролем.

Мунго подскакал к машине – конь в пене, сам он весь оскаленный, горячий с боя.

– Русские?

– Русские.

– Там гамины, отпугнем вместе!

Сомов, шофер и Мунго стреляют несколько раз в гаминов. Те, сделав круг возле машин, прокричав что-то свое, длинное и злое, скрылись в ночи.

Ехал караван машин дальше, а в первой машине возле Сомова сидел Мунго и показывал дорогу:

– Теперь влево и по Изумрудному ручью.

– Глаза у тебя как у филина.

Сомов несколько раз задерживался взглядом на сережке, которая болталась в ухе монгольского провожатого.

– Направо сворачивайте.

– Что это за сережка такая занятная?

– Таких только две в Монголии. Сам из граната сделал. Одна у моей невесты, другая у меня.

– А где невеста?

– Гамины в Ургу угнали. А пройти не могу: кругом кордоны. То Унгерна, то гаминов – черт вас всех забери. Стой! Здесь прямо, версты три: там Унгерн.

– Тебя как зовут?

– Мунго.

Сомов достал блокнот и записал что-то – четким, крупным почерком.

– Это пропуск. Русские кордоны вас пропустят всюду. Я написал, что вы – мой проводник. Держите.

Мунго спрятал записку за отворот шапки и, не сказав ни слова, вылез из кабины, свистнул коня, который шел следом, и скрылся в ночи – будто и не было его.

СТАВКА УНГЕРНА НА ГОРЕ. Внизу палатки войск, обозы, кухни. Сомов спрашивает казака, попавшегося ему навстречу:

– Где барон?

Казак оборачивается, кивает глазами на большую юрту. Сомов входит туда.

Остановившись на пороге, видит Унгерна – в исподней рубахе, выпущенной поверх галифе. Тот склонился над картой, вычерчивает что-то циркулем.

– Полковник Генерального штаба Сомов прибыл к вам из координационного парижского центра.

Унгерн вскинул голову, оглядел Сомова и сказал:

– А на кой вы мне здесь ляд, любезнейший?

– Простите?

– Я говорю: какого черта вы сюда приехали? Я ненавижу все связанное с Европой. Милюкову ручки жмут, Савинкова-цареубийцу лобызают. Нет белого цвета, остался один желтый, на него и надежда.

– Генерал, я прибыл только для того, чтобы координировать план общего выступления.

– А мне на ваш план плевать. У меня свой.

– Отличный от того, который мы готовили в Париже?

– Отличный, батенька, отличный.

– Что мне передать в Париж?

– Послушайте, Сомов, в человеках я чту только одно – наличие у них детскости, пусть анфан тэррибль, только бы анфан. Так вот, детишки наиболее распространенным жестом своим считают фигу.

И Унгерн показал Сомову кукиш.

– Генерал, вы прикажете мне вернуться в Париж?

– А это как хотите. – И Унгерн крикнул: – Доктора мне!

Пошел за ширму. Скрипнула кровать. Бросил на ширму рубаху, галифе.

В юрту вошел доктор. Унгерн из-за ширмы сказал:

– Знакомьтесь, Сомов. Доктор Баурих.

Доктор и Сомов обменялись рукопожатием. Доктор с саквояжем зашел за ширму, и оттуда раздался громкий шепот Унгерна:

– В левую колите, в левую.

В юрту вбежал казак:

– Ваше превосходительство, от Ванданева гонец. Семь кордонов хунхузов прошли, сегодня ночью будут воровать императора ихнего.

– Где они стоят? – спросил Унгерн из-за ширмы.

– У Черного дуба.

– Скажите Ванданову, что завтра утром император должен быть здесь. Без императора мы не можем начинать штурм Урги.

Посыльный выбежал из юрты. Следом за ним, пожав плечами, вышел Сомов. Он сел на маленькую скамеечку возле юрты, закурил, наблюдая за тем, как казаки кончали разгружать машины с оружием.

Из юрты вышел доктор, посмотрел на растерянного Сомова и спросил:

– Возвращаетесь в Париж? Завидую.

Сомов поглядел на доктора, спросил:

– Что вы желтый такой?

– Малярия треплет, помирать пора.

– Странно, – сказал Сомов, – я не знаю больших пессимистов, чем доктора, врачеватели людских недугов. Боже мой – помирать пора!

Сомов достал блокнот и записал:

«Барон составил новый план выступления против Советов. Миссия моя пока проваливается. Но в интересах общего дела придется задержаться, с тем чтобы выполнить ваше задание по координации общих выступлений против Кремля. Постараюсь в ближайшее время дать о себе как-нибудь знать.

Сомов».

Он спрятал эту записку в конверт и написал адрес: «Париж, рю де Ришелье, 17, Простынкину. Срочная телеграмма» – и протянул шоферу вместе с деньгами.

– Немедленно отправить из Харбина.

– Слушаюсь, ваше высокоблагородие.

ВЕЧЕР. Юрта близ черного, разбитого молнией дуба.

Старик монгол сидит возле люльки, укачивая ребенка. Ванданов – сейчас в халате без погон, в лисьей шапке, надвинутой на глаза, – мечется из края в край юрты, то и дело поглядывая на часы.

Старик напевает внуку:

Назови мне трех далеких,

И ответил старец внуку:

Солнце мертвому далеко,

Дом далек коням усталым,

Дня конец – голодным людям.

Назови мне трех небывших,

И ответил старец внуку:

Крыши не было над морем,

Пояса у гор высоких

И столбов, державших небо.

Отворился полог юрты, и вошли четверо разгоряченных бурят – все из личной охраны Унгерна, те самые, которые сопровождали Унгерна и Ванданова к старику настоятелю в монастырь Дамба Доржи.

Олин из охранников достал из-за пазухи большой ключ, протянул его Ванданову:

– Точный слепок.

Ванданов схватил ключ, ощупал его со всех сторон, сел возле очага, выдохнул облегченно и сказал:

– Ну вот, теперь можно считать – главное сделали.

Охранник сказал:

– Только пришлось ему еще сорок тугриков уплатить. У нас было тридцать, десять мы ему должны.

Ванданов пожал плечами, усмехнулся,