Фридрих Горенштейн - На крестцах. Драматические хроники из времен царя Ивана IV Грозного Страница 64

Бельский. Государь милостивый, бежали в Литву братья Алексей и Гаврила Черкасские, также первопечатник Федоров со товарищи бежал.

Иван. Эти отчего бежали? Надо бы стороной разведать, не захотят ли они опять воротиться. Ежели захотят, то обещать им многие милости. Еще многие ли бежали?

Бельский. Помимо князей Глинского и Пронского, также родича моего Давида Бельского бежали многие дворяне и дети боярские, между прочим направленный в Литву дворянин Тетерин и Сарыхозин. Так и молодой князь Одоевский. Боярин Горенский из Пушечного дворца получил твое, царя, веление покинуть дворец и прибыть в псковскую армию вместо изменника Репнина, пушечного воеводы. Прибыв в место назначения, пытался бежать за рубеж. Погоня настигла в литовских пределах. Границу перешли, взяли уже в Литве. Привезен в цепях в столицу.

Иван (гневно). Где все те изменники?

Бельский. Которые схвачены – тут, государь.

Иван. Привести, хай бояре и духовные на них поглядят, может, иные и себя в изменниках узнают.

Бельский. Которого, государь, первого волочь?

Иван. Дядю моего первого веди, Михаила Васильича Глинского, с князем Турунтай-Пронским. (Встает с трона, ходит.) Не первый раз Глинские, родичи матери моей, недовольные московскими порядками, угождают в тюрьму. И при отце моем опальный дядя обязался прекратить тайные сношения с королем Жигмонтом и поклялся, что не отъедет в Литву. (Входят в сопровождении дворецкого связанные Михаил Глинский и князь Турунтай-Пронский.) Что ж ты, дядя, подался к врагу России королю Баторию в компании с изменником Турунтай-Пронским?

Глинский (кланяется). Бью челом царю и великому князю, что не бегали, а поехали было молиться Пречистой в Оковец.

Турунтай-Пронский. Поехали было в Оковец молиться, уехали в сторону, не зная дороги.

Михаил Глинский. Во ржевских местах, великих тесных лесах, в непроходимых теснотах ржевской украины, заблудились.

Бельский. Нашли у них при аресте королевские грамоты, гарантирующие убежище в Литве, а также подробную роспись дороги до литовской границы.

Иван (гневно). Клятвопреступники! И ты, дядя, брат матери моей, клятвопреступник! В темницу их, пытать огнем да казнить!

Михаил Глинский (плачет). Бьем челом, бегали от страха. Узнали, что поклеп на нас подан.

Турунтай-Пронский (плачет). Мы услышали погоню и узнали, что нам уйти невозможно, возвратились сами.

Михаил Глинский. От недоразумения тот бег учинили, обличась страхом князя Юрьева убийства.

Царевич Иван. Батюшка, отдай мне их на поруки, братьев бабушки моей. Отдай князя Михайла Васильича.

Иван. Сын мой, царевич Иван, сказано: не по лицам судить сынов человеческих, но праведным судом судите. Каким судом судите, таким и судиться вам, и какой мерой мерить, такой и воздастся. Для сына моего, Ивана Иоанновича, я тебя, дядя, пожаловал, а уж заодно и тебя, князь Пронский, а были бы вы при власти, какие бы казни творили! Бельский, вины их сыскать, отдать их под опеку. (Глинский и Пронский кланяются. Их уводят.) Никому нельзя верить, даже и тем, кто выдвинулся после собак Адашева и Сильвестра, и родичам верить нельзя. Сдается мне, что за невозможностью овладеть снова мной, царем, как было в молодости при Адашеве и Сильвестре, сделать вновь надо мной опеку, они перейдут к Баторию али к крымскому хану, али же будут в соумышлении с врагами действовать во вред мне, царю. Бельский, надобно со всех взять поручные записи в том, что служить верно мне, государю, и моим детям, царевичам Ивану и Федору, не отъезжать в Литву и иные государства. Щелкалов, приготовишь поручные.

Щелкалов. С кого, государь милостивый?

Иван. Прежде прочего, с родича моего, троюродного брата, князя Мстиславского. В 1571 году от рождения Христова князь Мстиславский возглавлял земскую армию и не отразил врага и, более того, изменил отчизне. Тогда он публично покаялся, что сам навел хана на святые места и своей изменой погубил стольный город. Так ли, князь Мстиславский?

Мстиславский (кланяется). Так оно, государь.

Иван. При первой кампании Батория князь Иван Федорович Мстиславский со своим зятем, тверским князем Симеоном Бекбулатовичем, возглавлял большой полк, сиречь был главным воеводой русской армии. Он виновен в падении Полоцка.

Мстиславский (кланяется). Истинно так, государь милостивый.

Бекбулатович (кланяется). Грозный и сильный царь Иван Васильевич, признается холоп твой, тверской князь Симеон Бекбулатович, в неисполнении твоих повелений. Царствуй вовеки и наказывай нас, холопов, как пожелаешь.

Иван. Ныне, когда вторая кампания кончилась поражением и поляки захватили Великие Луки, Нарву да прочие города, я, царь, решил указать народу на виновников беды и назвать имя главного руководителя земской армии Мстиславского. Годунов, о том чтоб на всех крестцах бирючи кричали.

Годунов. Исполним, государь.

Иван. Нагой, чтоб иноземцам про то сказано было.

Нагой. Сделаем, государь!

Иван. Признаешься ли в том, Иван Федорович Мстиславский, с сыновьями своими, боярами Федором и Василием?

Мстиславский (кланяется). Признаемся, государь милостивый, клянемся тебе в верности!

Иван. Не мне клянись! Клянись у митрополита Дионисия Всея Руси на святом Евангелии. Митрополит Дионисий, прими у них клятву.

Дионисий (берет Евангелия). Клянись на Священном Писании, князь Иван Федоров Мстиславский, с сынами, Федором и Василием!

Мстиславский. Я, князь Иван Федоров Мстиславский, и мои сыновья, бояре Федор и Василий, публично признаемся в том, что перед царем во многих винах преступили.

Иван. Перед царем и отечеством!

Мстиславский. Перед царем и отечеством.

Иван. И за свои вины бьем челом перед преосвященным Дионисием-митрополитом.

Мстиславский. И за свои вины челом бьем перед митрополитом.

Иван. Пиши, Щелкалов: князь Мстиславский под присягою обязался не отъезжать к Баторию, и также города никакого не сдавать.

Нагой. Государь милостивый, ежели грамоту составить по трафарету, то тяжко будет иноземцам объяснить, в чем именно обвинен первый боярин Думы.

Иван. Сами помыслите, как составить, чтоб одно было ясно: от главного воеводы требуется беспрекословное подчинение царю. Клянись, Мстиславский!

Мстиславский. Я, князь Мстиславский, клянусь быть верным царю и его детям, обещаю служить их землям прямотой во всем, во всем в правде, без всяких хитростей и лиха и измены никоторой не учиняти.

Бельский. Государь, кого вместо Мстиславского назначить главным воеводой?

Иван. Хай Мстиславский сохранит свои посты. Однако, чтоб за него поручилось множество знатных людей на случай его измены, уплатить десять тысяч рублев. (Вводят князя Горенского в цепях.) Да взять пятнадцать тысяч рублев с поручителей за поручителей. В 1561 году от Рождества Христова, когда я, царь, доверил управление земщиной Мстиславскому, то признался он в изменнических связях с татарами, да был прощен благодаря ходатайству тогдашнего митрополита. За него поручились три знатных боярина, предоставившие со своей стороны двести восемьдесят пять поручителей. Порученных денег внесли двадцать тысяч рублев. И вот, милые мои, через несколько времени Мстиславский снова попался вместе с двумя сыновьями в подобном же преступлении. И на сей раз избежал смерти. Однако гляди, старый пес, в третий раз уж лишишься головы, да и сыны твои также.

Мстиславский. Верой и правдой служить будем, грехи замаливать. (Целует Ивану руку.)

Симеон Бекбулатович. Превысочайший мой и любезнейший и величайший царь и государь Всея великой Руси! И я Евангелие целовать тебе на верность хочу, поскольку крестился в православную веру в часовне святителя Казанского Гурия и христианство свое объявил людям на Пожаре публично.

Иван. Ты, князь тверской Симеон Бекбулатович, сиди на лавке тихо, о тебе потом речь!

Бекбулатович. Кланяюсь тебе трижды, великий царь! (Кланяется и отходит, садится на лавку.)

Иван (Горенскому). Что, собака князь Горенский, изменник отечеству, говори, собака бешеная, как бежать замыслил!

Горенский. Говорить мне, царь, не про что. Гляжу я на бояр знатных, на Мстиславских, на Шуйских, на Романовых да прочих, а про то мыслю: их положение не лучше моего ныне.

Бельский. Что ты, собака, брешешь! Кто верно государю служит, тех государь жалует.