Габриэль Марсель - Завтрашняя жертва Страница 7

Антуан. Это не то… Я тебе почти перестал писать, ты прости. По правде говоря, не знаешь, что сказать. Так унизительно сидеть здесь сложа руки, в то время как вы…

Ноэль. Что за глупость! Терпеть не могу, когда ты так говоришь. Ты нужен на своем месте. А оттуда тебя эвакуировали бы в течение сорока восьми часов.

Антуан. Да, вероятно. Хотелось бы быть для тебя лучшим корреспондентом; но рассуждать о боевых операциях… сам понимаешь, штатский для этого не годится.

Ноэль. И военный — тоже. Клянусь, если б мы хоть что-нибудь в этом понимали!.. Чего ждут от Соммского наступления? Эффекта внезапности? На него уже не приходится рассчитывать. Мы задохнулись в грязи, в траншеях, моральное состояние людей — хуже некуда. Так что…

Антуан. И если мы, в тылу, не способны вас ободрить, то чего мы стоим! Лучше молчать.

Ноэль. Но ты вовсе не обязан говорить о войне! Война — это так докучно; избитая, затасканная тема. И в то же время есть вещи, о которых я хотел бы знать, и я не вижу, кто бы мне в этом помог, кроме тебя. Даже что касается дома… ты не представляешь себе, до чего я не в курсе. От Жанны приходят записки буквально в три строки; в письмах мамы и Моники речь только о домашних неурядицах или о делах мадам такой-то…

Антуан. Честно говоря, в нашей жизни не случается ничего из ряда вон выходящего. Глядишь, как растут дети: пожалуй, вот главное. Ты ведь знаешь, я не придаю большого значения воспитанию…

Ноэль (продолжая свою мысль). И все-таки… Послушай, старина, мне понадобилось не так много времени, чтобы обнаружить, что что-то неладно.

Антуан. Что ты имеешь в виду?

Ноэль. Я хочу тебе сказать, что этой ночью я пережил с Жанной очень тяжелые минуты. Когда я хотел… выказать ей свою нежность, то был ошеломлен ее реакцией — настоящим взрывом отчаяния. Стенания, слезы — и так до утра…

Антуан. Ты не думаешь, что это объясняется исключительно потрясением, вызванным твоим приездом?

Ноэль. Нет. Я почувствовал в Жанне твердую решимость отказать мне. И это лишь подкрепляет впечатление, которое сложилось у меня от ее немногословных писем, — я о них только что упомянул; подчас я боялся обнаружить в них умышленное уклонение от ответа на какие-то мои порывы. А ведь стоит только вспомнить, какой она была… совсем недавно, перед самым моим отъездом на фронт! Это непостижимо.

Антуан. Понимаю тебя.

Ноэль. Так что же случилось? У тебя нет никаких догадок на этот счет? Вернуться домой, чтобы застать такое!.. поверь, это ужасно. Я ведь… ты понимаешь… я жил мыслью об этом свидании, я не позволял себе ни малейшего… отвлечения. Я отнюдь не хочу сказать, что жалею об этом! Но я… меня одолевает беспокойство.

Антуан. И все-таки я полагаю, что это связано с невероятным волнением, в которое ее поверг твой приезд.

Ноэль. Нет, ты сам в это не веришь. Где здесь логика? Она бы мне сказала: «Не сегодня… Завтра».

Антуан. Бесспорно одно — она страстно тебя любит.

Ноэль. Это все слова…

Антуан. Нет, это — единственная реальность. Видел бы ты, как она поджидает почтальона, как набрасывается на твои письма… Ты абсолютно не прав!

Ноэль. Отчего же так изменился тон ее писем? Здесь может быть только одно объяснение, и ты прекрасно это знаешь.

Антуан. Мой бедный Ноэль, клянусь тебе, ты просто бредишь: твои подозрения были бы чудовищны, не будь они… смешны.

Ноэль. Если здесь что и смешно, так это мое положение.

Входит Жанна; она в явном смятении.

Жанна. Извините, я только и делаю, что вхожу и выхожу… Я ищу свою сумочку, мне казалось, что я ее оставила здесь.

Антуан (тихо). Жанна, ради бога, одумайтесь. (Громко.) Ну, я пошел, мне пора взглянуть, что делается в моей конторе! (Уходит.)

Жанна. У меня сложилось совершенно определенное впечатление, что в момент, когда я вошла, вы говорили обо мне.

Ноэль. И дальше что?

Жанна. Но, Ноэль, я не могу допустить мысли, что ты поверил брату некоторые… интимные вещи!

Ноэль. Я не стану тебе отвечать, пока сам не получу от тебя объяснений.

Жанна. Ах… так ты все о том же!

Ноэль. Твое поведение порождает во мне худшего рода беспокойство.

Жанна. Но, бога ради, что ты хочешь сказать?

Ноэль. Повторяю: худшего рода беспокойство.

Жанна. Ноэль!

Ноэль. Если ты настолько безответственна, что не осознаешь всей серьезности иных слов и поступков…

Жанна. Так вот степень твоего доверия!

Ноэль. Доверие — это то, что должно подкрепляться.

Жанна. Вот так ты меня любишь…

Ноэль. Брось, пожалуйста. Оценить, как я тебя люблю, зависело только от тебя!

Жанна (глубоко взволнованная). Неужели ты действительно считаешь, что я лишила тебя возможности проявить свою любовь?

Ноэль. Еще бы!..

Жанна. Единственная любовь, имеющая в моих глазах цену…

Ноэль. Не знаю, что ты собираешься сказать, но предупреждаю, что война пока еще не отшибла у меня память.

Жанна. Я тревожусь, не повлияла ли она странным образом на характер твоей любви, — это было бы страшнее.

Ноэль. Итак, мне следовало принять твои милости с горячей признательностью…

Жанна. Тебе следовало… О, человек ни при каких обстоятельствах не имеет права не понимать!

Ноэль. Что все это значит? Я хотел бы разъяснений… Возьми любого мужчину: ты увидишь, найдется ли хоть один, кто согласится с тобой. Что я здесь должен понимать? Что ты меня не любишь — скорее всего, потому что любишь другого? Конечно, тебе, насколько я тебя знаю, эти месяцы разлуки должны были показаться утомительно долгими — как впрочем, и мне. Стало быть…

Жанна. Я запрещаю тебе повторять эту низость!.. Так вот до чего ты дошел, вот, оказывается, каково твое представление обо мне… и такие мысли зрели в тебе в сени смерти!

Ноэль. А смерть здесь при чем? (Молчание. Другим тоном.) В том, как ты держишься со мной, Жанна, есть нечто отталкивающее, мне кажется, ты должна это понимать. Женщина не вменяет мужчине в вину то, что он желает ее: ты пытаешься сделать вид, будто усматриваешь в этом влечении бог весть какой животный инстинкт.

Жанна. По сути… оно именно таково.

Ноэль. Ты же великолепно знаешь, что… это сама жизнь.

Жанна. Жизнь!

Ноэль. И прекрасная.

Жанна. Нет, неправда… в этом нет прекрасного.

Ноэль. Нет прекрасного? В полном обладании?.. Слиться в единое существо!..

Жанна. В единое тело, ты хочешь сказать. Но это не слияние двух душ!

Ноэль. Не начиталась ли ты ненароком благочестивых романов издания Плон-Нурри, по три с половиной франка за штуку?.. Но я тебе запрещаю это. Может быть, религия…

Жанна. Друг мой, прошу тебя, не произноси сейчас этого слова.

Ноэль. «Друг мой»!.. Но, в конце концов, если б я мог быть уверен, что это только кризис… ну, скажем, нравственная щепетильность, внушенная духовником!

Жанна. Как бы то ни было — это то наиболее глубокое, что есть во мне самой; и потом, это не щепетильность.

Ноэль. Ну, так ты безжалостна. Если б ты только могла себе представить, на какую жизнь там обречены бедные парни вроде меня!

Жанна (горячо). Ты полагаешь, я не думаю об этом? Да нет мгновения, когда бы меня не преследовала мысль об этих лишениях, об этой вечной угрозе!

Ноэль. Верится с трудом…

Жанна. Как представлю себе, что твоя жизнь — на волоске, что любая неожиданность может оказаться роковой, — я готова сойти с ума…

Ноэль. Если ты сама признаёшь, что в твоем поведении этой ночью было что-то от помешательства…