Том 9. Драматургия (86) - Алексей Николаевич Толстой Страница 7

Нина. Успешно идет эта ваша тренировка?

Артамон. Ах, Нина, ты немножко только войди в мое положение… После тебя – никто, поверь, никто не может понравиться.

Нина. Даже певичка от Яра.

Артамон. Фи! Это было под пьяную руку, ты слишком нетерпима… И притом совершенно недооцениваешь себя… Ведь ты чертовская женщина! И я люблю эту твою дьявольскую ревность.

Нина. Пожалуйста, я ни к кому не ревную…

Артамон. Нина… приходи вечерком в сад… По некоторым причинам я удираю сию минуту и не явлюсь до вечера… Родная моя, на минутку забудь, попробуй, приди… Я должен рассказать невероятно много…

Нина (после молчания). А если приду?

Артамон. Ты же знаешь, что!.. Мне здесь смертельно скучно… Я понял, что без тебя нет жизни нигде. Ну, приди… Если нужно – ругай меня, поколоти, только приди…

Голос Сонечки. Ау!

Нина. Зовет, идите.

Артамон. Милая, согласись… (Хватает ее, целует.) Родная моя, как я тосковал.

Нина. Пусти…

Квашнева (глядит на них из-за кустов.) Ох, батюшки, запыхалась…

Артамон исчезает. Квашнева входит. Как воз везу, разорвет меня как-нибудь в одночасье. Входит Сонечка с охапкой листьев. Сонечка. Это не вы аукали, нет? Нина не отвечает.

В лесу то там, то здесь аукнется, смотрите, какие листья. (Вздыхает.)

Квашнева. Нилку этого посылать, как за смертью… (Соне.) Кто аукался?

Сонечка. Я почем знаю. Ходят в лесу по грибы и аукаются… Мама, кого мы ждем? Пойдемте…

Квашнева. Уйдешь, а без хозяйского глаза коляску рычагами разворочают… Отсырела я, вот что… Чаю хочу.

Вдали голоса.

Идут, никак, слава богу… Софья, покричи! Сонечка (идет и аукает). Ау! мы здесь!

Голоса приближаются – откликаются ближе.

Квашнева. Мать за дуру почитает; знаем мы, какие в лесу грибы аукаются, отвернись на минутку. (Быстро перекинулась к Нине.) Ну что, красавица, надумали? Видела, все видела, время не теряли, спасибо, – так-то лучше, сразу быка за рога. Чем могу, отблагодарю – брата моего уговорю страховаться… Согласны… значит?

Нина (с трудом). Хорошо. Согласна.

Сонечка. Мужики пришли.

Квашнева. Спасибо вам, милая. Заварим с вами кашу – только ложку припасай.

Уходят.

Занавес

Действие второе

Зал в доме Коровина. Под вечер. Три высоких окна прямо; убранство залы старое, перед окном кресло с большой спинкой, скрывающей Клавдия Петровича. Направо дверь, налево ступени, арка и видна столовая. На ступеньках стоит Нил, повыше Катерина.

Катерина. Ну что, Нил?

Нил (шепотом). Я уж распорядился, побежали выручать; приказал, чтобы рычаги захватили беспременно. Спит наш?

Катерина. Бог его знает, голубчика, спит, али так глазки закрыл. Давно чего-то не шевелился.

Нил. Сказать надо бы, что гости-то.

Катерина. Да как сказать; сама не знаю, что надо; помутилось в глупой моей голове. Нил, ведь срок завтра моему аттестату.

Нил. Катерина, любезная моя, воздержитесь, время не такое; дайте молодых окрутим, тогда пейте на здоровье.

Катерина. Пропадущая моя голова; за что, за что господь наслал такую скверность…

Нил. Бестолку не пошлет, была, стало быть, к тому причина; ведь вы не без яду, Катерина Ивановна…

Катерина вздыхает.

Гостям приготовили покушать?

Катерина. Петуха велела зарезать, с кашей его сварю.

Нил. Что это вы, Катерина Ивановна: с кашей только бедные едят…

Катерина. Так с чем же, петух ведь лиловый.

Нил. Изрубить его мелко и в котлету.

Катерина. И то надоумил – обеспамятела я, обестолковела.

Нил. А вы погромче, может, наш-то проснется…

Катерина. Ох, боюсь, – вдруг раскроет глазки и огорчится…

Нил. Что же нам делать? Приедет Квашнева, кинется к нему сразу – хуже будет.

Катерина. Ты сам постучи.

Нил. И то постучать, да прибрать, пока гости не наехали. А вдруг возьмут да наедут. Долго ли до беды. (Сходит в залу, будто прибирает, двигает кресла, роняет вещи.) Артамон Василич, вот уж хлюст, боюсь я его до смерти.

Катерина. Насилу его после чая в сад прогнала; вчера говорил, говорил, говорил, говорил – птица и та помолчит в свое время; наш-то совсем затосковал; что делать будем?

Нил. Чего ему у нас нужно, никак не добьюсь.

Катерина. Барину паровик свой продает. У нас паровиков и без его достаточно; а он: ты, говорит, Клавдий Петрович, купи все-таки, по крайности ездить на нем будешь.

Нил. Станет вам Клавдий Петрович на паровике ездить! (Таинственно.) Дело не в паровике; Артамон Василич воду мутит, охота ему за Сонечку с нашего барина получить отступного.

Катерина. Вот грех, прости господи! (Вздыхает.) Пойду петуха щипать.

Нил. Идите, да воздержитесь, Катерина Ивановна.

Катерина вздыхает и уходит.

(Громко.) Ох, приедут гости: Марья Уваровна с дочкой и еще неизвестная путешественница. Ей-богу, сейчас приедут… (Роняет кресло.) Клавдий Петрович, а Клавдий Петрович!

Клавдий (высовывает из-за спинки голову). Что ты так стучишь?

Нил. А я говорю – гости могут приехать.

Клавдий. Не надо их…

Молчание. Послушай… (Садится на диван.)

Долгое молчание.

Сегодня она опять приснилась.

Нил. Портретная-то?..

Клавдий. Да. Сначала вижу – будто я маленький и залез на дерево. На ветках все гнезда, и птицами пахнет. Залез и сижу, а внизу на земле красные бумажки валяются, от прошедшего фейерверка. Вдруг стало мне грустно, а потом еще грустнее… Сижу на дереве и заплакал… (Задумался.)

Нил. Вот со мной тоже бывает. Сижу, сижу, и ни с того ни с сего заплачу.

Клавдий. Странно стало – отчего грущу, и вдруг понял – вижу, по нашей поляне идет фигура. Так и захолонуло. Потом все перепуталось, перепуталось, перемешалось.

Нил. И у меня тоже, постоянно в голове все перепутается.

Клавдий. Сны оттого чудесны, что легко перелетаешь, не нужно ходить, маяться… То на дереве сидишь, и вдруг уже перед балконом… А полукруглое окно, знаешь, под крышей, сразу раскрылось, на подоконник облокотилась девушка, глядит глазами на небо, на сад, на дорожки и улыбается грустно… А сердце мое вот так и стучит; вглядываюсь, у ней знакомое лицо, родное… Хочу, чтобы и на меня посмотрела – посмотрит, и будет счастье… Рукой бы махнуть – не двинуться – а лицо у нее такое знакомое, боже мой…

Нил. На Сонечку сходственное?

Клавдий. Нет. Сонечку никогда не вижу во сне, она не настоящая… А на нее, на Нину, на наш портрет… (Встает.) Нил, найди портрет… Прошу тебя… Он никуда не мог деваться, его спрятали нарочно… Он сто лет висел здесь, тридцать лет я гляжу на него… Найди, жить не могу… Она единственная… Мне казалось, если я долгие годы буду глядеть и хотеть, она придет. А жизнь пролетела…