Ювенилия Дюбуа - Николай Александрович Гиливеря Страница 73

Три, четыре, пять… шесть, семь, восемь… Коридор достаточно узкий, аж давит на мозги. Вдвоём вширь идти проблематично. Очутившись словно в кишке, все идут змейкой, да так, что один блэкшмотошник ведёт всех, а последний в чёрном замыкает. Получается нарушенная последовательность пианинных клавиш.

Дина идёт третьей с конца, за ней садист Гриша. Она чувствует взгляд на своей заднице. Она думает, что если этот мелкий посмеет тронуть её, или хотя бы отпустить сальность, то она задушит его. Дина начинает злиться на этого веснушчатого карлика, но, как ни странно, тот ведёт себя спокойно и тихо.

На кабинете с номером десять змейка притормаживает. Тишина. Первопроходец вежливо стучит три раза и, не дожидаясь ответа, открывает дверь, жестом приглашая гостей зайти.

Первым на очереди стоял Лёша Гундяев. Его иллюминаторные рыбьи глаза встревожено изучали жест сотрудника, а затем, его освещенная от комнаты физиономия уставилась на Дину и Гришу. На лице читался неподдельный страх. Его худые руки дрожали, это было заметно невооруженным взглядом. На Гришу эта жалкая худая фигура смотрела с какой-то надеждой, но когда глаза Лёши сфокусировались на Дине, то его и так бледное лицо совсем стало прозрачным. Именно, он узнал женщину. Этот жалкий абориген сразу же отвернулся и, сделав глубокий вдох, исчез в свету открывшегося портала.

Лицо Дины, наоборот, теперь излучало широкую улыбку. Весёлого, разумеется, тут мало чего, но она признала голубчика, вспомнила его в тот недавний день, таких кадров тяжело забыть навсегда. Один сплошной анекдот. Теперь она ещё больше укрепилась в своих догадках, а недавние слова Гриши про то, что этому уроду дадут лаве — настроили женщину на позитивную волну. Вот как, оказывается, бывает. А если живительную бумагу дадут такому идиоту, то и ей, соответственно, перепадёт хороший кусок.

Эффектной походкой Дина проскальзывает мимо «придурка» в форме, успевая подмигнуть ему одним глазом, а вторым «пальнуть» на его ширинку (ну а что, немного флирта не помешает). Последним идёт Гриша. Перед самым входом он останавливается. Бросает хитрый взгляд на первого служащего, затем на второго и третьего, про которого уже все успели забыть (как хорошо он замаскировался у противоположной стены). Эта веснушчатая наглая рожа начинает издавать носо-ротовые звуки, словно дырка ванны засасывает последний глоток воды, только этот секундный звук на вечном повторе. Затем Гриша резко выхаркивает с причмоком огромный жмень слюней вперемешку с соплями, важно и гордо окидывает взглядом «гондонов в бабском тряпье».

— На первый раз предъяв не будет, пацаны, но ещё раз заявитесь на мой район… — Не успевает он договорить, как получает удар под дых от ближайшего дяди, а затем эти же сильные руки зашвыривают мудака в кабинет к остальным.

Дверь закрывается на ключ. Три фигуру в чёрном обмундировании неспешно идут в сторону лифта.

Кабинет номер десять. Светлый. Квадрат пять на пять. Приблизительно со среднюю студию, только без мебели, от чего кажется, что пространства здесь более чем. Из мебели только овальный стол посередине. Знаете, почти как в фильмах, где есть кадры из белого дома, только чуть поминиатюрнее, да с привкусом родины. Не очень новый, да и не во всех местах «подмытый».

Отдышавшись от неожиданного удара, разогнувшись и, наконец, встав на ноги, Гриша видит вполне приличную компанию взрослых тёть и дядь. «Приличная» для Гриши, значит, в замкнутом помещении находилось больше четырёх человек, чему он был явно не рад и слегка удивлён. Он насчитал шестерых. Парень сразу приметил, что хоть все уже уселись, «и даже эта грязная шлюха» — промелькнула у него оценочная мысль о Дине, которую он ну очень хорошо знал. Так вот, хоть присутствующие уже припарковали свои тазы на стулья, оставалось ещё четыре свободных места. Один для его величества — ясен красен, а остальные три? «Значит, ещё не все пришли» — смекнул он, похвалив себя за наблюдательность. Такой бандит уж точно не пропадёт.

Гриша облизнул губы. Ребят в чёрной форме здесь не было. Подросток сразу осмелел. Взгляд сделался хищным и надменным. Все присутствующие с вопросом смотрели на него (так ему показалось), он начал изучающе пыриться на каждого по отдельности.

Первым на глаза попался молодой парень, чуть старше его самого. Дрыщавый, взгляд отстранённый. Одет как президент на минималках. Гладко выбритый, руки держит под столом. Сразу рядом с ним, по левую руку, уселась какая-то тётка. Взгляд нагловатый, есть второй подбородок. Её маленькие пальчики наминают плечо «президентскому прыщу», при этом что-то тихо говоря. Рядом с «мамашей» (а вдруг она действительно мать?) сидит ещё один перхастый среднего возраста. Чёрт разберёт, щетина может добавлять, но судя по помятой роже, ему лет тридцать с копейкой. Такой же глистоватый по своей форме, как и маменькин сынок, только ниже ростом, да в придачу всё елозит на стуле. «Понятно всё, петух» — вслух произносит Гриша, обращаясь ни к кому. Рядом с «яйцебородым» села эта шлюшка. Фу, мерзкая дрянь. Подле неё крутит усы плешивый дед, да ещё с такой ровной и гордой осанкой, что въ… а впрочем, нет. Обычная старая перхоть с лишним весом и таким видом, что уже скоро полетит, как ракета к звёздам.

Рядом пустым краем умостился человек-иллюминаторы, человек-палка копатель говна. Он настолько жалок, что боится элементарно поднять глаза. Вот кто мог стать хорошей партией человеку «я отсидел, меня е…»

Последним на глаза падает мужчина, сидевший рядом с «костюм-тройка» дурачком. Гриша сразу узнал его. Ну ещё бы! Можно смело сказать, что Гриша даже удивлён такой встрече. Мужчина, восседавший на стул, и безразлично, как сквозь стену глядевший на него, был не кто иной, как Андрей Соловьев. Как-никак — звезда центрального телевидения. Ведущий, красавчик, богатей, да и вообще, лучший мужчина во всей стране (после вождя, разумеется) по мнению маленьких девочек, да доброй сотни тысяч уставших домохозяек, которые смотрят его болтовню каждый вечер в надежде уйти от своей колхозной реальности.

Гриша проходит к свободному стулу, что стоит рядом с Соловьёвым. «От него хоть вонять не будет» — думает лучший малолетка на всём белом свете. Он усаживается на свободный стул, а затем очень наигранно обращается к Андрею:

— Мистер великолепный, здесь не занято?! Изволите, я присяду? — Громко чеканит Гриша, раскидывая