Юджин О'Нил - Крылья даны всем детям человеческим Страница 8

Хэтти (настойчиво). Устрой ее в хороший санаторий, Джим. Там она скорее поправится.

Джим. Никогда! Она там умрет от стыда.

Хэтти. По крайней мере пусть она побудет в санатории, пока ты не сдашь экаменов.

Джим. К черту экзамены!

Хэтти. Всего на шесть месяцев, Джим. Это не такая уж долгая разлука.

Джим. Ты что, хочешь, чтобы мы расстались? (Встает; гневно.) Уходи! Сейчас же уходи!

Хэтти (спокойно). Не уйду. (Резко.) Нужно наконец, чтобы кто-нибудь сказал тебе правду. Только одна я решаюсь на это. (Настороженно.) Скажи, Джим, ты слышал, что она говорит в бреду?

Джим (вздрогнув). Нет.

Хэтти. Неправда, Джим. Ты не мог не слышать, если, конечно, не затыкал себе уши. Доктор сказал — у нее маниакальное состояние… Оно может углубиться, и это опасно для тебя, Джим. Дальше так жить нельзя… Ты тоже кончишь сумасшествием. Сегодня она металась и кричала: "Черномазая! Черномазая!" Она кричала — ты отравил ее и кожа у нее поэтому тоже становится черной.

Джим (с болью в голосе). Это она только тогда, когда не помнит себя.

Хэтти. И потом она вдруг обругала меня проклятой черномазой.

Джим. Не верю! Не могла она так сказать. Не могла!

Хэтти. Она сказала, и не один раз. (Мучительная пауза.) Она скоро и тебя назовет так.

Джим (с душевной мукой). Эти слова вырвались против ее воли. Она же не отвечает за то, что говорит.

Хэтти. Знаю, но это как раз не имеет значения. То, что она сказала, у нее засело глубоко. И не выходит из головы.

Джим. Глубоко в сознании людей ее расы, но не у нее.

Хэтти. По-моему, это все равно. А в моем сознании, в сознании людей моей расы копится возмущение, Джим. Я не могу больше терпеть. Не могу больше ухаживать за ней. Я боюсь, за себя боюсь. Порой я способна убить ее, чтобы освободить тебя. (Она больше не в силах справиться с собой и начинает плакать.)

Долгая пауза.

Джим (печально). Да… Тебе лучше уйти от нас. Прощай.

Хэтти. Кто будет ухаживать за ней? Белая?

Джим. Элла не допустит к себе белую — умрет со стыда. Я сам буду ходить за ней.

Хэтти. И бросишь заниматься?

Джим. Буду делать и то и другое.

Хэтти. Не сможешь, ты свалишься. Ты и сейчас выглядишь ужасно, а это только начало.

Джим. Я все для нее сделаю. У нее никого нет, кроме меня. Я докажу — я достоин ее. Она сможет гордиться мной. Докажу, я действительно самый белый из всех белых.

Хэтти (уязвлена словами брата, с горечью и возмущением). Так вот что она внушила тебе! Эх ты, слабовольный глупец, предатель своей расы! И в благодарность она назовет тебя грязным черномазым. Ты сам услышишь, она проклинает тебя за то, что не может иметь ребенка. Боится — ребенок будет черным.

Джим (в бешенстве). Замолчи!

Хэтти. Я скажу все, даже если ты убьешь меня. Отправь ее в психиатрическую больницу, не то вы оба попадете в нее.

Джим (с диким смехом). Воображаешь, я страшусь этого? Напротив, — может, нам будет там лучше. Может, нам понравится там. Да, понравится. (Хохочет.)

Хэтти (испуганно). Джим!

Джим. Мы будем вместе! Можешь грозить мне геенной огненной — не страшно, если мы будем вместе. Для меня это райское блаженство. (С бешенством.) Убирайся! Ты все время стараешься разлучить нас. Уходи!

Хэтти. Я хочу тебе добра.

Джим. Не надо мне такого добра. Мне хорошо только с ней. У меня нет никого, кроме нее. Пусть она зовет меня черномазым! Пусть говорит: я самый белый из всех белых! Я все для нее. Она все для меня. А ты убирайся — с твоей дурацкой болтовней о белой и черной расе! Куда же деваться просто людям? Для тебя все просто! Ты готова запереть ее в сумасшедший дом и зашвырнуть ключи подальше! (Вне себя.) Убирайся! Доктор еще остался — он тоже собирается нас разлучить. Я захлопну дверь перед его носом, и мы с ней будем жить взаперти. Убирайся! Немедленно!..

Хэтти (в смятении). Джим!

Джим (мягко выпроваживает ее и захлопывает за ней дверь. Устало). Уходи! Мне нужно заниматься. Нужно ухаживать за Эллой. Буду делать и то и другое. Я все смогу ради нее. (Садится за стол и, открыв книгу, снова начинает однообразно повторять что-то из учебника, ударяя себя кулаком по лбу.)

Бесшумно ступая босыми ногами, входит Элла. Поверх ночной сорочки на ней надет красный халат. В правой руке зажат кухонный нож. Она смотрит на Джима безумными глазами, крадется к нему. Услышав шорох, Джим быстро вскакивает и поворачивается. Увидев Эллу, он вскрикивает и хватает ее за руку. Она замирает.

Джим. Элла! Что с тобой? Боже мой! Ты собиралась убить меня?

Элла молчит, он трясет ее за плечи.

Элла (жалобно). Они все бранили меня… Не могу сказать как… И вот, Джим, я схватила нож…

Джим. Смотри сюда — этот…

Элла (с испугом смотрит на нож). Где я? Я видела страшный сон… Куда они все делись?.. Нет… как я сюда попала? (Разражается плачем, как ребенок.) О Джим, никогда не оставляй меня одну! Мне снятся такие ужасные сны, Джим. Обещай, ты никуда от меня не уйдешь!

Джим. Обещаю, дорогая.

Элла (ребячливо). Я твоя маленькая девочка… а ты мой старый-старый дядюшка Джим. Ты не поиграешь со мной?

Джим. Конечно, дорогая. А теперь иди, ложись.

Элла (так же). Хорошо, дядя Джим. (Поворачивается к двери.)

Джим делает вид, что начинает читать. (Смотрит на него; и вдруг говорит нормальным голосом.)

Ты очень много занимаешься, Джим?

Джим. Да, дорогая. Иди, ложись. Тебе надо отдохнуть, ты же знаешь!

Элла (смотрит на него. В ней борются противоречивые чувства. Лицо внезапно искажается, становится злым, в глазах появляется выражение ненависти. Она больше не может сдержать себя и кричит). Проклятый черномазый! Черномазый!..

Джим (вздрогнув, точно пронзенный болью). Элла! Ради бога! Элла!..

Элла (придя в себя, поняв, что произошло нечто ужасное). Джим! Джим! Почему ты на меня так смотришь!

Джим. Ты что мне сказала?

Элла (пытаясь вспомнить). Я… я сказала, помню… я сказала… ты много занимаешься, Джим… Ты на это рассердился, Джим?

Джим. Нет, дорогая. Что ты! Иди, ложись.

Элла (покорно). Хорошо, Джим. (Скрывается за портьерами.) Джим смотрит в пространство невидящим взглядом. (Внезапно высовывает голову из-за портьер. Лицо ее снова безумно.) Черномазый! (Скрывается, и слышно, как убегает, смеясь с чувством жестокого удовлетворения.)

Джим опускает голову, он потрясен, готов разрыдаться.

Картина третья

Спустя полгода. Весенний вечер. Только что село солнце. В окно той же комнаты, где происходили и две предыдущие сцены, льется слабый сумеречный свет, освещая на этажерке конголезскую маску. Признаки упадка и запустения теперь еще заметнее, чем полгода назад; стены облезли, потолок того и гляди обрушится. Мебель выглядит еще более громоздкой. На письменном столе — сложенные одна на другую книги по юриспруденции.

Справа, осторожно ступая босыми ногами, входит Элла, держа в руке кухонный нож. Вид ее вызывает сострадание, она похудела, лицо измождено, красный халат грязен и потрепан. Движения Эллы резки и порывисты, глаза горят безумным огнем. Она подозрительно оглядывается вокруг, затем подходит к этажерке и, подбоченясь, вызывающе насмешливо, но не без страха глядит на конголезскую маску.

Элла. Подожди, теперь я над тобой потешусь. (Доверительно.) Он вообразил, что я заснула. Звал меня: "Элла, Элла"… а я лежала с закрытыми глазами, притворилась, что сплю, даже храпела немножко. Так и одурачила его! (Смеется хриплым смехом.) Наконец-то он оставил меня одну первый раз за все эти месяцы. Я бы рада каждый день с тобой разговаривать, да вот видишь — удалось только сейчас. (С внезапной вспышкой злобы, подняв вверх нож.) А, черномазый, ты скалишь зубы? Как смеешь смеяться надо мной? Забыл, кто ты? Так всегда с вами бывает. Стоит хоть раз отнестись к вам хорошо, обращаться с вами прилично, у вас тотчас голова кругом пойдет. Вы сразу начинаете бог знает что воображать о себе! Расхаживаете повсюду с важным видом. Просто на улицу нельзя выйти, повсюду одни черномазые. Снуют взад и вперед, скалят зубы, в школах учатся, думают — они ровня белым. Экзамены всякие держат! (Останавливается, вспоминая что-то, внезапно ее осеняет догадка.) Так вот куда он ушел… На почту… Ждет письма из школы о том… Но почему же он так долго не возвращается? (Жалобно зовет.) Джим! (С ужасом.) А вдруг он выдержал? Вдруг выдержал? (В бешенстве.) Нет! Он не смог! Я убью его! Покончу с собой! (С угрозой, к конголезской маске.) Это тебя надо клясть за это! Тебя. Ну я тебе… (Умоляюще.) Но для чего тебе это нужно? Для чего вредишь нам? Я же не сделала тебе ничего плохого. Почему же ты ненавидишь меня? Я вышла за него замуж, ты это помнишь? Так оставь Джима в покое. А ты мешаешь ему быть счастливым, счастливым со мной… Ну а мне почему не даешь быть счастливой? Джим ведь белый, самый белый из всех людей. Ты свалился к нам неизвестно откуда и вмешиваешься в нашу жизнь. О, я черная! Черная! Как уголь черная. Ты отравил меня! Я не могу смыть эту черноту. Я ненавижу тебя, ненавижу! Оставь нас с Джимом в покое, не мешай нам быть счастливыми. (Падает на стул Джима, положив бессильные руки на стол.)