Кайркелды Руспаев - Переворот. Драматургия Страница 8

Кади. Бисмилла! (отодвигает от себя слишком близко стоящий свободный стул, предполагая, что шейх сядет) Садитесь, уважаемый.

Шейх. Нет, это место для нашего имама. Что-то он запаздывает. (обращаясь к одному из своих помощников) Сходи-ка за имамом, скажи – мы начинаем. (помощник уходит)

Кади. Да, да, пусть поторопится. (шейху) С кого начнем?

Шейх. (ударяет плеткой по голенищам своих сапог и обращается к своим подручным) Давайте, ведите преступников.

Подручные приводят двух девушек. Первая, полная, дородная девушка одета в облегающую и полупрозрачную одежду типа блузки и лосин, из которых выпирают все ее прелести. У второй, потоньше и помоложе, девочки-подростка оголен живот, виден пупок.

Шейх. (неожиданно бьет плеткой по ягодицам первой девушки) Что это такое, а!

Девушка. (отпрянув и хватаясь за ягодицы, кричит сердито зычным голосом) Ой! Чего вы бье-етесь?!

Шейх. А что я, по-твоему, должен делать? Погладить твою попку, да?

Девушка. Не надо гладить. Но нельзя же бить, тем более такой плеткой?

Шейх. Как же иначе убедить вас не щеголять голой задницей на улицах?!

Девушка. Я не щеголяю голой задницей! Не видите – на мне лосины.

Шейх. Как же не с голой! Ведь она за квартал кричит о себе! (обращаясь к толпе) Что это за девушка, а? Есть у нее родители? Есть у нее мать?

Из толпы отделяется пожилая женщина и подходит к шейху.

Женщина. (утирает концом платка слезы) Я ее мать. Пожалуйста, простите ее.

Шейх. Вы плачете? Значит, стыдно, да? Как же вы воспитали свою дочь? Как только могли отпустить ее на улицу в таком виде!

Женщина. Но что я могу поделать? Ведь она не слушает меня. (смотрит на дочь сердито) Я ей говорю, мол, оденься приличнее. А она отвечает, что фигура у нее что надо, и сзади она выглядит так сексуально и почему-де она должна скрывать свою красоту?

Шейх. О Аллах! Что же с нами стало?! Неужели у наших девушек не осталось ничего красивого, кроме этих лопающихся от сала ягодиц! Ведь им теперь ни к чему, ни ум, ни обаяние, ни стыд, ни скромность, которые их так украшали, и они теперь гордятся только лишь вот такой упитанной задницей! (вновь бьет девушку по заду и она взвизгивает и потирает ягодицы, а шейх обращается к кади) Как вы думаете наказать ее?

Кади. Я думаю, что для начала нужно высечь. А если это не поможет, тогда наказание будет более суровым. Но, думаю, она уже поняла свою ошибку, и впредь будет одеваться так, как приличествует мусульманке. Двадцать ударов плеткой.

Шейх. Правильно! (помощникам) Ну, что стоим? Всыпьте ей по первое число. Да по заднице, по заднице! Если воспитание не доходит через уши, то, может быть, дойдет через ягодицы.

Подручные шейха волокут сопротивляющуюся девушку к столбу, приковывают ее, и палач начинает экзекуцию. Но он бьет слишком легко и неуверенно.

Шейх. (подходит к палачу и оттесняет его) Как ты бьешь? Ведь ты попросту ласкаешь ее. Вот как надо!

Шейх бьет с сильным замахом. Девушка визжит, дергается, плачет, молит о пощаде, обещает исправиться, но шейх неумолим. Он бьет и громко считает удары. Из толпы доносится смех и насмешливые слова, адресованные девушке, несколько голосов повторяют, скандируя, счет вослед за шейхом, кто-то глухо ропщет, в общем, царит оживление. Но вот экзекуция закончена, девушка отпущена, и она удаляется, прихрамывая, всхлипывая и держась за зад, и вслед ей несутся насмешки из толпы. Шейх подходит к девочке-подростку. Та съеживается под его грозным взглядом.

Шейх. А ты зачем выставила напоказ свой пуп?

Девочка. (плача приседает, прикрывая руками пуп, ей показалось, что шейх ударит ее плеткой по животу) Дяденька! Пожалуйста, не бейте! Я не буду, я теперь буду одеваться, как следует.

Шейх. Будешь, конечно, будешь! Теперь не только ты, все девушки будут ходить в приличной одежде. (обращаясь к кади) Какое наказание вы назначите ей?

Кади. И ее бы надо выпороть. Но, учитывая ее возраст… может, просто отпустим? Предупредим, на первый раз. Как вы думаете?

Шейх. (недовольно) Чего вы у меня спрашиваете? Вы же судья. Вот и выносите приговор согласно закону шариата. Вам и отвечать перед Аллахом, и за слишком суровый приговор, и за мягкий тоже.

Кади. Да-да! Конечно, я об этом помню. А девочке этой назначаю десять плеток.

Недовольный гул прокатывается по толпе, раздаются выкрики, призывающие к милосердию.

Шейх. Тихо! От десяти ударов плеткой не умирают. Зато урок будет усвоен крепче. На всю жизнь. (подручным) Исполняйте приговор.

Подручные шейха волокут плачущую навзрыд девочку к столбу, и палач хладнокровно наносит ей десять ударов под ее крики. После этого и она уходит.

Шейх. Та-ак! Кто следующий?

Подручные приводят юношу. Парень с опаской поглядывает на шейха.

Кади. В чем преступление этого паренька?

Шейх. Он вор. Вор-карманник. Пойман на месте преступления, при попытке стянуть кошелек у одного мусульманина.

Кади. Свидетели есть?

Шейх. Есть. Двое мужчин. И потерпевший тоже. Он-то и схватил руку вору, когда тот уже вытащил кошелек. Вот потерпевший, а вот и свидетели.

Кади. А свидетели честные? Им можно доверять?

Шейх. Вполне. О них положительно отзывается сам имам Аскар. Они оба намазханы – совершают пятикратный намаз.

Кади. Ну, тогда можно верить.

К кади подходит потерпевший и два свидетеля.

Кади. (потерпевшему) Вы подтверждаете, что этот парень украл у вас бумажник?

Потерпевший. Да, подтверждаю. И прошу примерно наказать вора, в назидание другим. (шейху) Я вас полностью поддерживаю, шейх. Эти воры и преступники совсем распоясались. Пора кончать с этим безобразием.

Шейх. Покончим, покончим! Пусть никто в этом не сомневается.

Кади. (первому свидетелю) Вы можете засвидетельствовать, что этот парень украл кошелек у этого мусульманина?

Первый свидетель. Да, я сам своими глазами видел, как он вытащил кошелек из кармана этого мусульманина.

Кади. Перед тем, как свидетельствовать, скажите: ашхаду – я свидетельствую. И давайте точнее – он вытащил кошелек, или украл?

Первый свидетель. (насмешливо) А какая разница? Вытащил, – значит украл. (из толпы слышится смех)

Шейх. (строго) Есть разница. Это суд шариата, здесь нет мелочей, кади должен выяснить степень вины каждого преступника, чтобы потом вынести справедливый приговор. Поэтому точно отвечайте на его вопросы.

Первый свидетель. Хорошо. Ашхаду, я свидетельствую, что этот парень украл кошелек у этого человека.

Кади. Хорошо. (второму свидетелю) А вы можете засвидетельствовать, что этот парень украл кошелек у этого мусульманина?

Второй свидетель. Ашхаду – я свидетельствую – этот парень украл кошелек у этого человека. Я это видел собственными глазами. Да там все это видели. Дело-то происходило на базаре, там людей полно. Только, кроме нас двоих никто не согласился быть свидетелями.

Шейх. Ваших свидетельств достаточно. Наши люди еще не все сознательные. Они не понимают, что укрывая сегодня вора, завтра сами станут его жертвой. (потерпевшему и свидетелям) Вы можете идти. (те уходят)

Кади. (вору) Ну, а ты что скажешь? Признаешь свою вину?

Вор. Да, признаю. Простите, пожалуйста, меня. Я обещаю – такое больше не повторится.

Шейх. Ты скажи нам – почему ты воруешь? Ты голодаешь? (парень отрицательно качает головой) Нет. Или ты не можешь работать и обеспечивать себя честным трудом?

Вор. Я работаю. На стройке. (с надеждой) Я хорошо тружусь, это может подтвердить мой бригадир. Я не прогуливаю и никогда…

Шейх. И что? Зарплаты не хватает? У тебя что, большая семья?

Вор. (поникнув от строгого тона шейха) Нет, я неженатый. У меня нет семьи. И зарплаты вроде хватает…

Шейх. Тогда в чем дело?

Вор. Знаете… я бы не хотел воровать. Мне так стыдно… и сейчас, и вообще каждый раз, когда я вытаскиваю кошельки или сотки из карманов. Да… но ничего не могу поделать с собой. Как только оказываюсь в переполненном автобусе, или в магазине, или на базаре, где толкутся люди, моя рука начинает чесаться… появляется такой нестерпимый зуд в ладони и пальцах, что я не выдерживаю… и, вот, сам не знаю, как эта рука оказывается в чьем-нибудь кармане.

Шейх. Ага! И какая рука у тебя чешется?

Вор. (поднимает правую руку) Вот эта. Поверьте, я бы не хотел воровать. Но эта проклятая рука… уж не знаю, что с ней делать.