Антон Кротков - Корабль дьявола. Дневник пирата Страница 8

Мирча помрачнел и на какое-то время замолчал, погрузившись в свои мысли. Его дальнейший рассказ потряс меня. Я сразу представил нас на месте несчастного Ван Форна, ведь мы тоже планировали побег.

Пираты привязали беднягу за руки к брашпилю*. Затем распоряжающийся казнью бандит, которого все звали «Далит», приказал троим парням из экипажа «Ганга 2» взять в руки пожарные топоры и отрубить беглецу ноги, «чтобы не так быстро бегал». Но один пленник твёрдо заявил, что не станет участвовать в таком зверстве. Пираты не стали его уговаривать. Вместо этого один из бандитов сходил за канистрой с какой-то спиртосодержащей жидкостью, выплеснул её содержимое на принципиального матроса и зажёг.

– Ребята рассказывают, что эти нелюди очень веселились, наблюдая за бегающим по палубе живым факелом – продолжал свой страшный рассказ Мирча.

* Брашпиль – электромеханическая лебёдка барабанного типа, предназначенная для наматывания якорной цепи, размещается на носу судна – на баке

После расправы над отказником страшная экзекуция была продолжена. Несчастный Ван Форн всем телом извивался на своей плахе: он умолял друзей не калечить его, плакал, просил пощады у пиратов. Но бандитов эти стенания жертвы только веселили. А палачи поневоле боялись даже глаза поднять на нетерпеливо покрикивающего на них Далита:

– Эй вы, толстозадые морские коровы, нельзя ли поживее, а то зрители заждались!

У моряков с сухогруза тряслись руки, в которых они держали топоры. При этом они старались не смотреть на приговорённого товарища. Но парни хотели выжить! Поэтому, когда Далит грозно в очередной раз прикрикнул на них, обезумевшие от ужаса моряки, начали неумело кромсать Форна. Это было омерзительное зрелище! Вслед за ногами голландцу отсекли руки и половые органы. Превращённого в обрубок, потерявшего сознание человека оставили на палубе медленно умирать.

– Господи, они, тут что – все маньяки-шизофреники и тупые садисты?! – закончил свой рассказ возгласом Мирча.

– Вряд ли – мрачно ответил я. – У меня есть подозрение, что окажись на этом корабле хороший врач-психиатр, он бы обнаружил, что большинство членов банды вполне нормальны. Некоторых наших хозяев я бы даже назвал утончёнными интеллектуалами. Чтобы стать палачом вовсе не требуется превращаться в психопата или маньяка. Для них это просто бизнес.

Вечером в санчасть явился человек от Дуче, который приказал готовить раненых к эвакуации. Мы с Ходжи аккуратно переложили пациентов на складные носилки, утеплили их одеялами и закрепили специальными нейлоновыми ремнями, чтобы на крутых трапах наши подопечные не свалились с носилок.

Пиратский капитан прислал людей, чтобы они перенесли раненых на верхнюю палубу. Особая забота была естественно проявлена по отношению к сыну Дуче. Его носилки несли и страховали сразу четверо, в то время как покалеченного китайца лишь двое. Я как судовой врач руководил всем.

Когда мы поднялись на верхнюю палубу, я увидел гидросамолёт, покачивающийся на волнах метрах в трёхстах от нашего корабля. На тёмно-зелёном фюзеляже крылатой машины белыми буквоцифрами был обозначен её бортовой номер, а также красовалась эмблема в виде жёлтой восьмиконечной звезды на синем поле. Я бы предпочёл остаться в каюте и не видеть самолёта, ибо подобная информация лишь укорачивали мои земные дни, как опасного для пиратов свидетеля. Но моими желаниями тут никто не интересовался.

Вначале на воду спустили баркас, затем на специальной подвесной платформе носилки с ранеными.

– Прошу вас, доктор, проводите моего мальчика до самолёта и проследите, чтобы его носилки там хорошо закрепили – попросил Дуче. – А то эти асы привыкли возить мешки, да ящики. Я боюсь, что они просто поставят носилки на пол грузового отсека и забудут о них до самой посадки.

Когда баркас вплотную приблизился к самолёту, я заметил, что под эмблемой и бортовым номером на его фюзеляже, под слоем свежей краски, слегка просвечивает контур другого опознавательного знака. «Самолёт-невидимка! – догадался я. – Ловко! Сейчас он заберёт раненных пиратов, завтра снова примет участие ещё в какой-нибудь тайной операции, а через недельку вновь сменит окраску и поменяет опознавательные знаки. И будет выполнять самые обычные коммерческие рейсы».

Ещё мне бросился в глаза цветок с нежными фиолетовыми лепестками, застрявший в щели воздухозаборника авиационного двигателя над моей головой. Вид этого цветка неожиданно потряс меня. Я находился в море меньше суток, но за это время произошло столько событий, что мне начало казаться, будто мои океанские странствия продолжаются целое десятилетие; и что на свете больше ничего не осталось кроме бесконечной водной пустыни и проклятого каторжного корабля. Поэтому цветок, затянутый в двигатель при взлёте самолёта с сухопутного аэродрома, представился мне весточкой из давно покинутого дома. Мне очень хотелось взять его и спрятать под одеждой. Но крыло с мотором находилось очень высоко над водой, и я при всём желании не мог дотянуться до него рукой.

Встретивший нас в открытой двери грузового отсека член экипажа крылатой амфибии был одет в лётный комбинезон армейского образца с многочисленными нашивками и серебряными крылышками на правой стороне груди. Он помог втащить носилки с ранеными в самолёт.

Внутри крылатой машины витал специфический сладковатый аромат. Дверь в кабину пилотов была настежь распахнута. Сидящие в ней лётчики почему-то всё время смеялись и не обращали на нас никакого внимания. Я заглянул в глаза принимающему нас парню в щеголеватом комбинезоне и нашёл в них подтверждение своей догадке: зрачки авиатора были сильно расширены. Этот пилот или техник, а скорей всего бортинженер явно только что накурился марихуаны или какой-то другой «травки». На его лице прописалась глупая улыбка.

Поражало, как эта весёлая компания сумела вести самолёт над морем, где почти нет никаких внешних ориентиров и необходимо чётко отслеживать своё местоположение по приборам и картам; а потом ведь ещё надо было не разбить летающую лодку во время приводнения!

Я заставил бортинженера надёжно закрепить носилки с ранеными у борта грузовой кабины. Правда, у этого «фрукта» плохо слушались руки, да и голова соображала не лучше. Но общими усилиями мы справились с задачей…

Баркас возвращался к сухогрузу, а у нас за кормой, натужно ревя двигателями, разгонялся самолёт. Вскоре он оторвался от воды и стал быстро набирать высоту. Следя за полётом амфибии, я обратил внимание на необычный вид неба. Оно приобрело зловещий кровавый оттенок. В ожерелье мрачных тёмных облаков ослепительно сверкало расплавленное пятно солнца. Посвежело. Море приобрело угольно-чёрный цвет.

Мне в голову пришла мысль, что я и Мирча до сих пор живы только благодаря тому, что Дуче нуждался в наших услугах. Но теперь, когда его сын летел в хорошую клинику к высокопрофессиональным врачам, такой необходимости в нас уже не было. Я вновь стал размышлять о побеге. А что если всё-таки рискнуть и попытаться этой же ночью уйти на лодке или на аварийном плоту? Да, нас тоже могут поймать и подвергнуть страшной казни. Но разве лучше просто сидеть и ждать когда за тебя решат твою судьбу, подобно тем морякам, которых я видел при своём появлении на корабле?

Моя решимость уйти на шлюпке ближайшей же ночью очень обрадовала Мирчу:

– Откровенно говоря, док, я был уверен, что после моего рассказа о Ван Форне ты и сам не отважишься на такое опасное дело и меня не пустишь, чтобы не навлечь на свою голову месть пиратов.

– У нас просто нет другого выхода, – пожал я плечами. – В любом случае мы ничего не теряем: нас могут живьём расчленить топорами на форштевне за попытку бегства, а могут зарезать прямо здесь в санчасти. Мы сделали свою работу и больше не нужны Дуче. Теперь мы для пиратов просто опасные свидетели. А сидеть и ждать, когда придут нас убивать, я не желаю.

Мы вновь стали обсуждать, как лучше всего нейтрализовать нашего китайского сторожа и пробраться на шлюпочную галерею. Я предложил Ходжи не убивать китайца, а лишь оглушить его и связать. Но Мирча был очень зол на молодого рыбака и ни в какую не соглашался оставить ему жизнь.

– Ты видимо плохо знаешь эту публику, док, – поучал меня цыган, – этот малый от любых пут освободится и поднимет шум. Нет, надёжнее будет его пришить, чем потом запоздало раскаиваться в своей мягкотелости. Раз уж мы идём на такое дело, то давай всё делать капитально. Теперь не время для чистоплюйства. Тем более что я недавно вспомнил, где я его видел. Наш охранник один из тех «рыбаков», которых мы спасли от гибели в штормовом море, и которые в благодарность растерзали нашего капитана. Этого щенка надо придушить пока он не превратился в матёрого волка. Но ты не беспокойся, док. Всю «мокрую работу» я беру на себя. Я также выведу нас к шлюпкам. Ты поможешь мне погрузить в лодку всё необходимое и спустить её на воду. И подумай о каком-нибудь оружии на тот случай, если нас всё-таки обнаружат. Живыми нам попадать в руки к мясникам Далита нельзя. В крайнем случае я брошусь в море. Лучше утонуть, чем повторить судьбу бедняги Форна.