Леонид Андреев - Екатерина Ивановна Страница 8

Георгий Дмитриевич бросается к ней и крепко обнимает. Продолжительный поцелуй. Внизу террасы голоса.

Пусти, идут!

Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Катя ….

Е к а т е р и н а И в а н о в н а. Пусти.

Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Оттого, что ты любишь меня.

Е к а т е р и н а И в а н о в н а. Да оттого, что люблю.

Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Сегодня?

Входят Коромыслов, Алеша и Лизочка. Делают вид, что все довольно обыкновенно, но все же короткая пауза.

В саду были?

К о р о м ы с л о в. Да, в саду. Я, Георгий, решил: бросаю своих голых баб и на лето приезжаю сюда: нельзя же, свинство! Вы меня зовете, Екатерина Ивановна?

Е к а т е р и н а И в а н о в н а. Зову.

К о р о м ы с л о в (к Георгию Дмитриевичу). А ты, хозяин?

Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Конечно!

К о р о м ы с л о в. Ага! Значит, сейчас идем к Татьяне Андреевне и сообщаем: поладили. Ах, молодые люди, что вы делаете со старухой: ведь она там трясется вся! Всю жизнь доказываю женщинам: не нужно рожать детей, ну и сами виноваты. Ну-с, Георгий Дмитриевич…

Берет его под руку и отходит. Алексей и Лизочка с двух сторон около Екатерины Ивановны.

А л е к с е й. Спасибо тебе, Катечка. Дай ручку поцелую, спасибо. Ведь Горька, ей-Богу, хороший человек. А ты рада, Катечка?

Екатерина Ивановна, улыбаясь, кивает головой.

Л и з а. И я рада. Да погоди, Алеша! Катечка, какой ужас, я в него влюбилась, и он будет писать мой портрет!

А л е к с е й (пожимая руку Екатерине Ивановне). А меня, Лизок, забыла!

Л и з а. Не могу же я любить двух сразу! Катя, а твой портрет он писал?

А л е к с е й. Да ты ревнивая?

Л и з а. Как черт – ох, мамы нету?

К о р о м ы с л о в (подходя). Ну, Лизок, луна восходит и нам время в парк. Вы мне еще обещали какой-то гриб показать при лунном свете. А ты, Алексей, пойди к Татьяне Андреевне, я уж не могу, надоело, а ты и со старухами умеешь обращаться.

Л и з а. Это не гриб, а беседка, это только так называется грибом.

К о р о м ы с л о в. Это, Лизок, надо еще доказать. Постойте… а, может быть, вы в парк, а мы здесь останемся? Как вы думаете, Екатерина Ивановна?

Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Нет, ступайте, нам надо еще поговорить. Алеша, ты скажи маме, что немного погодя я сам к ней зайду, а пока…

А л е к с е й. Да уж знаю, не учи. Хоть бы спасибо сказал… а, черт!

Смеются. Георгий Дмитриевич серьезно жмет руку Алексею и с чувством целует его.

К о р о м ы с л о в. Идем, идем. Руку, Лизок! (Уходят.)

Л и з а. Какой Алеша смешной – правда?

К о р о м ы с л о в. А вы уже заметили?..

Уходят. Молчание. В комнате полутемно, на террасе последние краски вечера борются с первыми розоватыми лучами луны.

Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Вот нас и обвенчали, Катя. Отчего ты молчишь? – ты снова пугаешь меня, Катя. С пор, как они вошли, ты не сказала ни слова. Пойдем на диван, сядем, я хочу крепко обнять тебя.

Е к а т е р и н а И в а н о в н а. Горя, пойдем к детям.

Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. К детям? (Задумываете на минуту в нерешимости.) Нет, Катечка, нельзя ли завтра? У меня сегодня так устала и так изболелась душа, что я могу – ведь это же опять волнение.

Е к а т е р и н а И в а н о в н а. Катя все время звала тебя.

Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Да? Нет, завтра, голубчик. Любовь ты моя, волнение мое, светлое безумие мое, – как я могу хоть один взгляд оторвать от тебя… Я говорю, а сам ничего не понимаю. Если бы Коромыслов сейчас не ушел… Да улыбнись же, свет мой тихий.

Е к а т е р и н а И в а н о в н а. Горя!..

Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Да?

Е к а т е р и н а И в а н о в н а. Сегодня не надо, Горя!

Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч (шутливо). А когда же?

Е к а т е р и н а И в а н о в н а. Не знаю. Через год.

Плачет, откинув голову назад и приложив к глазам ладони рук. Георгий Дмитриевич нежно и осторожно гладит ее по обнаженной до плеча руке.

Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Хорошо, моя дорогая, моя родная, милая, хорошо, моя девочка, мое сердечко измученное. Как ты скажешь, так и будет, моя голубочка милая! Разве я за этим сюда пришел? Мне ведь самому так больно… и я только молчу и буду молчать, потому что сам… сам виноват в своей…

Умолкает. Екатерина Ивановна встает.

Е к а т е р и н а И в а н о в н а. Нет, нет! Я с ума сошла! Не слушай меня. Я люблю тебя. Крепче обнимай меня, еще крепче, да еще… Пусти!

Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Теперь не пущу!

Е к а т е р и н а И в а н о в н а. Пусти, нет, правда. Сегодня… а сейчас пусти! Ты же мой любимый!

Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Что со мной делается!

Е к а т е р и н а И в а н о в н а. Ну вот и пусти… нет, правда. Я еще хочу… нет, правда, послушай!

Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Слушаю.

Е к а т е р и н а И в а н о в н а. Я хочу сыграть тебе то, помнишь, когда еще невестой…

Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Это твой план?

Е к а т е р и н а И в а н о в н а. Нет, правда, я думала, что если ты приедешь и станешь что-нибудь спрашивать, то я сыграю тебе… хорошо? Ты поймешь? – ты должен понять.

Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Пойму, моя радость. А разве есть рояль?

Е к а т е р и н а И в а н о в н а. В моей комнате.

Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Да! – ведь я еще и не был в твоей комнате, Катя!

Е к а т е р и н а И в а н о в н а. Нет, пусти – ты только слушай, внимательно слушай. Будешь?

Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Ты – умница. Екатерина Ивановна. Будешь слушать?

Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Буду – как нашу молитву.

Екатерина Ивановна быстро идет, но от двери возвращается.

Е к а т е р и н а И в а н о в н а. Будешь? Нет, нет, ты иди на террасу.

Уходит. Георгий Дмитриевич выходит на террасу и становится, опершись плечом о столб. Луна освещает его непокрытую голову. Екатерина Ивановна играет – звуки рояля далеки и нежны. Осторожно открывается дверь, и выходит Ментиков в своем белом костюмчике. Оглядывается и на носках, стараясь не скрипеть, проходит комнату – видит на террасе Георгия Дмитриевича и в страхе замирает. Оправляет костюмчик и прическу и выходит на террасу, здоровается, на всякий случай, однако, не протягивая руки.

М е н т и к о в. Здравствуйте, Георгий Дмитриевич.

Мгновенная пауза.

Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Здравствуйте.

М е н т и к о в. Как изволили доехать?

Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Благодарю, хорошо.

Молчание.

М е н т и к о в. Слушаете?

Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Да.

М е н т и к о в. Я также очень люблю музыку. Прекрасно играет Екатерина Ивановна. Кажется, Екатерина Ивановна была в консерватории.

Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Нет.

М е н т и к о в. Ах, значит, я ошибся.

Молчание. Ментиков достает портсигар.

Папиросочку не хотите, Георгий Дмитриевич? – у меня свои.

Молчание.

Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Давайте.

Оба молчат. Курят и слушают.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Мастерская Коромыслова. В большое, во всю стену, окно видны крышы города, покрытые снегом, вдали сквозь дым и легкий низкий туман тускло блестит купол Исаакия – морозный день погож и ясен.

Много дорогих материй, яркими цветными пятнами разбросанных по мебели и стенам; красивая мебель разных стилей, широкие диваны, высокое зеркало-трюмо с раздвижными боковинками.

Просторно, щедро, красиво – здесь ничего не берегут и пользуются мгновением. Коpомыслов пишет портрет Лизы: последняя в летнем платье, похожем на то, что в деревне, но сама на ту не похожа: стала старше, красивее, тоньше, но и печальнее. Сейчас своей позой и манерой держать руки Лизочка напоминает сестру, Екатерину Ивановну.

К о р о м ы с л о в. Поверните голову. Да будьте повеселей, Лизок.

Л и з а (поворачивая голову). Так? Коромыслов. Так. Еще немного. Так.

Молчание.

Вы не устали?

Л и з а. Пока еще нет. Вам надо торопиться, скоро смеркнется. У вас ужасно рано темнеет.

К о р о м ы с л о в. Да уж! Давайте болтать, Лизок. Лизок, вы помните то лето, когда я у вас жил!

Л и з а. Ах, миленький, не вспоминайте.

К о р о м ы с л о в. Почему не вспоминать?

Л и з а. Ах, миленький, не надо. Тогда я была влюблена в вас.

К о р о м ы с л о в. Что же тут плохого? Я тоже был влюблен.

Л и з а. Жалко.

К о р о м ы с л о в. Чего жалко?

Л и з а. Что теперь не влюблена.

К о р о м ы с л о в. А почему?

Л и з а. Что почему?

К о р о м ы с л о в. Почему теперь не влюблена?

Л и з а. Вы не моего романа.

К о р о м ы с л о в. А, черт! – белил нет. Отдохните, Лизок. Вам не холодно, а то платок можно? – я сейчас буду готов.

Л и з а. Нет, не холодно. А у вас и платок для дам есть?

К о р о м ы с л о в. Все есть. Эх, голубчик, как глупо, что я тогда не стал вас писать, теперь не вызовешь того, нет, пропало!

Л и з а. Ну, вы не виноваты: кто ж знал, что мы два года не увидимся и я успею состариться.