Петр Киле - Восшествие цесаревны. Сюита из оперы или балета Страница 8

 Нарышкин, играя роль генерала Ягужинского, стоял при этом так прямо и неподвижно, как стена, даже и тогда, когда его целовали дамы.

И тут начались представления. Одни, сделав перед избранной дамой глубокий реверанс, целовали ее; другие, протанцевав несколько раз в кругу, начинали пить за здоровье общества; третьи делали щелчки на воздух; четвертые вынимали среди круга табакерку и нюхали табак…

Нарышкин, заметив, как некоторые не участвовавшие в танце смеялись, когда в кругу целовали дам или когда дамы должны были целовать кавалеров, он вышел из круга и перецеловал всех зрительниц, которые, так неожиданно пойманные, уж не смели отказываться целовать его и других.

Нарышкин подошел к императрице с явным намерением и ее поцеловать. Елизавета Петровна поднялась ему навстречу и стянула ему парик на нос со словами, произнесенными вполголоса:

- Хорошо, быть вам обер-егермейстером, поскольку этой должностью тяготится граф Разумовский. Устраивайте танцы в лесах, целуя мертвых косулей и зайцев.

- Последний танец, с благодарением, прежде чем отправлюсь к косулям.

- Не прежде, как я переоденусь.

Бал продолжается.

2

Летний дворец. Вечер у императрицы во внутренних апартаментах, собственно в покоях графа Разумовского, где происходила большая игра. За накрытым столом кто-то ужинал. За отдельными столами шла игра. Завсегдатаями здесь были канцлер Бестужев и граф Лесток. Граф Алексей Разумовский, играя роль хлебосольного хозяина, выглядел весьма симпатично. Одеваясь, как все, по моде своего времени, с оттенками маскарада, он не пыжился, как важные вельможи, не кривлялся, как выскочки; легкий в движениях, он держался просто, смотрел бесхитростно, примечая все и нередко посмеиваясь добродушно.

Входит великая княгиня Екатерина Алексеевна. Здесь она всегда могла увидеться с графом Лестоком, с которым была дружна.

- Что это с вами, граф?

Лесток с красным лицом не играл, а следил за игрой или делал вид, чего-то выжидая. Он, не поднимая глаз, сказал:

- Не подходите ко мне.

- Это что? Типа «Шарлотта! Держись прямо!»?

- Я не шучу, отойдите от меня.

Великая княгиня от досады покраснела:

- И вы тоже избегайте меня.

Лесток возразил снова:

- Я говорю вам, оставьте меня в покое!

Великая княгиня покинула его, встревоженная его видом и речами. Очевидно, просто пьян.

Маски, заметившие эту сценку, заинтересовались, что это значит.

- Здесь идет большая карточная игра, где Лестоку не очень везет. Вот он решил отыграться в высших сферах европейской политики. Фридрих II занялся перекраиванием границ, ему было важно, чтобы Россия не вмешалась. Бестужев послал корпус из 30 тысяч русских солдат, между тем Воронцов ратовал за мирное решение вопроса. Бестужев уверил императрицу, что корпус послан для сохранения мира в Европе. Это как раз не устраивало Фридриха, и он дал указание своему послу в России Финкенштейну найти пути к вице-канцлеру, перетянуть его на свою сторону и разузнать все о дальнейших планах Бестужева.

- Все депеши Финкенштейна прочитывались в Тайной канцелярии. Там фигурировали «важный приятель» (Воронцов) и «смелый приятель» (Лесток), дружба которых «велика».

- Между тем именно Бестужева вольно или невольно поддерживала императрица.

- Лестоку Финкенштейн от имени Фридриха II дал 10 тысяч рублей – единовременно. Воронцову тоже предлагали взятку в 15 тысяч, но тот от нее отказался.

- Лесток не знал, что еще весной императрица сказала Александру Шувалову: «Нужно за ним присматривать». Слежка за домом стала явной лишь к осени. Лесток пришел в ярость. Он приказал схватить агента, привести его в дом и самолично произвел дознание, избив того до полусмерти. Затем бросился искать защиты у императрицы.

- Это он пришел объясниться с нею, а тут великая княгиня…

Маски переглянулись с грустью. Что с ним случилось, известно: 60 гвардейцев оцепили дом Лестока и препроводили старика с его молодой супругой к арестантской карете. Их разместили отдельно, но не в крепости, а в доме рядом  с Тайной канцелярией. Его бы казнили, если бы не императрица, Лесток снова отправился в ссылку.

3

Летний дворец. В бальном зале звенит музыка. В длинном коридоре с окнами в сторону Летнего сада показывается Петр Иванович Шувалов, ныне граф, генерал-адъютант Ее императорского Величества, со своей женой Марвой Егоровной, статс-дамой, жившей при дворе. Между тем у них был свой дом, роскошный дворец.

Маски переговариваются между собою:

- Граф Петр Иванович ведает, можно сказать, всей внутренней политикой России, как канцлер Бестужев и вице-канцлер Воронцов – внешней политикой.

- Он очень активен, то и дело вносит проекты для обсуждения в Сенате, где и принимаются решения, поступающие на одобрение императрице.

- Снятие внутренных пошлин, которыми была опутана страна, - это великое дело!

- Да, конечно! И прежде всего принесло большую пользу лично графу Петру Ивановичу, поскольку он занимается торговой и промышленной деятельностью, выхлопотал себе исключительное право на заграничную торговлю лесом, салом, ворванью, участвует в табачных откупах и винных подрядах.

- Был инициатором строительства железоделательных заводов, оказавшись при этом владельцем нескольких из них, самых лучших.

- Ясно, себя не забывает.

- Говорят, граф умен, красноречив, лукав, завистлив, уж точно корыстолюбив.

- Широкая душа!

- Когда хитрит, напускает на себя набожный вид, может казаться веселым или печальным, благосклонным или принимать гордый вид, делаться недоступным. Артист!

- И супруга его – под стать ему, статс-дама, близкая императрице с юности.

Мимо проходит паж, которого подзывает рукой граф Петр Иванович. Мавра Егоровна, весьма неказистая, смеется добродушно:

- Иван Иванович!

Граф Петр Иванович благосклонно и вместе с тем свысока, - перед ним стоял его бедный родственник, его кузен, хлопотами Мавры Егоровны определенный в пажи малого двора:

- Ты, братец, и на балу с книгой ходишь. Фрейлины над тобой смеются и пуделя прозвали Иваном Ивановичем.

Иван Шувалов, скромный, пригожий молодой человек, - ему 21 год, - рассмеявшись:

- Делать им нечего.

- А говорят, тебе приглянулась княжна Гагарина.

- Не смейтесь. Княжна мне больше, чем приглянулась. Я люблю ее и хотел бы на ней жениться.

Мавра Егоровна смеется:

- Собрался жениться!

Граф быстро оглядывается и говорит тихо:

- Братец миленький! Ты опоздал. Княжна куда старше тебя. Если мы принимаем участие в тебе, изволь не спешить с женитьбой на первой, кому ты приглянулся.

Мавра Егоровна с милостивой улыбкой:

- Мы еще поговорим.

Иван Шувалов послушно:

- Разумеется, без вашего одобрения мне трудно будет решиться.

Иван Шувалов, весьма обескураженный, уходит в сторону, издали видит Михайло Ломоносова, который заговорил с Франческо Растрелли. У поэта такой вид, будто произносит стихи, какие зазвучали в голове пажа:

Взлети превыше молний, муза,Как Пиндар быстрый твой орел;Гремящих арф ищи союза,И в верх пари скоряе стрел;Сладчайший нектар лей с Назоном;Превысь Парнас высоким тоном;С Гомером как река шуми,И как Орфей с собой веди…

Вдруг отворяется высокая дверь и показывается императрица. Она с удивлением смотрит на пажа, который, хотя страшно смутился, поклонился низко весьма галантно. Императрица, рассмеявшись, доверительно сказала:

- Я узнаю эти стихи. Я читала, но не запомнила, как ты. Они очень у него длинные.

Иван Шувалов выпрямился, глядя на императрицу впервые прямо глаза в глаза:

- Ваше императорское величество! Это оды, какие сойдут за поэмы.

- Они тебе по душе.

- О, да!

- А как ты тут оказался?

- Не знаю. Я искал укромное место…

- На балу надо танцевать, а не книгу читать. Теперь я припоминаю, фрейлины о вас судачили, называя, как и пуделя, Иваном Ивановичем.

- Меня зовут Иван Иванович Шувалов, - паж был вынужден представиться.

Императрица слегка нахмурилась:

- Так ты нарочно читал стихи здесь вслух?

- Я видел издали Ломоносова… У него был такой вид, будто читает свои стихи… Я не заметил, как заговорил вслух!

Императрица рассмеялась:

- Значит, без всякого умысла? Честно?

Иван Шувалов поклонился, словно поклялся: умысла не было. И заулыбался:

- Теперь бы так и сделал и впредь буду читать стихи поэта, если они вам по душе.

- Они мне по душе. Но я читаю по несколько строф и мне этого довольно.