1881 - Борис Акунин Страница 8

ПОБЕДОНОСЦЕВ

У меня есть помощник, весьма дельный. Он всё знает прежде и точнее всех. Этот человек прежде служил в Третьем отделении и обладает самыми разнообразными навыками. (Бормочет сам себе.) Манифест это пункт два. Пункт два – бронзовая скрепка… (Достает из папки бумажки, заглядывает в них.)

АЛЕКСАНДР III

Что это у вас?

ПОБЕДОНОСЦЕВ

Тезисы по поводу манифеста. Проклятая рассеянность. Все приходится записывать… Первое. То, что могла позволить себе власть давняя, привычная, и к тому же в обычных обстоятельствах, не может позволять себе власть новая, не окрепшая, да еще в ситуации государственного кризиса. Вчера манифест выглядел бы царской милостью. Завтра, после случившегося, он будет воспринят как слабость нового государя. Неужто вы этого хотите?

АЛЕКСАНДР III

Нет…

ПОБЕДОНОСЦЕВ

Второе. Полезен ли вообще подобный шаг? На первом этапе он, вероятно, вызовет восторг у так называемой интеллигенции и у Европы. Но интеллигенция престолу не опора, а Европа – что нам Европа? У нее свои правила жизни, у нас свои. Вообразите себе Россию, в которой каждый краснобай получает возможность красоваться перед публикой. Можно ли сорвать аплодисменты, поддерживая власть? Нет, в том ведь нет никакой доблести. Иное дело – критиковать, ни за что при этом не отвечая. Больше всего аплодисментов будет срывать тот, кто будет метать стрелы выше. В губернатора? Молодец! В министра? Герой. А скоро стрелы полетят уже в ваше величество. Под громкое хлопанье в ладоши. Вот прямое и неизбежное следствие лорисовского манифеста.

АЛЕКСАНДР III

Но я уже изъявил графу свое согласие. Завтра манифест будет опубликован в «Правительственном вестнике»…

ПОБЕДОНОСЦЕВ

И это приводит меня к тезису третьему. Пошлите к Лорис-Меликову курьера, известите его, что по зрелом размышлении вы считаете бестактным в нынешний час отвлекать страну от траура и скорби столь важным политическим актом.

АЛЕКСАНДР III

Константин Петрович, я ведь сказал: я уже изъявил графу свое согласие. Вы сами говорили, что колебания мне не к лицу.

ПОБЕДОНОСЦЕВ

Я также говорил, что вам нужно ясно и твердо говорить: «Я этого не хочу». Вы хотите, чтобы страна забыла о вашем отце и обсуждала выборы?

АЛЕКСАНДР III

Нет. Вы правы. Я напишу, что с манифестом нужно неделю обождать.

ПОБЕДОНОСЦЕВ

К тому же вам, возможно, захочется обновить состав кабинета и Государственного Совета. Будет справедливо дать новым членам правительства высказаться по столь серьезному вопросу.

АЛЕКСАНДР III

А мне захочется обновить состав правительства?

ПОБЕДОНОСЦЕВ

Его нужно чистить сверху донизу! Оно чуждо национальному духу! И прежде всего избавьтесь от Лориса! Прогоните его! Он человек нерусской души, не патриот, он не любит и не понимает России! Это честолюбец, который желает оставить по себе памятник! Это фокусник, который заморочит, окрутит, обведет вокруг пальца кого угодно! (Сам себе, роясь в папке.) Пункт первый, серебряная скрепка… Ага, вот. Помощник собрал для меня сведения… (Читает.) «Объект [это тут Лорис так назван, в записях]… объект встречался с графом Е.П. Воронцовым, договаривался о совместных действиях». Тот самый Воронцов, антиправительственные статьи которого трижды изымались цензурой. «Объект попросил министра юстиции [такого же интригана, как он сам] секретно начать подготовку гипотетического проекта конституционного механизма». Гипотетического – каково? И вот, вам особенно понравится. «Объект в карете разговаривал с княгиней Юрьевской о ее короновании и возведении ее детей в великокняжеское достоинство».

АЛЕКСАНДР III

Ну, этого теперь не будет. И знаете что… Хоть собранные вами сведения и тревожны, но увольнять Лорис-Меликова я не хочу. Это будет с моей стороны мелко. Как месть за дружбу с… этой особой. Кстати говоря, нужно будет оказать ей внимание. Какая она ни есть, но она любила отца. И он ее…

ПОБЕДОНОСЦЕВ (с поклоном)

Вы сказали: «Я не хочу», и я склоняюсь. Вот твердость, которую я приветствую всей душой.

АЛЕКСАНДР III

Благодарю, что не настаиваете. К тому же Михаил Тариелович сказал мне, что лично возглавляет следствие. Уже производятся аресты. Не сегодня – завтра всю шайку арестуют и предадут суду. Графу нельзя мешать.

ПОБЕДОНОСЦЕВ

Но только, заклинаю вас! Уже пущена в ход мысль, которая приводит меня в ужас. Люди так развратились в мыслях, что считают возможным избавление цареубийц от смертной казни. Вас будут убеждать со всех сторон, в том числе ваш дядя и либеральные министры, сделать «сильный ход» – помиловать злодеев, тем самым положив конец смертоубийствам. Нет, нет, и тысячу раз нет! Этого быть не может, чтобы вы перед лицом всего народа русского, в такую минуту простили убийц отца вашего, русского государя, за кровь которого вся земля кроме немногих, ослабевших умом и сердцем, требует мщения! Я вижу на вашем столе Священное Писание. Поклянитесь на нем, что в ваше сердце не проникнет голос лести и мечтательности!

АЛЕКСАНДР III

Клянусь.

Грозная музыка, на которую накладывается мерный стук молотка. Это сколачивают эшафот.

Свет на сцене гаснет. Занавес закрывается. Стук продолжается.

II. Соло для прокурора

На середину авансцены решительным шагом выходит Прокурор в черном мундире. На занавес проецируется портрет Александра II c траурным крепом.

Прокурор Муравьев

ПРОКУРОР (эмоционально, обращаясь к зрителям)[10]

Господа сенаторы, господа сословные представители! Призванный быть на суде обвинителем величайшего из злодеяний, когда-либо совершившихся на Русской земле, я чувствую себя совершенно подавленным скорбным величием лежащей на мне задачи… (Совершенно подавлен скорбным величием.) Перед свежей, едва закрывшейся могилой нашего возлюбленного монарха, среди всеобщего плача Отечества, потерявшего так неожиданно и так ужасно своего незабвенного отца и преобразователя, я боюсь не найти в своих слабых силах… в своих слабых силах достаточно яркие и могучие слова, достойные того… ВЕЛИКОГО народного горя, во имя которого я являюсь теперь перед вами требовать правосудия, виновным требовать возмездия, а поруганной ими, проклинающей их России – удовлетворения! (Не может справиться с эмоциями.) …Трудно, милостивые государи, быть юристом, слугою безличного и бесстрастного закона в такую роковую историческую минуту, когда и в себе самом, и вокруг все содрогается от ужаса и негодования, когда при одном воспоминании о событии первого марта неудержимые слезы подступают к глазам и дрожат в голосе, когда все, что есть в стране честного и верного своему долгу, громко вопиет об отмщении. (Подступают слезы и дрожит голос. Прокурор обращается к портрету.) Великий царь-освободитель, благословляемый миллионами вековых рабов, которым он даровал свободу, государь, открывший своей обширной стране новые пути к развитию или благоденствию, человек, чья личная кротость и возвышенное благородство помыслов и деяний были хорошо известны всему цивилизованному миру, – словом, тот, на ком в течение четверти столетия покоились все лучшие надежды русского народа, пал мученической смертью на улицах своей столицы среди белого дня, среди кипящей кругом жизни и верного престолу населения! (Голос звенит металлом.) Кто же виновники страшного дела, на кого должны пасть народные проклятья и пролитая кровь, где же цареубийцы, опозорившие свою родную страну? Россия хочет их знать и голосами всех истинных сынов своих требует им достойной кары. И я считаю себя счастливым, что на этот грозный вопрос моей родины могу смело отвечать ее суду и слушающим меня согражданам: вы хотите знать цареубийц? – вот они!!! (Показывает перстом вниз, в оркестровую яму. Пол оркестровой ямы поднимается, но не вровень со сценой. Обвиняемые видны до половины. Прокурор взирает на них сверху вниз. Обвиняемых пятеро. Они спиной к залу, на них надеты черные мешки-балахоны. С двух сторон жандармы с обнаженными саблями.) Первого марта нынешнего года они достигли заветной цели своих желаний и апогея своих деяний: они предательски убили великого монарха, освободителя и реформатора новой России! Крамола могла тайным ударом пресечь преходящее течение хрупкой человеческой