Леонид Леонов - Нашествие Страница 9

Колесников. Они будут стрелять… Да и я так, запросто, им не дамся.

Анна Николаевна уходит, сделав знак молчать. Текут томительные минуты. От Фаюнина несется игривая музычка: музыкальный ящик, аристон. На кухне голоса. Колесников отступает за ширму. Обессилевшая, хотя опасность миновала, Анна Николаевна пропускает в комнату Федора. Он щурится после ночи, из которой пришел: непонятный, темный, тяжелый. Усики сбриты. Позже создается впечатление, что он немножко пьян.

Анна Николаевна. А мы уж спать собрались, Федя.

Федор. Я так, мимоходом зашел. Тоже, пора б и мне бай-бай: уста-ал. (Садится, потягиваясь и не замечая, что все стоят и терпеливо ждут его ухода.) Деревни кругом полыхают. Снег ро-озовый летит, и в нем патрули штыками шарят. (С зевком.) Облава! (Подмигнул Ольге.) А я знаю, по ком рыщут… Найдут, черта с два! Он глядит где-нибудь из щелочки и ухмыляется. Бравый товарищ, я бы взял в компанию такого.

Ольга. А сам-то как же прошел? У тебя ночной пропуск есть?!

Федор. У меня в каждом заборе пропуск. (Задиристо.) Стрельнули бы, так и у меня есть. (Хлопнув по карману.) Пуля за пулю, баш на баш.

Таланов. Выдали, что ли… оружие-то?

Федор. Из земли вырыл, товарищ завещал. (И только теперь заметив обступившую его выжидательную тишину, поднимается.) Я ведь, собственно, по делу. У вас выпить чего-нибудь не найдется? Иззяб весь.

Таланов. Странно, Федор. Русские деревни горят кольцом, а тебе холодно. Зашел бы да и погрелся у головешек… (Резко.) Нет у нас водки, Федор.

Федор. У доктора да нету… Смешно!

Ольга (примирительно). Я на днях зарплату получила.

У нее все падает из сумочки при этом от спешки.

Возьми, купи себе… только там, там…

Анна Николаевна. Убери свои деньги, Ольга. (И вдруг, сорвавшимся голосом.) Подлец… как тебе не стыдно! Волки, убийцы в дом твой ворвались, девочек распинают, старух на перекладину тащат… а ты пьяный-пьяный приходишь к отцу. Ты уже испугался, испугался их, бездомный бродяга? (Мужу.) Он трус, трус…

Таланов (дочери). Уведи на кухню. Фаюнин услышит.

Ольга. Мама, пойдем, мамочка. Там, за печкой и поплачешь. (Гладя ее руку.) Он сейчас уйдет. Осталось же в нем хоть немножко сердца: сам уйдет.

Анна Николаевна. Пусть бог, пусть бог его рассудит!

Ольга увела мать, обняв ее беззвучно содрогающиеся плечи. Сутулясь и с обвисшими руками Таланов выжидательно смотрит на сына, который не уходит. Похоже, ему уже безразлично состояние Федора — хмель, бред болезни или раздумье над пропастью.

Федор. И опять сорвалось… Три дня без сна по городу мотаюсь, додумать не умею. Нитка мелькнет и рвется. Если мильон — единица со множеством безмолвных нулей, так почему ж меня зачеркнули, а они не исчезают? (Пытаясь согреться, он переплетенными руками подтягивает к телу локти.) Погоди, сейчас уйду… Ах, лекарь, как я простыл весь в той жиже ледяной. Слушай, дай мне глоток чего-нибудь, чтоб спалило все внутри… дай!

Таланов (не сразу). Хорошо, я дам тебе лекарство, сильней которого нет на свете.

Федор (хрипло). От смерти глоток… сейчас дай.

Таланов. Сейчас дам. Выпей его залпом, если сможешь.

Он неторопливо отдергивает веселенькую занавесочку. Сперва и не поймешь, в чем дело. Сгорбясь, сидит Демидьевна, поглаживая кого-то, лежащего на кровати и накрытого почти с головой. Из-под одеяла посверкивают горячечные точечные зрачки.

Можно к вам, Демидьевна?.. не задремала?

Демидьевна. Не может. (С глухой мужицкой лаской.) Спи ты, касатка. Спи ты, яблонька моя полевая. Спи…

Таланов. Вот тебе лекарство, Федор. Оно на человечьей крови замешано.

Федор (почти спокойно). Кто же это?

Таланов. Ты видал ее у нас. Смешную Аниску помнишь?.. она. Ей пятнадцать. Их было много, рыжих, беспощадных. Твоя мать нашла ее уже на дровах, в сарае. Всю в занозах.

Демидьевна. Была смешная, да и ни смешиночки в ей не осталося.

Аниска (высвободив голову и каким-то дрожким, пылающим голосом). Ска-азку давай… баушка. Где ты там, где?

Демидьевна. Тут я, тут, яблонька. (Напевно и меланхолично.) И вот, махонька моя, лишь успел он вымолвить свое прошение, глянь — идут к нему полем четыре великих мастера. За руки держутся, голова в облаках. Один в сером, другой в полосатом пальте, в белом третéй, а четвертый в черном. Ветер, дождь, мороз-воевода…

Аниска (с проблеском сознанья). А в черном-то кто же, баушка?

Демидьевна. А в черном пальте — солнышко. В черном-то, чтоб ему ненароком не спалить чего. Оно куда и полюбовно глянет, а там огонь бурлит.

Аниска заулыбалась, довольная, поднялась на локте. Демидьевна откидывает со лба ее волосы.

И пошла меж их дружная работа. Ветер пыхтит — дорожки подметает, дожжик рощу моет, а солнышко радугу над воротами ме-елким гвоздичком приколачивает…

Федор (грубовато, тронув Демидьевну за плечо). А ну, пусти меня посидеть близ нее, нянька.

Демидьевна смотрит на Таланова, тот разрешительно кивает.

Таланов (вполголоса). Приподними ее немножко.

Демидьевна. Подымайся, звездочка. Ты его не бойсь. Это сынок хозяйский, Федор Иваныч. Он тебе пряничек преподнесет.

Безотрывно, опершись локтем в колено, Федор смотрит в горящие глаза Аниски.

Федор. Есть у ней кто-нибудь из родни-то?

Демидьевна. Были. Были у ей и браты, соколиной рати. Один-то убит, в десантной частѝ. А другой и пононче бессонно бьется. Танкист он подмосковный. Одна я у ей тута. А и самоё — утресь завязало в узелок, и развязаться не могу…

Федор (в самые глаза). Здравствуй, Аниска.

В лице Аниски родится ужас.

Аниска. Ой, беги, беги… они тебя за шею повесят, беги-и!

Она бессильно отваливается к стене. Федор поднимается, разминаясь.

Федор. Хватит мне, пожалуй. Уж больно жжет…

Демидьевна (Таланову). Спиночку-то ейную не показать ему? Спиночка-то всея сургучом закапана. (Решительно Аниске.) Сыми, давай, рубашечку-то, чернавушка. Пускай Федор Иванович посмотрит. Он из путешествия воротился, еще не знает…

И вот начала было приподымать розовую, с прошивками, Ольгину сорочку, но Таланов остановил ее, а Федор уже отошел.

Таланов (поверх уже задернутой занавески). Лекарство пора, Демидьевна… Вот и всё, Федор. Ну, спать нам тебя положить негде, а уж ночь во дворе…

Федор (смотря на свой портрет). Слушай… у тебя здесь никого нет?

Таланов. За дверью — Фаюнин, а здесь — нет. А что?

Федор. Поцелуй меня, отец. В лоб. Вперед и за все разом поцелуй… Можешь?

Таланов криво усмехнулся на непонятную просьбу сына. Вернулась на цыпочках Ольга. И вдруг оказывается, сами того не замечая, все смотрят на один и тот же предмет: тазик с ярко-красными бинтами после перевязки. Ольга делает прерывистое движение убрать таз, и это выдает тайну. Сдержанное лукавство проступает в лице Федора. Зайдя сбоку, он сильным и неожиданным движением сдвигает ширму гармоникой. Там стоит Колесников.

Э, да у вас тут совсем лазарет. Комплект!.. Ну, как, приятно стоять за ширмой?

Ольга. Понимаешь, он случайно вывихнул руку, и вот…

Федор (насмешливо). Не вижу смысла скрывать… что к врачу на прием зашел такой знаменитый человек. (В лицо.) А за вас большой приз назначили, гражданин Колесников.

Колесников. Мне это известно, гражданин Таланов.