Александр Гельман - Скамейка Страница 9

Он. Что я пока ничего твердо не обещаю. Согласна? Или нет?

Она. Федя, а почему ты вдруг решил?

Он. Для меня это не вдруг. Я об этом думал все время. Восемь лет с ней живу – восемь лет об этом думаю!

Она. Подожди… как восемь? Ты же… у тебя сын женатый! Зачем ты меня снова обманываешь, Федя?

Он. Я не обманываю. Это сын от первой жены. Я с ней развелся восемь лет назад. Они живут в Казани, она вышла замуж за военного, и они переехали в Казань. Там сын и женился. А это вторая жена, сын у нас… во второй класс перешел.

Она. Как вторая жена?

Он. Была первая, сейчас вторая… может, ты будешь третья. Теперь понятно? (Улыбается.)

Она. А почему ты от нее уходишь? Что-нибудь случилось? Федя, если она сейчас дома, я с тобой не поеду… я боюсь.

Он. Ее нет дома, я не знаю, где она. Пришел с работы – записка: еду к подруге, буду поздно или утром.

Она. А если она вернулась? Я не поеду, Федя. Скажи, где ждать. Но только не у твоего дома.

Он (с нервным напором). Ты поедешь! Я один застряну… останусь. Мне надо вырваться! Вырваться надо, понимаешь? Я сам не могу, а у меня никого нет, я один! А жить я больше так не могу! Я прошу тебя поехать со мной! От тебя ничего не требуется, только посидеть в машине! (Кричит.) Мне надо вырваться, ты это можешь понять? Вырваться!..

Она. Она же все равно тебя потом найдет…

Он. Она меня не будет искать!

Она. Федя, я так не могу… я ничего не понимаю… Ты что, ее не любишь?

Он. Она меня не любит. И я ее уже не люблю… но любил… очень любил! Как пацан втрескался восемь лет назад. Пошел на родительское собрание, сын учился у нее в классе… обычно жена ходила на эти собрания, а тут что-то не могла, меня послала. И все. Через две недели подал на развод и переехал к ней. И оказался в дерьме с первого дня!.. У нее до меня был человек, я ничего не знал, а у них продолжалось – после того как мы поженились. Без перерыва!.. А когда я узнал, она уже была беременна… я только не знал – от меня или от того. Оказалось, от меня, когда появился на свет… Жили в одной комнате, соседи кошмарные, я зарабатывал мало, алименты, ребенок, она нервничала… и я пошел работать шофером, благо права были. Я же институт кончал, экономический, работал в одной конторе. Пришлось бросить… Пока сынишка был маленький, все вроде бы нормально. С тем она порвала. Ну, как нормально… все равно я старое уже не мог забыть. Хотя она до сих пор доказывает – ничего не было. (Злобно.) А я знаю, что было! Я у нее обнаружил письмо в сумочке, от подруги… и все понял. В общем, влип я крепенько!.. Дальше – больше!

Она впитывает каждое его слово, следит за малейшим изменением выражения его лица.

(Продолжает.) В прошлом году она поехала в Ленинград, с классом. Хотели с сыном проводить, она – не надо, не надо! Стеной стала. Я тогда тем более поехал… скрытно. Сразу засек – с мужчиной отправилась. Потом говорила – это отец одной девочки из класса… мол, помогал ей. А почему тогда мне нельзя было проводить, спрашивается?! Между прочим, в тот день мы с тобой встретились… я прямо на вокзале в ресторане выпил и поехал в парк. Успокоился немножко возле тебя. А сбежал я тогда, чтоб звонок ее не прозевать… на старой квартире у нас был телефон, договорились, что она позвонит после двенадцати из гостиницы. Устроил ей скандал по телефону. Не знаю, может, в это время она сидела в объятиях… или лежала с ним… голос у нее был какой-то не свой! Я ничего не знаю… знаю только – если один раз было, может сто раз быть!.. На свадьбу к сыну не поехал, боялся ее одну оставить! Из мужа в телохранителя превратился!.. Я не могу больше так жить. И уйти воли не хватает. Она действует на меня: что-то в ней есть такое… из нее какое-то излучение выходит, какой-то луч… точно, точно! И убивает во мне все – волю, ум, гордость! Я же раньше… и с первой женой, и вообще с женщинами чувствовал себя всегда королем! А теперь я слуга… неизвестно скольких господ! Она раздавила меня! Я даже всего рассказать не могу… стыдно!.. Как-то заболел, так она: «Ложись, Федя, в больницу, я не могу за тобой ухаживать, ты слишком капризный, когда болеешь». Представляешь? (Яростно.) Все восемь лет душа дрожит от боли!

Она. Она красивая?

Он. Не знаю. Обыкновенная. Так, стройненькая. Я уж и не вижу ее. Я только чувствую, что это мой враг, что она погубила меня! Она меня приучила к таким вещам, если рассказать – не поверят! Постоянное, непрерывное унижение!.. Родственников у меня здесь нет, друзья отошли… никому не звоню, не встречаюсь… Не могу видеть людей. Теперь, правда, я ей тоже запретил приводить своих подружек-разводушек… одна ушла от мужа, от другой муж ушел… все время тянут ее куда-то. (Кричит.) Я запретил! Пускай никого не будет, ни души, раз такой дом, раз такая жизнь в этом доме!..

Она. Ты ее любишь, Федя…

Он. Я ее любил. Она этим пользуется… моей любовью. Я действительно ее любил, я был счастлив… думал – ну, все, никогда больше не буду обманывать, юлить, бегать куда-то, искать, изменять. Я вообще забыл, что существуют женщины на свете кроме нее… Не хочу больше. Сегодня подвожу черту. Все равно этому наступил бы конец – рано или поздно. (Кричит.) Так пусть это произойдет сегодня! Я хочу сегодня освободиться от нее!

Она. Успокойся, Федя!..

Он. Не надо меня успокаивать! Я восемь лет успокаивал себя, обманывал себя! Я ничего уже не чувствую… Только боль, боль, боль!

Она. А может, тебе только кажется, что она гуляет? А она просто от твоей ревности прячется? Может, у нее никого и нет?

Он. У нее полная записная книжка телефонов… непонятных и неизвестных мне людей! (Вдруг сникает.) Не знаю, может, и кажется что-то, может, я одичал, все возможно… при такой жизни. Возможно, и я виноват… Хотя я не знаю, в чем я виноват. В том, что женился на ней? Она действительно не очень хотела, я настаивал, как таран тогда пошел на нее… Не знаю, ничего не знаю… Душа у нее неплохая… если только жить с ней на необитаемом острове. Чтоб только были она и я. Тогда, наверное, все было бы нормально. Так-то она вполне… не жадная, бескорыстная, подруги у нее все время тянут… и деньги, и вещи… неглупая… ласковая… Может, надо как-то иначе с ней… уехать на время. Сейчас можно было уехать на уборочную в Казахстан, я отказался. Сто раз давал себе слово: не скандалить, вести себя спокойно, не реагировать… просто молчать больше. Не могу! Сейчас пойду, если она дома – начну орать, бить посуду, требовать отчета… ей все это надоело, уже не действует на нее. Она даже ночевать может остаться где-то, лишь бы не слышать, как я ору… Я не знаю, что делать. Когда выпью, легче становится… а, думаю, пошло оно все к черту, и она, и все! Но я же не могу все время ходить пьяным… За рулем! Да и не могу я пить много. Сердце барахлит. (Вдруг истерически.) Вера, не обижайся… не обижайся на меня! Не обижайся! Я ничего не могу сделать!

Она (с испугом). За что не обижаться?

Он (сникнув). Не обижайся, пожалуйста… я, наверно, один сейчас поеду домой. Я должен с ней поговорить. А завтра приду к тебе. Хорошо?

Она. Как хочешь.

Он. Пойдем. (Поднимается с земли.) Я должен раньше ее попасть домой. Я хочу увидеть, какой она приедет! Я хочу увидеть ее! Просто так я не уйду… я не могу просто так уйти. Она только этого и ждет, чтоб я ушел. (Кричит.) Я сегодня ночью или убью ее, или заставлю жить так, как положено жене жить с мужем!

Она (поднимается, угрюмо). Ну, пошли.

Они идут рядом по аллее, она смотрит на него печальными, сухими глазами, он шагает разгоряченный, со сжатыми кулаками, устремленный вперед, глаза блестят. О том, что рядом с ним Вера, забыл.

Он (вдруг вспомнил о ней). Я могу тебя довезти на такси, если хочешь.

Она. Не надо.

Он. Зайти к тебе я уже не смогу, Вера. Мне очень важно прийти раньше, чем она, понимаешь? Если я приду после нее, это плохо. Надо обязательно, чтоб я успел раньше. А если не придет ночевать… тогда все! Тогда завтра я к тебе переезжаю. Пойдем быстрее.

Он увеличивает шаг, отрывается от нее. Вера, напротив, замедляет шаг. Останавливается. Садится на первую попавшуюся скамейку.

(Вдруг обнаружив ее отсутствие, останавливается, оборачивается. Возмущенно.) Вера! Ты что села? Ну, вставай, догоняй, Вера!

Она продолжает сидеть.

(Делает несколько шагов назад.) Вера, вставай! Я жду тебя! Ты же знаешь, как я тороплюсь!

Она поднимается, идет к нему.