Александр Амфитеатров - Два часа в благородном семействе, или о чем скрипела дверь Страница 9

БАБУШКА. Подводить людей своего круга.

ДЯДЯ. Да, въ нѣкоторомъ родѣ, - измѣна классу.

ДѢДУШКА. Волчій паспортъ ему, а не аттестатъ!

ДЯДЯ. Словомъ, — вонъ!

ДРУГЪ ДОМА. Вонъ!

НЕЗАМУЖНЯЯ ТЕТЯ. Вонъ!..

БАБУШКА. На всѣ четыре стороны!

ДЯДЯ. Лили, на два слова… Я давеча погорячился слегка…

МАТЬ. Ахъ, Поль! Вздоръ! Стоитъ ли вспоминать?

ДЯДЯ… Ты, конечно, поймешь… Обстоятельства такъ слагались…

МАТЬ. Вздоръ, вздоръ! Я нисколько не сержусь. Мнѣ даже пріятно убѣдиться, что ты такъ горячо принимаешь къ сердцу честь фамиліи.

ЗОЯ (вбѣгаетъ). Тетя Клодя!. Самоваръ на столѣ!

НЕЗАМУЖНЯЯ ТЕТЯ. Но… я не знаю… Лили?

МАТЬ (обнимаетъ ее). Развѣ ты хочешь оставить насъ сегодня безъ чаю?

НЕЗАМУЖНЯЯ ТЕТЯ. Напротивъ!

ДЯДЯ. Ступай, дѣвственница, ступай, разливай второй океанъ!

ДРУГЪ ДОМА. Никто не умѣетъ налить чаю вкуснѣе, чѣмъ наша добрая Клодинъ.

НЕЗАМУЖНЯЯ ТЕТЯ. Напротивъ! (Уходитъ.)

ДѢДУШКА. Ну, мать… Вези и меня къ самовару!.. Эхъ, ты — мать!

БАБУШКА. То-то! Теперь мать… Вотъ, — развелись бы, — кто тебя повезетъ?

ДѢДУШКА. Дѣвку найму… Вотъ этакую дѣвку… Хо-хо-хо!

БАБУШКА. Ври, ври! Теперь мать, а давеча — Нинонкой ругалъ?

ДѢДУШКА. Во время оно жила Нинона! Хо- хо-хо!

(Уѣзжаютъ.)

МАТЬ. Умилительные старики!

ДРУГЪ ДОМА. Филемонъ и Бавкида.

ДЯДЯ (поднимаетъ Брэма съ пола). Корешокъ-то, однако, погнулся.

МАТЬ. Ха-ха-ха! А вѣдь онъ ее совершенно серьезно приревновалъ.

ДЯДЯ. Старинкою посчитались… Хо-ха-ха!

МАТЬ. Вы не смотрите на мамашу теперь. Смолоду она была отчаянная.

ДРУГЪ ДОМА. Да ужъ если дѣло до Шамиля дошло…

МАТЬ. Бывало, какъ послушаешь, что старшіе говорятъ… Зоя! Гадкая дѣвочка! Я же велѣла тебѣ быть въ своей комнатѣ. Зачѣмъ ты здѣсь?

ЗОЯ. Я, мамочка, слушала, что старшіе говорятъ. (Уходитъ.)

ДРУГЪ ДОМА. Ха-ха-ха! То-то старичокъ-то такъ сразу повѣрилъ.

ДЯДЯ. Эхъ, милый Пьеръ! Въ кругу, гдѣ люди извѣстны другъ другу наизусть…

ДРУГЪ ДОМА. Вотъ — какъ мы между собою!

ДЯДЯ. Тамъ — только на маленькое намекни, а больше сейчасъ же каждый самъ вообразитъ, сочинитъ и повѣритъ! (Уходитъ.)

МАТЬ. А кто-то тоже повѣрилъ…

ДРУГЪ ДОМА. Но послѣднимъ, Лили! Согласитесь, что послѣднимъ.

МАТЬ. И послѣднимъ не надо. Злой…

ДРУГЪ ДОМА. Если вы хотите отрубить мнѣ голову, — она ваша!

МАТЬ. Его голову!.. Развѣ я могу?'

ДРУГЪ ДОМА. Я бы только поцѣловалъ ее — и положилъ бы къ вашимъ ногамъ.

MАТЬ. Какъ я изволновалась… Какой ужасный день!

ДРУГЪ ДОМА. Страдалица моя! Дѣвочка моя! Ніобея!

МАТЬ. У дѣвочки головка бо-бо!

ДРУГЪ ДОМА. Мадонна моя!

МАТЬ. Милый!

(Уходятъ.)

ГОЛОСЪ БАБУШКИ. А, батюшка! Я къ тебѣ, батюшка, не на допросъ пришла. Моя господская воля — держать, моя господская воля — прогнать.

(Шаромъ прокатывается черезъ сцену — воинственно, хотя и нѣсколько торопливо.)

ѲЕДОРЪ (бѣжитъ за нею съ паспортною книжкою и деньгами въ рукахъ). Ваше превосходительство! Не желая грѣха на душу… Ваше превосходительство!

НАДЯ (входитъ, одѣтая къ уходу). Что, Ѳедоръ Никифоровичъ, судьба наша съ вами, видно, на одномъ сошлась?

ѲЕДОРЪ. Помилуйте. Наденька! Развѣ это возможно, чтобы человѣкъ понималъ человѣка, будто какой-нибудь такъ называемый соръ?

НАДЯ. Вонъ, я вижу, у васъ деньги въ рукахъ. Скажите лучше спасибо, что съ вами хоть расплатились.

ѲЕДОРЪ. Въ рожи бы имъ эти деньги швырнуть.

НАДЯ. Довольно глупо будетъ съ вашей стороны. Онѣ заслуженныя.

ѲЕДОРЪ. Такъ, камень взять, да, не желая грѣха на душу, въ стекла имъ, такъ называемымъ сволочамъ.

НАДЯ. Плюньте! Чего вы отъ нихъ надѣетесь? Господа.

ѲЕДОРЪ. Ты понимай меня человѣкомъ, а не воображай свиньей!

НАДЯ. Эва, чего захотѣлъ! Вы посмотрите, кѣмъ они сами-то — вокругъ себя — другъ дружку воображаютъ.

Gavi di Lavagna,

1909. VI. 9.