Эдвард Радзинский - Монолог о браке Страница 9

НЕПТУН. Она! Ну просто кобра! (Вытирает гла­за салфеткой.)

ДЕВИЦА. Молодая я еще такие слова слушать! (Официантке.) Положь в холодильник (Передает сверток.)

ОФИЦИАНТКА (принимая). Это туфли?

ДЕВИЦА. Ничего, в холодильнике сохраннее будут… (Словоохотливо, официантке.) А то мы с сестрой приехали, все накупили, зашли в автомат, смотрим – написано «Галя, приходи по адресу…» И вот этот адрес… А сестра моя тоже Галя… Я ей го­ворю: «Галь, давай там и встретимся». А то мы в ГУМе в прошлый приезд заблудились… (Офици­антке.) Сама-то не с Можайского района?

ОФИЦИАНТКА. Я из Кунцева… Галя зовут.

ДЕВИЦА (представляясь). Тамара, очень прият­но… (Грозно, Нептуну.) Ты почему телевизор не вклю­чаешь?

НЕПТУН (сладко). Ну точно ее… ее голос. (Подо­бострастно.) Тут… ко мне иногда заваливаются зна­комые… И если… (осторожно) развеселятся, всегда те­левизор разбирают… Творческие ребята…

ТАМАРА (бьет по телевизору – телевизор включается). Так и живешь – сама баба в доме, сама себе мужик!

НЕПТУН. Ее… ее слова!

ТАМАРА. Ты чего расселся-то? Чай ставь, гостей угощай! (Официантке.) Меня мать так учила: «Гостю – место! Гость – хоть скатерть сжуй, все ему доз­волено!»

НЕПТУН (шепотом). Вот так я живу теперь… приходят кому не лень. Иногда придет, я ее тыщу лет не видел, как звать забыл. А она… Я, говорит, к тебе музыку пришла послушать. Только ты сиди на рас­стоянии, не подходи. Это означает – разладилась семейная жизнь. Посидит так вечерок и уйдет. «По­звоню», – говорит. Жду! Черта с два: это значит жизнь наладилась. Так и живу, Димьян, как громоот­вод… Зато на работе хорошо… Все с тобой ласковы – жених!

ТАМАРА (девушкам). Правильно говорит, враг! Придешь на танцы в ДК, подходит к тебе – плюнуть не на что: шибзик, вот как этот (указывает на Непту­на.) Образование 7 классов – ну турок! А у меня – техникум. Так он подходит ко мне, будто одолжение делает! (Официантке.) Замужем?

ОФИЦИАНТКА. Была.

ТАМАРА. Пьющий?

ОФИЦИАНТКА. Да нет, лунатик. Поженились… Я его прописала… Чуть ночь – сразу к окну, на крышу хо­чет уйти – лунатик. Пришлось разменяться… В Кунце­во теперь кукую.

ТАМАРА. А ты в организацию к нему сообщи! Они там живо проверят, какой он лунатик! Мамаша мне всегда говорит: «Не верь им, врагам!» Я вон с од­ним студентом встречалась, так мамаша сразу сказала: «Ты, – говорит, – в общежитие к нему ходила, ты проверяла, какой он студент?»

ОФИЦИАНТКА. И не студент оказался?

ТАМАРА. Студент. В том-то и дело! Так что ты думаешь? Я проверяю, а он мне грубое слово! Какой из него муж выйдет? Настоящий муж – ты его оскорбляй, не оскорбляй, – он молчит. Ты его опять оскорбляй – он зубами скрипнул и опять молчит! (Генычу.) Ну что ты все время на меня смотришь, враг?

ГЕНЫЧ. Я… Я так… (Шепчет.) До чего похожа, а? (Нептуну, словоохотливо, не спуская глаз с Тамары.) Я ведь давно покончил со всеми сердечны­ми привязанностями, чтобы не было ненужной болтовни… Оставил одну – в «Книгах» она работа­ет, так сказать, жениться на ней не собирался. Ну, на этой почве у нас ссоры были сначала, потом приутихли. Она вроде поняла, кто я, я – кто она… Но вот недавно встретил… Ну копия! (Глядит на Тамару, шепчет себе.) Ну… копия! Ну… одно лицо! Только моя в макси… (Разглядывает Тамару.) Ви­дение! Наяву!

НЕПТУН (стонет). Улита! Она! Снится, небось. (Рыдает, вытирает глаза салфеткой.) Закроем гла­за, Димьянушка, чтобы сон не исчез. Может, и тебе твоя пригрезится… Ведь и у тебя – все то же.

ОН (рыдая). Поссорился я с ней… негодяй, мерзавец… Мерзавец.

НЕПТУН и ОН, обнявшись, засыпают.

ГЕНЫЧ. А я что – рыжий… И у меня – то же. (Мгновенно засыпает рядом.)

НЕПТУН (сквозь сон, шепчет). Будем «кучковаться»…

ГЕНЫЧ (бормочет во сне). Серов – девятый!

Они спят… Музыка. Тихонько танцуют девушки.

ОФИЦИАНТКА (танцуя с Тамарой). Устали парнишки. Такая жалость меня почему-то к ним охватывает… Вот люблю я их жалеть… Всех их жалею… И этих жалею… и супружника – лунатика… (Помол­чав.) А так счастья хочется..

ТАМАРА (мягко). Спят, турки, спят! Убрать за ними надо, девчата. Все-таки тоже люди, елки зеленые! (На цыпочках разводят спящих на свои места.) Плохонькие какие… А иногда думаешь… ну что поделаешь: хоть плохонький, да свой. (Ухо­дит.)

Стук часов. Время.

ОНА. Вот и кончились милые фантазии… Дожда­лись.

ОН. Обычные фантазии не очень счастливых мужчин. Где-то там за семью морями живет простодушная, не очень умная, но обязательно очень мило­видная… даже красивая Она. И однажды она меня встретит и тотчас в простодушии своем полюбит и станет моей простодушной… но очень миловидной и почти красивой подругой. Она не будет ежедневно сообщать мне о моем несовершенстве в надежде убе­дить меня наконец, что я не Эйнштейн, а обыкновен­ный подлец. Она… (Замолкает.) Да… Но таковой в тот вечер в реальности не оказалось…

ОНА. Ай-ай-ай, не оказалось… И где ж ты шлялся в этот вечер… в реальности…

ОН. В скучной реальности… я попросту отправил­ся к своему бывшему преподавателю профессору Григулису.

НЕПТУН (просыпаясь). А мюзикл опять скоро бу­дет?

ОН. Тсс, Нептуша! (Ей.) Мы увлеченно говорили с ним, как всегда, про умные вещи: про греческих по­этов Антипатра Сидонского и еще Антипатра Фессалонинского, про тайного советника Гете и его друга Эккермана… Гете мысль скажет, а Эккерман ее раз – и запишет… про медика Ганса Селье и биолога Дельгадо, склонного к излишней сенсационности, и про композиторов – Вивальди, Иоганна Себастьяна Баха, Николая Римского-Корсакова, его друга Модеста Му­соргского, а также про сонату си-бемоль мажор, опус 22324… Да, мне казалось, что я в жабо и держу цилиндр на отлете… Такие у нас всегда были с ним интелли­гентные беседы…

НЕПТУН. А у меня – то же… Как встречусь с Цыбулькиным – знаешь, который бармен-то, – все­гда что-нибудь ценное от него услышишь… Цыбулькин все ценные мысли на бумажку записы­вал – и в коробку из-под зефира их складывал, хранил. Иногда такую мысль из «зефира» скажет – закачаешься. Идем мы втроем: я, шофер 1-го класса Ромашко и Цыбулькин, а Цыбулькин вдруг останав­ливается и спрашивает: «Скажи, а правда, Черчилль пил?» Ну что, кажется, ему до Черчилля – ан нет, интересуется. А какие истории про любовь у него в «зефире» лежат! Например: в давние времена жи­ла-была девушка небывалой красоты, и полюбила она простого парня по имени Петр. Но злой хан воспрепятствовал. Тогда девушка взошла на высо­кую гору и с криком; «Ай, Петря!», что по-древнетатарски значит «Где ж ты, Петя, приходи быстрее», бросилась со скалы. С тех пор эта гора называется «Ай-Петри».

ОН. Подремли, Нептуша. (Ей.) Итак, мы разго­варивали с профессором Григулисом, пили чай. Я смотрел на его жену, пребывавшую в восторге по­сле греческих стихов то ли Антипатра Фессалонинского, то ли Антипатра Сидонского… и думал, как замечательно: сидят два любящих интелли­гентных человека… и при этом совсем не похожи на боксеров, готовых лупить друг дружку без пере­дышки, сто раундов подряд… И тут я естественно подумал…

ОНА (насмешливо). Обо мне! Ты ведь меня любил!

ОН. Да! И поэтому – дикая, бредовая, комическая мысль вдруг пришла ко мне! А если вдруг какой-ни­будь пьяный по ошибке забредет в наш дом, перепута­ет дверь и постучит, а она доверчиво откроет, потому что подумает, что это я… И я в ужасе вскочил посреди беседы о тайном советнике Гете и его лучшем друге Николае Римском-Корсакове…

ОН (ей). Ау!.. Я вернулся посреди ночи.

ОНА поворачивается и обнимает ЕГО.

ОН. Почему ты не спишь?

ОНА. Я ждала одного человека…

ОН. Может быть, того самого человека, которого ты оскорбила?

ОНА. Да, я ждала того самого человека… Не ешь стоя…

ОН. А сначала что ты делала?

ОНА. Сначала я плакала.

ОН. А потом?

ОНА. Потом я жалела себя. Я очень долго жалела себя. А уж потом начала ждать тебя и бояться.

Стук часов. Время.

Удары грома.

ОНА. Боже, какая гроза! (Шепотом.) Как хорошо, что ты успел…