Александр Гельман - Протокол одного заседания Страница 9

Батарцев (перебивая). Почему же вы так не сделали?

Миленина. Я сейчас объясню… На днях ко мне пришли ребята. Всей бригадой. Василий Трифонович сказал: поскольку сейчас дают премию, бригада решила от нее отказаться. Он сказал, что и я тоже должна так сделать. Раз они так решили, очевидно, это имело смысл. Но я… я не смогла. (Смутившись.) Я не из-за премии, конечно… в смысле не из-за денег… просто я как-то не умею, не готова к таким… В общем, мне показалось, что это не совсем правильно. Мы тогда даже поспорили, и даже из бригады кое-кто со мной согласился… (Оглянувшись на Потапова.) Василий Трифонович, ничего, что я рассказываю?

Потапов кивает.

Но потом они все же остались при своем решении. А я премию получила. После этого, я так думаю, Василий Трифонович и не стал упоминать мое имя. Может быть, он подумал, что я боюсь неприятностей, не знаю. Во всяком случае, я ему не поручала делать тайну из моего участия. И когда он пришел сейчас за мной — я даже обрадовалась. Я не жалею, что так получилось и что вам теперь все известно.

Соломахин. Дина Павловна, вы близко узнали бригаду. Какое же у вас от нее впечатление?

Миленина. Ребята, по-моему, в основном очень толковые. Искренние, честные. До всего хотят докопаться, понять… Видите ли, я жила здесь на стройке довольно одиноко, а теперь у меня есть друзья, (Улыбнуласъ.) Недавно на охоту меня взяли. Я первый раз в жизни стреляла. В утку.

Батарцев (с горечью). Стреляли в утку, а попали в трест!

Миленина (помолчав, тихо). В утку я не попала…

Соломахин. Спасибо, Дина Павловна, что пришли и помогли нам разобраться. И спасибо еще за то, что вы были так внимательны, когда рабочие к вам обратились за консультацией и за помощью.

Миленина. До свидания,

Миленина выходит. Какое-то время все молчат. Вдруг начинает подавать сигналы селектор. Соломахин нажимает кнопку.

Голос по селектору. Павел Емельянович! Это Осетров!

Батарцев (раздраженно). Что такое?

Голос по селектору. Я не знаю. Мне передали — срочно с вами связаться.

Батарцев. Правильно вам передали. Почему был задержан чертеж на фундамент для компрессорной? Почему такое совершенно непростительное безобразие?!.

Голос по селектору. Я все понимаю, Павел Емельянович. Так получилось. Прошу прощения.

Батарцев. Так вот, чтобы вы еще лучше понимали… В субботу возьмете весь свой отдел в полном составе и к восьми утра прибудете на компрессорную! В распоряжение бригадира Потапова! Он вам вручит отбойные молотки и будете долбить свой никому теперь не нужный фундамент! Вам ясно?

Голос по селектору. Ясно…

Батарцев. Имейте в виду, я лично приеду на площадку и буду смотреть, как вы долбите! (Выключает селектор.)

После небольшой паузы поднимается Потапов.

Потапов (Батарцеву). Я хочу уточнить, Павел Емельянович. Наши расчеты теперь уже не надо проверять? Или как?

Молчание.

Выходит, не надо. (Поворачивается к Соломахину) Тогда я хочу, Лев Алексеевич, от имени бригады внести предложение парткому. Можно?

Любаев. Какое еще предложение?

Соломахин. Пожалуйста.

Потапов. Значит, так. Поскольку план нам скостили неправильно и незаконно, моя бригада предлагает поставить вопрос перед главком, чтобы перевыполнение плана нам зачеркнули. И восстановили тот старый план, который мы могли выполнить, но не выполнили. Чтобы было все по правде. Второе. Поскольку премия дадена нам липовая, моя бригада предлагает всю эту премию вернуть обратно в Госбанк! Все тридцать семь тыщ! Это чужие деньги, и надо их вернуть. Вот такое у нас предложение, Лев Алексеевич. Оно принято единогласно на собрании бригады. (Достает из внутреннего кармана пиджака сложенный листочек.) Вот протокол. (Протягивает Соломахину листочек.)

Батарцев тяжело вздыхает. Пауза.

Комков. Это что же ты предлагаешь — деньги обратно у людей забрать?

Потапов. Да, забрать.

Комков. Ты вообще соображаешь, что говоришь? Ты знаешь, что может быть, если такое сделать?

Потапов. А что может быть?

Комков. А все что угодно! Люди тебе что, игрушки? То дали, то забрали! Вот ты семнадцать лет на стройках — был хоть один случай такой?

Потапов. Не было. Ну и что? А мы поставим так вопрос — и будет! И тогда что-то изменится на этой стройке! Когда мы вернем премию все до одного, когда нам зачеркнут третье место, когда из хороших мы станем плохими, как и есть по правде, и весь этот позор переживем — а позор большой будет! — тогда дела пойдут по-другому!.. Так что, Лев Алексеевич, я предложение внес и прошу решить: принимается оно или не принимается!

Толя. Да или нет?!

Пауза.

Батарцев. О-хо-хо! (Соломахину.) Ты знаешь, Лев Алексеевич, о чем я сейчас подумал? Ведь скоро наступит такое время в недалеком будущем, когда никто не захочет садиться, так сказать, в руководящие кресла.

Фроловский (усмехнувшись). По-моему, ты преувеличиваешь, Павел Емельянович…

Батарцев. Не знаю, не знаю. Может быть, преувеличиваю, а может быть, и преуменьшаю. Но я бы сейчас с величайшим удовольствием поменялся вот с ним (показывает на Потапова) местами! И чтобы не он, а я встал и сказал: у меня есть одно предложение! Премию вернуть! Перевыполнение зачеркнуть! А управляющего трестом Потапова Василия Трифоновича перечеркнуть! Я просто хочу себя почувствовать в положении человека, который может подняться и вот так взять и сказать! Я никогда не был в таком положении. В сорок пятом вернулся с фронта, мне было двадцать три года. Год проработал на заводе. Четыре года институт. И все! А потом время от времени кто-то поднимался и говорил: Батарцева надо перечеркнуть! Я всегда был виноват. Я тот, который виноват! (Фроловскому.) Напрасно своего Валерку в институт толкаешь, Гриша! Он сколько у нас работает?

Фроловский. Восемь месяцев.

Батарцев. Пожалуйста! Мальчишка проработал восемь месяцев, и он уже отказался от премии! Уже от его имени — ведь от его имени тоже! — сидит здесь бригадир и говорит: перечеркнуть Батарцева, перечеркнуть Соломахина!.. Ну, вот ты, Лев Алексеевич, ты как относишься к его предложению? Если так — по первому движению души?

Пауза.

Соломахин. Я думаю, Павел Емельянович, что если мы примем предложение Потапова, это будет правильно.

Батарцев. Так… Хорошо! (Поднимается и начинает ходить взад и вперед по комнате.) Спасибо за откровенность, Лев Алексеевич! (Останавливается перед Соломахиным.) Но только объясни мне, пожалуйста, почему так получается: он — «за», ты — «за», а я — «против»? Всей душой против! Почему ты такой свободный человек, а я весь, понимаешь, в цепях и этих самых… веригах?! Почему?

Соломахин. Павел Емельянович, давайте послушаем членов парткома. Вы уже знаете, что я «за», я знаю, что вы «против», послушаем других товарищей.

Батарцев резко отодвигает стул и садится.

(Комкову, который сидит первый с правой стороны.) Олег Иванович, тебе слово.

Комков (встает). Я не знаю, был ли кто из вас на стройке, когда премию давали? Товарищи дорогие, это же был праздник! Люди были рады, довольны, по-человечески все восприняли! А теперь что? Допустим, все тут правильно (показал на тетради). Допустим. Но при чем люди, при чем рабочие? Я категорически против предложения Потапова, Лев Алексеевич! Как хотите рассуждайте, но рабочие не виноваты!

Соломахин. А как нам быть с этими тетрадками?

Комков. А вы их в сейф положите, Лев Алексеевич, и пускай они там на здоровьечко лежат! Поздно теперь ручками махать! Если надо кого-то наказать — давайте накажем. Давайте! Но забирать деньги — нельзя! Лев Алексеевич, это — ра-бо-чи-е! Понимаете?

Потапов. Ну и что — рабочие? Они что — бестолочь? Или как? Не чепай его, а то взбрыкнется? Рабочий!.. Не надо, Комков, пугать рабочими. Я — не пугало, и ты — не пугало. Пожалуйста, соберите всех бригадиров стройки, я буду сам объяснять. Почему надо от этой премии отказаться. Почему эта премия — ни рабочему лично, ни государству лично — невыгодная!