Жан Ануй - Потасовка Страница 9

Д'Анувилль (бледнеет, глядя в сторону). Я вас ненавижу!

Фуше (глухо). Ну конечно. Я и не ждал, что вы броситесь мне на шею. Но я хочу, чтобы вы знали, милый лейтенант, чей вы сын. Каждый должен нести свой крест. Я нес свой. Я стал любовником вашей матери вследствие гнусного — вы вправе так считать — шантажа. Я, допустим, позволил убить того, чье имя вы носите. На ваши сыновние чувства мне рассчитывать не приходится. Но я ос-ставил тайное завещание, по которому вы получите несметные богатства. Насколько я успел вас узнать, вы, наверное, откажетесь, мой маленький герой. Я просто хотел сказать вам, что наблюдаю за вами все эти двадцать два года. Вы были любимы, мой милый стрелок, хоть и не подозревали об этом. (Ждет, спрашивает глухо.) Могу ли я узнать, каковы ваши намерения?

Д'Анувилль (не двигаясь). Получить завтра утром паспорт и присоединиться к императору.

Фуше (бесстрастно). Я все еще министр полиции и обладаю достаточной властью, хотя толстяком Луи управлять потруднее, чем вашим гением. Мне проще простого помешать вам добраться до Рошфора. Но я не стану делать этого. (Глухо, словно смущаясь.) Мне придется полюбить страдания. И все благодаря вам. (Добавляет загадочно.) И потом, я очень рассчитываю, что ваш кумир сам отомстит за меня.

Освещение меняется. Занавес падает, но это уже не дворец Тюильри, а высокий мрачный борт «Беллерофона» на пристани в Рошфоре. Английский часовой — его играет тот же актер, что и французского, только он гладко выбрит, тогда как у первого были пышные усы, — печатая шаг, подходит к трапу и берет на караул. За ним следует офицер.

Офицер (рявкает). Как стоите! Четверо суток гаутвахты! (Выходит.)

Появляется Наполеон в сопровождении д'Анувилля. Понятно, что они уже давно ходят вместе по пристани.

Наполеон (рассеянно, словно кость приставшей собаке, бросает д'Анувиллю). Очень мило с вашей стороны, что вы приехали, лейтенант. Но право, не стоило беспокоится.

Д'Анувилль. У меня, кроме вас, никого нет.

Наполеон. У меня тоже.

Д'Анувилль (ошарашен, понимает по-иному). О, сир!

Наполеон (смотрит на него, раздраженно). Я хочу сказать, что у меня тоже никого нет, кроме самого себя. Вы что же, полагаете — Монголов, Маршан и еще четыре идиота на борту — подходящая компания для такого человека, как я? Дудки! Ах, если бы я мог взять с собой хотя бы Фуше! Кстати, что с ним стало? Я успел его расстрелять?

Д'Анувилль. Нет, сир.

Наполеон. Я, как сумел, устроил допрос помощнику капитана. На ломаном английском — вот он на меня вылупился! Я прикинулся дурачком — сцена моего гнева будет более впечатляющей в открытом море, а не на этом загаженном причале, — но я уже знаю, они не повезут меня в Америку. Высадят на острове, на юге Атлантики, на скале, у черта на куличках!

Д'Анувилль (в отчаянии). Сир, я вас больше не увижу!

Наполеон (холодно). Все возможно… Единственное, что меня забавляет, — это рожи моих верных дураков и их дам, которые поднялись на борт в надежде совершить увлекательный туристический вояж в Новый Свет. (Замечает солдата и берет д'Анувилля под руку.) Может, попробуем выведать у часового? Про них всегда забывают, не отличая от будки. А ведь часовые все слышат — мимо них проходят, обсуждая судьбы мира… Они все знают! История полна часовыми, которые были в курсе дела раньше министров. (Подходит к часовому, тот тут же вытягивается по стойке смирно. Спрашивает с чудовищным акцентом.) Какой полк?

Часовой. Второй королевский шотландский, сэр.

Наполеон. Ваше имя?

Часовой. Смит, сэр.

Наполеон. Я знал одного Смита в начале битвы при Ватерлоо. Он был… (Сомневается в слове, спрашивает у д'Анувилля.) «rannend» — ранен?

Д'Анувилль. Ранен — «wounded», сир.

Наполеон. Он был ранен, и я передал для него собственную фляжку с ромом. Это были вы?

Часовой. Нет, сэр. (Добавляет бесстрастно.) Я не был при Ватерлоо.

Наполеон (задет). Какая жалость! (Поворачивается к д'Анувиллю, констатирует, холодно.) Счастье изменяет мне, лейтенант! Был один шанс на тысячу, но в былые времена я напал бы на того самого Смита. (Молча шагает, внезапно.) О чем мы говорили?

Д'Анувилль (вздрагивает, с надеждой). Я рассказывал вам, сир, как я страдал, как нуждался в вас!

Наполеон (рассеянно нюхает табак). Ах ну да, да… Так чей вы сын в итоге?

Д'Анувилль. Фуше.

Наполеон. Да, действительно. Он мне говорил, не помню когда… Вы знаете, я вот давно думаю — может быть, я сын господина де Марбеф? Хотя мадам моя матушка была такова, что в это трудно поверить. Многие из нас в подобном положении. И к чему знать? Настоящий мужчина сам себе отец. (Продолжает.) Как вы считаете, свою затею с островом они преподнесут мне до того, как поднимут якорь, в каюте адмирала, или уже в открытом море? Каюта тесновата для сцены моего гнева. Я вижу ее скорее на палубе, в разгар бури…

Д'Анувилль (потерянно). Не знаю, сир.

Наполеон (раздраженно). Вы никогда ничего не знаете! Зато уж упрямы — с места не сдвинешь. Впрочем, сохраните свою твердость. Может пригодиться. Ничем не следует пренебрегать. Больше всего я боюсь, что они объявят мне об этом до моих слов. «Подобно Фемистоклу, я присел у очага британского народа. Англия всегда была самым достойным моим противником…» и так далее. Я ими очень дорожу. Для истории важно, чтобы я поразил их доверием прежде, чем они поразят меня островом. Если я успею сказать первым — публика моя. Вы слушаете?

Д'Анувбилль (краснеет, словно девушка, решается). Ах, сир! Я бы хотел последовать за вами, и посвятить вам свою жизнь.

Наполеон. Об этом и речи быть не может. Я уже сто раз подавал списки всех, кого беру с собой. Я думал, только французская бюрократия занимается бумагомаранием. Но поди ж ты — за границей нам ни в чем не уступают! Кроме того, не скрою от вас, на пустынном острове с таким занудой, как вы, я просто не выдержу. Там мне потребуется масса оптимизма.

Д'Анувилль (в слезах бросается к нему в объятия). О, сир! Сир! Мой император…

Наполеон (отталкивает его, раздраженно). Только без слез, без слез! Слишком мокро. (Вытирается.) Я этого никогда не любил. От вас, само собой, я жду достойного прощания. Молодой офицер расстается со своим императором. Надеюсь, зрители все же будут. Пока мы одни, воспользуемся этим. Милый лейтенант, не знаю, откуда вы свалились и почему я повсюду на вас натыкаюсь, но будь я вашим отцом… Кто он, кстати? недосказали свою историю.

Д'Анувилль (убито). Фуше, сир.

Наполеон. Да, действительно. Ну и негодяй же он! Так вот, будь я вашим отцом, я дал бы вам парочку советов. Вам они просто необходимы. Во-первых, никаких слез. Затем, никакой любви. Все это выдумки старых дев. Никто никого не любит. Вы не любите меня. Думаете, что любите, потому что вы маленький безмозглый ягненок. У вас просто небольшой эмоциональный кризис, это бывает… у девушек.

Д'Анувилль (задет). Сир, я солдат! Я сражаюсь с самой России!

Наполеон. При чем тут это? Уж солдат я повидал на своем веку — все они девчонки, что касается чувств. Мужчины у нас редкие птицы. Вы восхищаетесь своим императором. Прекрасно! Это было вашим долгом — он вел вас в бой. Прекрасно! Но теперь английское золото одержало над ним победу, и он отправляется в ссылку, где кончит свои дни. Не надо плакать. Сейчас, когда моя нога ступает на трап этой проклятой посудины, которая навсегда увезет меня, я думаю об одном — чтобы удалась моя сцена. Не с Фемистоклом и пустынным островом. Это только первая пьеска — с актерами второго состава, всего лишь прелюдия высокой драмы. Мой настоящий уход, соло — там. Одним словом, надо, чтобы я сдох красиво.

Д'Анувилль (бросается к его ногам, стонет). Я умру вместе с вами, сир!

Наполеон (брезгливо). Да нет же, нет! У вас еще есть время, кроме того, на это мне начхать. Сейчас вообще смерть не такая уж редкость.

Д'Анувилль (всхлипывает). Я не могу без вас!

Наполеон. Да перестаньте же! Мне больше не нужны люди. Я приближаюсь к финальному монологу. Один на сцене. Помощник капитана сказал, что чиновник, приставленный ко мне, некий Хадсон Лоу, он его хорошо знает, — они дальние родственники. Так вот, этот Лоу, вроде бы славный малый, немного педант, правда… Вы представляете мой — мой! — финал подле славного малого, немного педанта, с которым я после ужина играю в вист? Нет, они меня еще не знают! Пятый акт мы завершим вдвоем, на скалистом острове. Я превращу этого человека в монстра, в палача — потомки проклянут его! Можете не сомневаться! Я, исхудалый, небритый, с туберкулезом или раком желудка… Надо только захотеть. Человек умирает, когда хочет, как хочет и от чего хочет! Я покажу англичанам, если они еще не знают этого, как можно нахлебаться с заключенным, который умеет заставить говорить о себе!