Александр Амфитеатров - Волны Страница 9

Лештуковъ. Цѣлые полчаса?

Рехтбергъ. Отъ восьми съ половиною до девяти.

Амалія. Ни минуты больше?

Рехтбергъ. Аккуратность мой принципъ. Ровно въ восемь съ половиною я раскрываю книгу, ровно въ девять закрываю. По бою часовъ.

Кистяковъ. И часы, конечно, вывѣрены на пушкѣ?

Амалія. Ну, А если часы бьютъ, А вы не дочитали интереснаго мѣста?

Рехтбергъ. Хотя бы на переносѣ слова со страницы на страницу.

Леманъ. Здорово!

Кистяковъ. Такъ что вы читаете, скажемъ, во вторникъ: «я васъ люб», А «лю» дочитываете уже въ среду?

Рехтбергъ. Что жъ дѣлать? Принципъ прежде всего.

Берта. Вы и здѣсь будете такой же аккуратный?

Рехтбергъ. О, mАdemoiselle, сейчасъ надо мною не тяготятъ бремя служебныхъ обязанностей. Я рѣзвлюсь, какъ мальчикъ, хе-хе-хе! Я рѣзвлюсь. Мое намѣреніе воспользоваться своимъ отпускомъ какъ можно веселѣе. Къ тому же пользоваться имъ такъ не долго.

Маргарита Николаевна. Развѣ ты скоро ѣдешь?

Рехтбергъ. Да, Марго, къ первому сентября мы должны быть уже въ Петербургѣ.

Маргарита Николаевна. Какъ? и я?

Рехтбергъ. Да. Марго.

Маргарита Николаевна. Вотъ неожиданность!

Рехтбергъ. Причины я объясню тебѣ послѣ.

Кистяковъ. Да, позвольте. До русскаго перваго сентября остается всего двѣ недѣли.

Рехтбергъ. Вотъ почему, по истеченіи восьми дней, я и Маргарита Николаевна будемъ имѣть несчастіе разстаться съ прелестнымъ обществомъ, такъ обязательно посланнымъ намъ снисходительною судьбою въ очаровательномъ уголкѣ благословенной Авзоніи.

Леманъ. Лихо сказано!

Кистяковъ. А ты учись: это онъ не спроста, А по прикладу, како пишутся знатные куплименты.

Маргарита Николаевна. Изумилъ ты меня.

Амалія. Душечка, какая жалость. Да, неужели и въ самомъ дѣлѣ уѣдете?

Берта. Вильгельмъ Александровичъ, это жестоко. Вы разрушаете всю нашу колонію.

Кистяковъ. Прямо можно сказать: вынимаете основную сваю.

Леманъ. Теперь всѣ такъ и разсыпемся.

Рехтбергъ. Хе-хе-хе! Очень лестно слышать, господа; но мы рабы обстоятельствъ.

Ларцевъ (вбѣгаетъ съ улицы). Что за шумъ, А драки нѣтъ?

Замѣтилъ незнакомаго.

Ой!

Маргарита Николаевна. Художникъ Ларцевъ. Мой мужъ.

Рехтбергъ (Кистякову). Извѣстный Ларцевъ?

Кистяковъ. Ну, да. На Римскомъ конкурсъ медаль получилъ.

Рехтбергъ. А! (къ Ларцеву). Позвольте пожать вашу руку.

Леманъ. И о художникахъ освѣдомленъ. Ай да чинофонъ!

Рехтбергъ. Къ глубочайшему сожалѣнію, мнѣ еще не случалось видѣть вашихъ картинъ, но уже заранѣе, по газетной молвѣ, я вашъ пылкій поклонникъ.

Ларцевъ. Помилуйте!

Рехтбергъ (Леману тихо). Какъ ихъ имя и отчество?

Леманъ. Андрей Николаевичъ.

Рехтбергъ. Мои служебныя занятія, уважаемый Андрей Николаевичъ, не позволяютъ удовлетворять эстетическимъ потребностямъ въ той мѣрѣ, какъ я мечталъ бы. Но одна изъ моихъ слабостей слѣдить за успѣхами русскаго…

Кистяковъ (подсказывая). Творчества.

Рехтбергъ. Искусства. Моя маленькая картинная галлерея, конечно, весьма небогата, но я пополняю ея недостатки, собирая иллюстрированные каталоги всѣхъ значительныхъ выставокъ въ Европѣ.

Лаpцевъ. Что жъ? Похвально.

Рехтбергъ. И съ тѣхъ поръ, какъ я имѣю честь состоять на государственной службъ, я поставилъ себѣ заправило ежедневно посвящать полчаса обозрѣнію какого-либо изъ этихъ иллюстрированныхъ каталоговъ.

Лештуковъ. Вѣроятно, отъ восьми до половины девятаго?

Рехтбергъ. Прошу извиненія: нѣтъ. Отъ шести съ половиною до семи. Передъ обѣдомъ. Отъ восьми до половины девятаго я отдаю свое время Морфею. Затѣмъ слушаю граммофонъ.

Лештуковъ. Полезное изобрѣтеніе.

Рехтбергъ. Дешево и разнообразно.

Маргарита Николаевна. Вильгельмъ, ты, навѣрное, усталъ и голоденъ съ дороги? Хочешь отдохнуть, или закусить?

Рехтбергъ. Нѣтъ, благодарю; я вѣдь ѣхалъ въ trАin de luxe съ вагономъ-ресторанъ… А впрочемъ…

Маргарита Николаевна. Берточка, вы угостите насъ чѣмъ-нибудь?

Берта. На томъ стоимъ. Ничего, если я накрою столъ рядомъ съ кухнею? Наверху ремонтъ…

Убѣгаетъ въ дверь налѣво.

Маргарита Николаевна. Пойдемъ, Вильгельмъ.

Рехтбергъ (слѣдуетъ за женою). Сколько здѣсь картинъ! (Ларцеву). Это все ваши картины?

Ларцевъ. Гдѣ?

Рехтбергъ. Вотъ эта?

Леманъ фыркаетъ.

Ларцевъ. Эта? Нѣтъ, это Джуліо Романо. Копія.

Рехтбергъ. Извѣстнаго Романо?

Леманъ фыркаетъ.

Ларцевъ. Самаго извѣстнаго…

Проходятъ.

Лештуковъ. Да что же это такое? Кошмаръ? Издѣвательство?

Бросается въ качалку и закрываетъ лицо руками.

Маргарита Николаевна (входить, озираясь, подбѣгаетъ къ нему на цыпочкахъ; шопотомъ). Вы умница, чудный человѣкъ, я въ восторгѣ отъ васъ, я обожаю тебя. Вотъ видишь: вести себя прилично вовсе не такъ трудно.

Лештуковъ. Если только я не задушу его…

Маргарита Николаевна. Не надо… не надо… Бѣдный мой! Тебѣ тяжело?

Гладитъ его по головѣ.

Лештуковъ (нетерпѣливо отстранился). Вы ѣдете?

Маргарита Николаевна. Да, вотъ…

Лештуковъ. Значить, ѣдете…

Маргарита Николаевна. Иди къ намъ. Неловко, что нѣтъ тебя одного.

Лештуковъ. Сейчасъ… оставь меня, сейчасъ!

Маргарита Николаевна уходитъ, робко опираясь, и по дорогѣ не забываетъ притушить электричество, такъ что Лештуковъ остается въ тѣни. За сценой шумъ и смѣхъ.

Рехтбергъ (выходить). Прелестно, прелестно! Вы, господа, живете здѣсь, какъ маленькіе боги, именно какъ боги.

Берта. Угощать васъ Италіей, такъ угощать. Поднимемся на крышу и будемъ музицировать подъ звѣздами. Кистяковъ, бѣгите за Джованни.

Кистяковъ. Да они здѣсь: и онъ, и Франческо. Дрыхнутъ въ мастерской y Ларцева.

Ларцевъ. Такъ будите ихъ.

Амалія. Гитара здѣсь.

Леманъ. Джованни, Джованни!

Берта. А я съ мандолиною…

Рехтбергъ. Прелестно, прелестно! Я не ожидалъ. Я упоенъ… даю вамъ честное слово. И вообразите, какое счастіе? Девять punctum.

Амалія. Такъ что же?

Рехтбергъ. Какъ разъ время, когда въ Петербургѣ завожу граммофонъ.

Леманъ фыркаетъ.

Берта. Ну, вотъ, видите, какъ мы вамъ потрафляемъ.

Беретъ его подъ руку.

Рехтбергъ. Потому что, изволите ли видѣть, очаровательная Берта Ивановна, мои служебныя занятія не позволяютъ мнѣ удовлетворять э… э…

Кистяковъ (подсказываетъ). Эстетическимъ потребностямъ.

Рехтбергъ. Именно, благодарю васъ… въ той мѣрѣ, какъ я бы мечталъ…

Леманъ (фыркаетъ и бѣжитъ въ мастерскую Ларцева, вопія): Джованни! Джованни! Франческо! Франческо! Ѳедоръ Ѳедоровичъ!

Рехтбергъ. Кто это Джованни и Франческо?

Кистяковъ. Не безпокойтесь. Хорошіе люди. Тоже при насъ околачиваются.

Леманъ. Ѳедоръ Ѳедоровичъ!..

Франческо спускается съ верха, съ свирѣпымъ видомъ, пятерней поправляетъ волоса на ходу. Джованни слѣдуетъ за нимъ.

Франческо. Я тебѣ, чорту, такого Ѳедора Ѳедоровича пропишу… Сказано: не люблю…

Расшаркивается передъ Рехтбергомъ и размашисто подаетъ руку.

Имѣю честь: Франческо-д-Арбуццо, бассо профундо ассолюто и потомственный почетный гражданинъ. Джованни, андьямо.

Бѣгутъ вверхъ по широкой лѣстницѣ.

Рехтбергъ. Извѣстный?

Кистяковъ. Нѣтъ, покуда еще неизвѣстный.

Рехтбергъ (съ разочарованіемъ). Ну, такъ вотъ-съ… Тѣмъ не менѣе, милая барышня, одна изъ моихъ немногихъ слабостей…

Берта направляетъ его къ лѣстницѣ и ведетъ наверхъ, вся компанія съ шумомъ и смѣхомъ движется за ними. Слышны мандолина, гитара и басъ Франческо.