Анатолий Шерстобитов - ПРО УРОДА и прочих. Четыре книжки под одной крышкой Страница 9

Или, говорил еще Вова, взамен уроков я бы организовывал театральные спектакли, где изучение и репетиция роли есть очень даже активное познание. Вот такие, равно как и многие другие подобные идеи толкал в то время наш Вова, желая прослыть смелым новатором, жаль, конечно, что министерство, даже ретрограды из районо и школы, остались глухи к данным озарениям, пеньки, невежи, недоумки, кому до Вовы еще было расти и расти.

А еще тезка в ту пору, на кой-каких уроках, по его оценке, скучных, вроде той же части истории, где изучалось становление и мужание нашей партии, извлекал общую тетрадь и начинал истово строчить, фиксировать разнообразные мысли касательно совершенствования вселенной, мысли эти в его черепушке тогда хороводились безостановочно.

Я как-то из любопытства полистал эту клинопись и порядком изумился его честолюбивому бреду. Так, в частности, я уловил одну мысль, стержень одной из его теорий, что быть уродом даже полезно, ведь недаром, мол, говорят в народе, что своя печаль должна быть дороже чужой радости. Полезность же данной печали, по Вове, в том, что происходит естественное отпочкование его, урода, от серой, одноликой, мыслящей штампами массы, что у него прямо-таки падает с глаз повязка и начинает до болезненности обостренно восприниматься истина, ее разбросанные крохи, как никому осознается удача возникновения в этом хаосе его! материальной мыслящей точки! человека!..

Мысль эту Вова развивал до такой степени, что даже в запале начинал благодарить судьбу за горбик, как некую отметину свыше, что без сомнения позволит ему добиться покорения небывалых вершин, до чего прочим, негорбатым, никогда не докарабкаться. Молодец, ловко обернул, оставалось только размножить эту теорию и остальное бездефектное человечество зарыдает от обиды, потому как налицо ущемление прав, несправедливость в распределении подарков судьбы. Ну а там, глядишь, и полшага до организации фирмы по искусственному созданию таких подарков, установки спецстанков и поточных линий, где искусно бы надламывался хребет, здесь и сопутствующие дефициту блат, очереди, неблаговидные сделки.

Такая вот теорийка, воистину – слепому много видится, глухому много слышится.

– Как спящего Винни крошками в вине до запоя довели – Безалкогольный вечер, обратившийся в попойку – Конспиративное омовение Дикона – Хищение его одежды —

Дядя Ваня горячо одобрял устремления ученика на грамоту, только чуток оспаривал задумку идти в гуманитарии, что, на его взгляд, отвлечение от жизни, не гарантирует сытных хлебов, куда, мол, надежнее познать ремесло зубного техника.

– Самый огромный смак для души, Вовка, – вещал он по такому случаю, – это труд, исполняемый руками, особенно, если ты мало-мальский мастер, а бездумно махать кайлом или просиживать без действа за отстраненными мыслями – две крайности против естества человека, ведь в этих случаях, он, человек, задействован лишь частично, с перекосом. Жизнь, вотова-етова, всегда держалась мастерами, их ремесла и тайны тот же фольклор производства, то есть требует к себе бережности. Ежель оторвать людей от их ремесел, страна быстро останется без штанов, а народ будет истачивать порча, затоскует тогда народ, вызверятся люди друг на дружку, а это самое распоследнее дело. Отсутствие мастерства рождает у неумех испуг – вот-вот их выявят! – отсюда их рвение поскорее спрятаться за должности, поучать других, но разве так будет дело толком красно?.. никогда! В России давно получила укреп эпоха собак на сене, обезличка, отлучка мастеров от их ремесел. Но ведь та же природа, вотова-етова, голосует против обезлички, даже снежинки-дождинки в любой кутерьме остаются единственными и неповторимыми, не слепляются в один безликий ком. Все мы рождаемся богачами возможностей, кончаем вот только больше нищими. Учись, сынок, приспевает твоя пора познавать сторону-мачеху, покидать край, где пупок резан. Учись, надо когда-то и лаптю в сапоги метить…

К слову говоря, при кажущейся покладистости и доброжелательности дядя Ваня был человечком весьма и весьма злопамятным. Так, к примеру, который год он не мог простить мне одной шутки, какую я (если бы один я!) проделал с ним еще до армии. Помнится, в тот день, он, как всегда, наскоро проглотил свой обеденный тормозок и умостился на лавке погонять храпуна, с полчасика, что делал систематически. Спал он, приоткрыв рот, мертво, никакие шумы не смущали. Мы же с дружками в тот день, забыл уж по какому случаю, пустили по кругу бутылочку «силосухи» оборотов на восемнадцать, по ярлыку же – портвейн. Опорожнили одну емкость, приступили к другой. Тут-то и пришло в мои подогретые мозги озарение, какое все поддержали охотно. И стал я после такого благославления складировать в приоткрытый рот дяди Вани хлебные крошки, смоченные винцом, каковые он рефлекторно, без пробудки обминал языком и заглатывал. Проснулся он тогда значительно позже нормы, какой-то шалый и недоуменный, работа не шла, хотелось праздного трепу. Так получилось, но подкормили его таким макаром мы и на следующий обед, а назавтра он не вышел на работу – запил. Вся загвоздка же была в том, что к той поре минуло года четыре, как он не брал в рот ни капли, чем гордился, не маскируясь, так как до этого, как вам уже известно, квасил фундаментально.

Но вот он оклемался от запоя, кто-то подсказал ему причину срыва, и он не на шутку обиделся. Подскочил даже вгорячах, губы трясутся, пальцем грозит немо, а потом выдал: «Т-ты, В-вовка, н-нехороший человек, вот!..». Ругаться он совершенно не умел, полезшим в драку его и подавно не представишь, а вот злобу умел затаивать надолго. Ну не скоты ли продажные коллеги мои тогдашние! сами ухахатывались, а крайним оказался я один, самый молодой, заступиться так никто и не удумал, как и остановить в минутку, когда шутка еще созревала. Алкашня!.. Сброд!..

Не так давно был случай, определение это подтверждающий исчерпывающе. Комитет комсомола, да я один, по сути, совместно с парткомом и профкомом организовали чевствование юбиляров и посвящение в рабочие, концерт с вечером отдыха. Мероприятие было задумано без спиртного. Сначала многие возмутились, а потом притихли, мы поняли – замышляется противодействие, и потому предприняли самые тщательные охранные меры, потому как на образцовом вечере пожелала присутствовать секретарь райкома партии по идеологоии. Я, честно говоря, тогда по этой причине здорово разволновался и в своем выступлении под смешок диконов, дважды опечатался – прочитал «эпоха вырождения», вместо – «возрождения», и при упоминании о таком благе, как снижение налога на малосемейных граждан, выдал «малосеменных».

К середине вечера стало ясно, что неподдельное веселье участников, их бешеный темперамент в танцах и надрывное горлодрательство в песнях стимулированы не только лимонадом и чаем. Но поиски родников вдохновения заходили в тупик. Когда же вконец окривел инженер по соцсоревнованию, что легко вычислилось по застегнутой поле рубашки на пуговицу ширинки, мы отвели его в укромное место и энергично вытрясли секрет.

Но его – о конфу-уз! – совсем нечаянно уже обнаружила секретарь райкома. От шумного веселья у нее разболелась голова, и она, глотнув таблетку, решила запить ее водой из бачка, стоящего, ну абсолютно у всех на виду и рядом. После пары глотков глаза ее полезли из орбит, она поперхнулась и нешуточно раскашлялась – в бачке был самогон, градусов под пятьдесят. Надо ли говорить какой втык назавтра получил шеф, чем, в свою очередь, щедро поделился с нами. Скот, на себя бы сначала обернулся, ведь все уже тогда давно знали, что пьет он систематически и в одиночку, не выходя из кабинета, на скапливаемые же бутылки, изобретатель приноровился наклеивать этикетки с минералки, каких у него в сейфе было несколько пачек.

Я мало удивился, когда узнал позже основного автора срыва антиалкогольного вечера, конечно же, это был Дикон с некоторыми приспешниками. Дешевенькую популярность Вова на работе заслужил без особого труда, мужики такой стиль ценили, лишь бы не было скучно, лишь бы уподобить госпредприятие ежедневному цирку, только бы смену скоротать, а там трава не расти. Ну а нашему уродцу такое одобрение канифолью на смычок. Боже! и куда может прийти общество при таком обилии уродов и дебилов! они ведь неумолимо уподобляют себе окружающую среду, ведь и она стала уже уродлива и больна, готовая в любой момент свершить агонизирующую судорогу в виде вселенского смерча, потопа или разлома тверди, и все затем, что озарения разума воплощаются в жизнь тупыми исполнителями, кто расходует свой скудный умишко на паразитические уловки и агрессивность.

Ну а Дикон цвел и пах в столь родной для него среде, блаженствовал червем в навозе, номера-выдрючки следовали с завидной неиссякаемостью. Чего стоит, к примеру, лишь одно из последних его пари. А поспорил он, что на работу он будет прибывать более разнообразными способами нежели его оппоненты, и превзошел их с изрядным запасом, выспорил что-то около полусотни. Приезжал он тогда на работу и в тележке, влекомой Макнамарой, и, как падишах, на носилках, и задом-наперед на своем дырчике, приходил он на ходулях, третьим в пирамиде на шее у друга, ползком, верхом на ишаке Федора Исаича, на крыше гибрида-«москвичонка» учителя…