Земляки - Мулярчик Анджей Страница 9

— Мама, вы куда?! — кричит в оконце Казик.

— Так Витя сказывал — войско идет? Надо пойти кур изловить. Нас-то войско вызволит, а кур как пить дать в неволю заберет. Ни за что пропадут! Цып, цып, цып… — зовет она, не замечая, как во двор, снова ломая забор между усадьбами Павляков и Каргулей, въезжает танк.

Подмяв под себя забор, он останавливается и грозно водит вокруг длинным дулом орудия. Бабка ловит кур прямо возле его гусениц.

Стрельба понемногу затихает. Во двор вбегает несколько солдат в польской форме и десятка полтора мужчин в гражданском с повязками народной милиции на рукавах. Из подвала вылезает со своим белым флагом Казик. Помахивая им, он приветствует завоевателей-освободителей. Люк танка открывается, из него выскакивает советский лейтенант.

— Есть у вас лекарь? — спрашивает Казик. — Врач нам шибко нужный!

— Что, раненые есть? — тревожится лейтенант.

— Баба родит… — Казик уже было кинулся дальше, как вдруг, осененный какой-то мыслью, останавливается и спрашивает лейтенанта: — Вас как звать?

— Павка, а что?

Сумерки. По пустым улочкам городка тащится телега Казика. После канонады, которая гремела весь день, у него в ушах звенит от тишины в городе. Стук копыт отлетает он стен мертвых домов гулким эхом. Казик видит в конце улицы силуэт одетой во все черное женщины, однако та, услышав, что он зовет ее, исчезает, растворясь в тишине, точно призрак.

Казик продолжает плутать по пустынным улицам. Городок оказывается довольно большим. Там и сям на домах виднеются бумажки: «Занято поляком» и надписи мелом по-русски: «Мин нет». Казик стучит то в один «занятый» дом, то в другой — ни одной живой души!

— Эй, люди! — кричит он в отчаянии и вдруг слышит позади мерный металлический стук.

Щелкнув затвором, он резко оборачивается, но видит перед собой всего лишь разбитую витрину часовой мастерской, где огромный рекламный гном бьет молотом по наковальне, отсчитывая секунды: раз, два, три…

Казик уныло бредет мимо пустых витрин, время от времени заглядывая в двери домов. Увидев вывеску аптеки, Казик забирается внутрь через окно: что-что, а лекарства сейчас пригодятся… Он быстро сует в карманы что попадает под руку: вату, лигнин, какие-то баночки, бутылочки, таблетки. Охваченный жадностью, начинает сгребать с полок все подряд. Наконец, прижав к животу добычу, он с трудом подлезает под жалюзи, неловко вываливаясь на тротуар, но ничего не роняя. Поднявшись с колен, он несет к телеге свой «аптечный склад» и вдруг слышит позади дрожащий голос, вежливо предлагающий по-польски:

— Проше пана! Будьте любезны… руки вверх…

Сыплются баночки, бутылочки, порошки, дребезжит стекло, разлетаются в разные стороны таблетки… Обернувшись, Казик видит возле своей лошади худого человека, который направил на него охотничье ружье.

— Ой, — радостно восклицает Казик, — а я думал, ото немец…

— Запрягайте-ка свою кобылу в мою повозку, — командует мужчина.

— Да ты что, сдурел?

— Прошу прощения, но я и сам действую под натиском суровой действительности, — отвечает грабитель, произношение которого выдает в нем варшавянина. Отставив винтовку Казика подальше от телеги, он продолжает: — Я забираю лошадь, но ведь зато оставляю вам жизнь! Мы, поляки, должны помогать друг другу, не правда ли?

— Поступай, парень, как тебе твоя совесть велит, — с досадой говорит Казик, держа руки поднятыми, — да не заставляй хотя спасибо тебе говорить.

— А ты, брат, откуда будешь?

— Из-за Буга, переселенец, — нехотя отвечает Казик и отступает на шаг: дуло грабителя, по мнению Казика, кружит слишком близко от его лица.

— Слава тебе господи, а то я — из Варшавы. Обидеть варшавянина у меня бы совести не хватило!

— У тебя, парень, мозги набекрень. Это что же выходит, которые из-за Буга, они хуже ваших, варшавских? — не на шутку обижается Казик.

— Еще бы! Знаешь, брат, сколько мы во время оккупации пережили!

— А мы сколько натерпелись, покамест сюда ехали, знаешь?!

Несмотря на мирный тон беседы, Казик держит руки поднятыми вверх.

— А я в лагере был! — говорит варшавянин.

— А у нас два раза каратели были!

— А я из лагерей бежал…

— У кого земли нету, тем можно бегать… А ты… Подходящего врага сыскал, на ком хочешь свою обиду выместить! — с горечью говорит Казик.

— Да мне не столько ты враг, сколько твоя лошадь друг. Нужна она мне, понимаешь!

Казик, видя, что варшавянин оставил ружье и, пытаясь выпрячь лошадь, возится с подпругой, недолге думая, хватает его ружье и торжествующе кричит:

— Лапы кверху!!!

— Оно не заряжено… — небрежно машет рукой варшавянин и продолжает выпрягать лошадь.

Казимеж хватает свою винтовку.

— Ну, моя-то заряженная! — злорадно констатирует он.

Варшавянин медленно поднимает руки вверх.

— Ты не думай… — говорит он хрипло, — я же знаю, что вы, из-за Буга, тоже всякого хлебнули. Я даже и сам в тех краях рожденный. Вот те крест — я только лошадь и хотел взять. Видишь… — он кивнул на стоящую неподалеку немецкую обозную повозку.

Казик только теперь и разглядел ее: отблески какого-то далекого пожара рассветили темноту ночи.

— У меня солдаты коня забрали — не было спирту по душам с ними поговорить. А я в наш поселок специалиста везу!

— Специалиста? А кто ж он будет? — заинтересовался Казик.

— Точно не скажу, потому что я его на руки пьяным получил. Община послала меня в уезд, чтоб нам дали мельника — мельницу в ход пустить. А там говорят: «Мельника у нас временно нету, а этого можешь забрать — ветеринар он. Как протрезвеет, тоже вам пригодится». Вот я его и везу.

— Ветеринар! — Казик даже завопил от восторга. — Парень, да он мне с неба свалился! Я же целую ночь ищу умного человека, чтоб родить помог! Баба у меня легла!

Подойдя к фургону и откинув брезентовую полу, Казик видит очень толстого мужчину, который, издавая могучий храп, спит мертвецким сном.

— Беру его! — решительно заявляет Казик и вытаскивает из фургона тело спящего. — Я тебе за него полный бидон спирту дам. Знай наших, из-за Буга! За спирт ты себе вон какого коня у военных купишь, а человек мне пойдет. Знать, такая его судьба. Ну-ка, подкати мне телегу. Мы ж, поляки, должны помогать друг другу…

Отъехав со своей добычей пару шагов, Казик кидает под ноги варшавянину его ружье. Гремит выстрел, лошадь срывается с места в карьер.

Изумленный варшавянин с ужасом смотрит на свое ружье.

Только на рассвете добирается Казик до своего двора. Забор, отделяющий двор Каргулей, все еще валяется на земле. Из дома выбегает Витя.

— Тятя! Тятя! Есть, тятя! — радостно кричит Витя.

— Ну, есть я, и что? — бурчит, слезая с телеги Казик.

— Да не вы, тятя! Он есть! Мой брат и ваш сын!!!

— Ах, чтоб его! Не мог подождать! — Казик с досадой смотрит на телегу, оттуда раздается богатырский храп. — Зря только такого важного специалиста тащил…

— Ой, а с нашей мамой уже вовсе плохо было! Спасибо Каргулиха подоспела, помогла во всем, она и ребеночка приняла! — возбужденно рассказывает Витя.

На пороге дома Павляков стоит улыбающаяся Каргулиха. Она держит на руках младенца, который орет благим матом.

— Ну, вот нас одним больше и стало против Каргулей, — растроганно говорит Казик, кладя руку на плечо сына.

Бабка Леония семенит к телеге и с любопытством заглядывает в нее.

— Трофейный, — поясняет Казик, — я его для Марыни вез.

— Доктор? — спрашивает невесть откуда вынырнувший Каргуль, который тоже заглядывает в телегу, где рядом со спящим свалены всевозможные аптечные бутылочки и баночки. — Наш общий будет!

— Это я его привез!

— Но на моей телеге!

— Он ветеринар!

— Я Кекешко, — слышится вдруг из телеги. «Трофей» садится и, пьяно ухмыляясь, протягивает Ка-зику руку. — Кекешко моя фамилия… О-о-о, — восклицает он, завидев подбежавшую Ядьку, и устремляет на нее такой томный взор, что девушка краснеет до ушей. — Если гражданочка желают стать женой мельника, то я предлагаю руку и сердце!