Евгений Евтушенко - Катер связи Страница 2

как сиганул Иван-дурак

в котел с кипящею смолою,

чтоб выйти гордым силачом,

в кафтане новеньком, посмеиваясь,

и чуть поигрывать плечом:

«А ну-ка, сволочи, померяйтесь!»

18

ГЛУХАРИНЫЙ ТОК

<1

Охота — это вовсе не охота,

а что — я сам не знаю. Это что-то,

чего не можем сами мы постичь,

и, сколько бы мы книжек ни вкусили, —

во всей его мятущести и силе

зовет нас предков первобытный клич.

От мелких драк, от перебранок постных

беги в леса на глухариный подслух,

пружинно сжавшись, в темноте замри,

вбирай в себя все шорохи и скрипы,

всех птиц журчанья, щелканья и всхлипы,

все вздрагиванья неба и земли.

Потом начнет надмирье освещаться,

как будто чем-то тайно освящаться,

и — как по табакерке ноготок —

нз-за ветвей, темнеющих разлапо

и чуть уже алеющих, раздастся

сначала робко, тоненько: «Ток-ток!»

19

«Ток-ток!» — и первый шаг. такой же робкий.

«Ток-ток!» — и шаг второй, уже широкий.

«Ток-ток!» — и напролом сквозь бурелом.

«Ток-ток!» — через кусты, как в сумасшествьп

«Ток-ток!» — упал, и замираешь вместе

с невидимым тобою глухарем.

Но вновь: «Ток-ток!» — и вновь под хруст и

шелест

проваливаясь в прелую замшелость,

не утирая кровь от комарья,

как будто там отчаянно токует

и по тебе оторванно тоскует

твое непознаваемое «я».

Уже ты видишь, видишь на поляне

в просветах сосен Темное пыланье.

Прыжок, и — леса гордый государь —

перед тобой, в оранжевое врублен,

сгибая ветку, отливая углем,

как черный месяц, светится глухарь.

Он хрюкает, хвостище распускает,

свистящее шипенье испускает,

поводит шеей, сам себя ласкает

и воспевает существо свое.

А ты стоишь, не зная, что с ним делать.,.

Само в руках твоих похолоделых

дрожаще поднимается ружье.

А он — он замечать ружья не хочет.

Он в судорогах сладостных пророчит.

Он ерзает, бормочет. В нем клокочет

20

природы захлебнувшийся избыв.

А ты стреляешь. И такое чувство,

когда стреляешь, — словно это чудо

ты можешь сохранить, его убив.

Так нас кидают крови нашей гулы

на зов любви. Кидают в чьи-то губы,

чтоб ими безраздельно обладать.

Но сохранить любовь хотим впустую.

Вторгаясь в сущность таинства святую,

его мы можем только убивать.

Так нас кидает бешеная тяга

и к вам, холсты, и глина, и бумага,

чтоб сохранить природы красоту.

Рисуем, лепим или воспеваем —

мы лишь природу этим убиваем.

И от потуг бессильных мы в поту.

И что же ты, удачливый охотник,

невесел, словно пойманный охальник,

когда, спускаясь по песку к реке,

передвигаешь сапоги в молчаньи

с бессмысленным ружьишком за плечами

и с убиенным таинством в руке?!

21

ПРЕДСЕДАТЕЛЕВ СЫН

У Кубенского озера,

у зыбучих болот

«Не хочу быть колхозником!

Санька ревом ревет.

Он, из курточки выросший,

белобрыс, конопат,

а в руках его — вырезка,

и на ней — космонавт.

На избенку с геранями

смотрит взглядом косым,

отгорожен Гагариным,

председателев сын.

...Не будя его, до свету

председатель встает

и скрипучими досками

по деревне идет.

В двери, наглухо запертые,

кнутовищем долбит,

и колхозники заспанные

цедят: «Вот езуит!..»

22

Он долбит обалдительно,

не щадя никого.

Прозывают «Будильником»

на деревне его.

Но он будит, не сетуя,

востроносый, худой,

белобрысый, и с этого

не поймешь — где седой.

Вдоль Кубенского озера,

вдоль зыбучих болот

1С ожидающей озими

председатель идет.

С давней грустью запрятанной

он глядит сквозь кусты

на кресты своих прадедов

и на дедов кресты.

Все народ хлебопашеский

поваленые * здесь,

и ему либо кажется,

либо так оно есть,

что, давно уж истлевшие,

из усталых костей

нам родят они хлебушко,

как при жизни своей.

* Так на Севере говорят об умерших.

23

Ну, а ежели выдались

недородные дни —

знать, за что-то обиделись

на потомков они.

И стоят элеваторы,

холодны и пусты,

над землею подъятые,

словно божьи персты.

И советуют праведно,

чтобы в горе не быть,

словно деды и прадеды,

за землею ходить.

Вдаль по лужам, колдобинам

председатель идет.

«Не хочу быть колхозником!»

за спиною гудет.

Председатель, понурившись,

щупловат, невысок,

расправляет погнувшийся

на ветру колосок.

Терпеливо, несильно

и с любовью такой,

словно это Россию

расправляет рукой...

А в избе — среди космоса,

среди лунных равнин

дремлет рядышком с кошкою

председателев сын.

24

Бредит звездною славою,

всем собой вдалеке,

и горбушка шершавая

у него в кулаке...

25

БЛЯХА-МУХА

Что имелось в эту ночь?

Кое-что существенное.

Был поселок Нельмин Нос,

и была общественность.

Был наш стол уже хорош.

Был большой галдеж.

Был у нас консервный нож,

и консервы тож.

Был и спирт как таковой —

наш товарищ путевой

с выразительным эпитетом

и кратким:

«Питьевой».

Но попался мне сосед,

до того скулежный,

на себя,

на белый свет —

просто невозможный!

Он всю ночь крутил мне пуговицу.

Он вселял мне в душу путаницу.

26

«Понимаешь, бляха-муха, —•

невезение в крови.

У меня такая мука,

хоть коровою реви!

Может, я не вышел рылом,

может, просто обормот,

но ни карта, и ни рыба,

и ни баба не идет...»

Ну и странный сосед —

наказанье божье!

И немного ему лет —

тридцать пять,

не больше.

И лицом не урод,

да и рост могучий...

Что же он рубаху рвет

на груди мохнучей?

Что же может его грызть?

Что шумит свирепственно:

«Бляха-муха, эта жисть

не усовершенствована!..»

А наутро вышел я

на берег Печоры,

где галдела ребятня,

фыркали моторы.

Стояли с коромыслами,

светясь,

молодки.

За семужкой-кормилицей

уходили лодки.

27

А в ушанке набочок,

в залосненной стеганке

вновь —

тот самый рыбачок,

трезвенький,

как стеклышко.

Между лодками летал,

всех собой уматывал.

Парус наскоро латал,

шебаршил,

командовал.

Бочки-ящики грузил,

взмокший, словно в бане.

Бабам весело грозил

белыми зубами.

«Пошевеливай, народ! —

он кричал и ухал. —

Ведь не кто-нибудь нас ждет

семга,

бляха-муха!»

Было все его —

река,

паруса,

Россия...

И кого-то у мыска:

«Кто это?» —

спросил я.

И с завидинкою,

так

был ответ мне выдан:

«Это ж лучший наш рыбак...

Развезучий,

идол!»

28

К рыбаку я подошел,

на него злючий:

«Что же ты вчера мне плел,

будто невезучий?»

Он рукой потер висок:

«Врал я не напрасно.

Мне действительно везет —

это и опасно».

Лоб со вздохом он поморщи

«Как бы это рассказать?..

Если шар земной,

положим,

да во всем объеме взять,

да с морями слез горючих,