Юлия Друнина - Полынь: Стихотворения и поэмы Страница 2

ШТРАФНОЙ БАТАЛЬОН

Дышит в лицо                        молдаванский вечерХмелем осенних трав.Дробно,                как будто цыганские плечи,Гибкий дрожит состав.Мечется степь —                             узорный,Желто-зеленый плат.Пляшут,                поют платформы,Пляшет,             поет штрафбат.Бледный майор                         расправляет плечи:— Хлопцы,                   пропьемСвой последний вечер! —Вечер.               Дорожный щемящий вечер.Глух паровозный крик.Красное небо летит навстречу —Поезд идет                   в тупик…

«А я сорок третий встречала…»

А я сорок третий встречалаВ теплушке, несущейся в ад.Войной или спиртом качалоВ ночи добровольцев-солдат?

Мы выпили, может быть, лишку,Все громче взрывался наш смех.Подстриженная «под мальчишку»,Была я похожа на всех.

Похожа на школьников тощих,Что стали бойцами в тот час.…Дымились деревни и рощи,Огонь в нашей печке погас.

Взгрустнулось. Понятное дело —Ведь все-таки рядышком смерть…Я мальчиков этих жалела,Как могут лишь сестры жалеть.

«У матушки-земли в объятьи…»

У матушки-земли в объятьи,В грязи, на холоде, в огнеБойцы мечтали о санбате —О койке и о простыне.

Не выбросить из песни слова:Трепались (если тишина)О сестрах, их жалеть готовых,Поскольку спишет все война…

Как, после взрывов и разрывов,Побыв у смерти на краю,Солдаты радовались диву —Пожить в санбатовском раю!

Но вот прошли недели —Странно:Еще закутанный в бинты,Еще с полузажнвшей ранойОпять в окопы рвешься ты!

Уже с сестричкой трали-валиТебя не тешат, а томят.Порой случалось, что сбегалиНа костылях из рая в ад.

И на пустое одеялоУпав беспомощно ничком,Тихонько слезы утиралаСестричка детским кулачком…

«Я курила недолго, давно — на войне…»

Я курила недолго, давно — на войне.(Мал кусочек той жизни, но дорог!)До сих пор почему-то вдруг слышится мне:«Друг, оставь „шестьдесят“ или „сорок“»!

И нельзя отказаться — даешь докурить,Улыбаясь, болтаешь с бойцами.И какая-то новая крепкая нитьВозникала тогда меж сердцами.

А за тем, кто дымит, уже жадно следят,Не сумеет и он отказаться,Если кто-нибудь скажет:«Будь другом, солдат!»—И оставит не «сорок», так «двадцать».

Было что-то берущее за душу в том,Как делились махрой на привале.Так делились потом и последним бинтом,За товарища жизнь отдавали…

И в житейских боях я смогла устоять,Хоть бывало и больно, и тяжко,Потому что со мною делились опять,Как на фронте, последней затяжкой.

«На носилках, около сарая…»

На носилках, около сарая,На краю отбитого села,Санитарка шепчет, умирая:— Я еще, ребята, не жила…

И бойцы вокруг нее толпятсяИ не могут ей в глаза смотреть:Восемнадцать — это восемнадцать,Но ко всем неумолима смерть…

Через много лет в глазах любимой,Что в его глаза устремлены,Отблеск зарев, колыханье дымаВдруг увидит ветеран войны.

Вздрогнет он и отойдет к окошку,Закурить пытаясь на ходу.Подожди его, жена, немножко —В сорок первом он сейчас году.

Там, где возле черного сарая,На краю отбитого села,Девочка лепечет, умирая:— Я еще, ребята, не жила…

ЕЛКА

На втором Белорусском еще продолжалось затишье,Шел к закату короткий последний декабрьский день.Сухарями в землянке хрустели голодные мыши,Прибежавшие к нам из сожженных дотла деревень.

Новогоднюю ночь третий раз я на фронте встречала.Показалось — конца не предвидится этой войне.Захотелось домой, поняла, что смертельно устала.(Виновато затишье — совсем не до грусти в огне!)

Показалась могилой землянка в четыре наката.Умирала печурка. Под ватник забрался мороз…Тут влетели со смехом из ротной разведки ребята:— Почему ты одна? И чего ты повесила нос?

Вышла с ними на волю, на злой ветерок из землянки.Посмотрела на небо — ракета ль сгорела, звезда?Прогревая моторы, ревели немецкие танки,Иногда минометы палили незнамо куда.

А когда с полутьмой я освоилась мало-помалу,То застыла не веря: пожарами освещенаГорделиво и скромно красавица елка стояла!И откуда взялась среди чистого поля она?

Не игрушки на ней, а натертые гильзы блестели,Между банок с тушенкой трофейный висел шоколад…Рукавицею трогая лапы замерзшие ели,Я сквозь слезы смотрела на сразу притихших ребят.

Дорогие мои д’артаньяны из ротной разведки!Я люблю вас! И буду любить вас до смерти,                                                                           всю жизнь!Я зарылась лицом в эти детством пропахшие ветки…Вдруг обвал артналета и чья-то команда: «Ложись!»

Контратака! Пробил санитарную сумку осколок,Я бинтую ребят на взбесившемся черном снегу…

Сколько было потом новогодних сверкающих елок!Их забыла, а эту забыть до сих пор не могу…

«Мы идем с переднего края…»

Мы идем с переднего края,Утонула в грязи весна.Мама, где ты, моя родная?Измотала меня война.

На дорогах, в гнилой водеЗахлебнулись конские пасти.Только что мне до лошадей,До звериного их несчастья?..

ПРИНЦЕССА

Лицо заострила усталость,Глаза подчернила война,Но всем в эскадроне казаласьПрекрасной принцессой она.

Пускай у «принцессы» в косичкиНе банты — бинты вплетены,И ножки похожи на спички,И полы шинельки длинны!

В палатке медпункта, у «трона»,Толпились всегда усачи.«Принцессу» ту сам эскадронныйВзбираться на лошадь учил.

Да, сам легендарный комэскаПочтительно стремя держал!Со всеми суровый и резкий,Лишь с нею шутил генерал.

…А после поход долгожданный.Отчаянный рейд по тылам,И ветер — клубящийся, рваный,С железным дождем пополам.

Тепло лошадиного крупа,Пожар в пролетевшем селе…Принцесса, она ж санинструктор,Как надо, держалась в седле.

Она и не помнила время,Когда (много жизней назад!)Ей кто-то придерживал стремя,Пытался поймать ее взгляд.

Давно уже все ухажерыПринцессу считали сестрой.…Шел полк через реки и горы —Стремительно тающий строй.

Припомнят потом ветераныСвой рейд по глубоким тылам,И ветер — клубящийся, рваный,С железным дождем пополам.

Тепло лошадиного крупа,Пожар в пролетевшем селе…Принцесса, она ж санинструктор,Вдруг резко качнулась в седле.

Уже не увидела пламя,Уже не услышала взрыв.Лишь скрипнул комэска зубами,Коня на скаку осадив…

В глуши безымянного лесаОсталась она на века —Девчушка, дурнушка, принцесса,Сестра боевого полка.

БАЛЛАДА О ДЕСАНТЕ