Юлия Друнина - Мир под оливами Страница 3

ЧЕРНЫЙ ЛЕС

Только буки да грабы,Только грабы да букиТянут к солнцуСплетенные намертво руки.Черный лес,Обжигающий холодом лес,Под шатромДобела раскаленных небес.Тишина.Только ветраПритушенный ропот.Тишина.Заросли партизанские тропы,Заросли держидеревом и купиной.Тишина.Отчего же здесь веет войной?Отчего эти старые грабы и букиЗаломили свои узловатые руки?Отчего даже в светлый напев ручейкаЗаронила гнетущую ноту тоска?..А в глубоком ущелье,У быстрой воды,Обелиск со звездойДа землянок следы.То с Великой ВойныЗапоздавшая весть —Партизаны свой госпитальПрятали здесь.Только буки да грабы,Только грабы да буки,Защищая, простерли над лагерем руки.В черном море деревьевГоря горького остров —Косит раненых смерть,Еле держатся сестры.И, губами распухшими чуть шевеля,Здесь тебя призывают,Большая земля!..Раз в ночи,Когда месяц стоял в карауле,То ли свистнула птица,То ли чиркнула пуля.И сейчас же,Во все прокопченное горло,Хрипло рявкнула пушка,Громко охнули горы.И тогда, задыхаясь от радостных слез,— Наши! — крикнул слепой обгоревший матрос.Но, узнав пулемета нерусского стук,Вдруг рванулся куда–тоРазведчик без рук,Вдруг рванулась куда–тоСвязистка без ног,И заслон медсестер самым первым полег…Только буки да грабы,Только грабы да букиЗдесь остались, дрожа от бессилья и муки,Только плачут холодные капли дождя,Только люди бледнеют, сюда забредя.Черный лес,Партизанский обугленный лесПод сияющим куполом южных небес…

ПРОДОЛЖАЕТСЯ ЖИЗНЬ…

Порошили снега,Затяжные дожди моросили,Много раз соловьи.Возвещали о повой весне…Ясноглазые парни —Кристальная совесть России —Не дают мне стоятьОт житейских забот в стороне.

А когда покачнусь(И такое бывает порою),Незаметно помогут,Спокойно поддержат меняЯсноглазые парни,Которых военной сестроюМне пришлось бинтовать,Довелось выносить из огня.

Продолжается жизнь.И нельзя в стороне оставаться,Потому что за мнойБоевым охраненьем стоятЯсноглазые парни,Которым навек восемнадцать —Батальоны домойНикогда не пришедших солдат.

БИНТЫ

Глаза бойца слезами налиты,Лежит он, напружиненный и белый.А я должна присохшие бинтыС него сорвать одним движеньем смелым.Одним движеньем — так учили нас,Одним движеньем — только в этом жалость…

Но, встретившись со взглядом страшных глаз,Я на движенье это не решалась.На бинт я щедро перекись лила,Пытаясь отмочить его без боли.А фельдшерица становилась злаИ повторяла: «Горе мне с тобою!Так с каждым церемониться — беда,Да и ему лишь прибавляешь муки».…Но раненые метили всегдаПопасть в мои медлительные руки.

Не нужно рвать присохшие бинты,Когда их можно снять почти без боли…Я это поняла, поймешь и ты…Как жалко, что науке добротыНельзя по книжкам научиться в школе!

Нужно думать о чем–то хорошем,Чтоб не видеть плохого вокруг.Верю — будет друзьями мне брошен,Если надо, спасательный круг.

Нужно верить в хорошее, нужно!Как молитву, твержу не впервой:Есть одна лишь религия — Дружба,Есть один только храм — Фронтовой.

Этот храм никому не разрушить,Он всегда согревает солдат,И в него в час смятения души,Как замерзшие птицы, летят.

У ПАМЯТНИКА

Коктебель в декабре.Нет туристов, нет гидов,Нету дам, на жареРазомлевших от видов.И закрыты ларьки,И на складе буйки,Только волны идут,Как на приступ полки.

Коктебель в декабре.Только снега мельканье,Только трое десантников,Вросшие в камень.Только три моряка,Обреченно и гордоСмотрят в страшный декабрьСорок первого года.

ТРИ ПРОЦЕНТА

Вновь прошлого кинолентаРаскручена предо мной —Всего только три процентаМальчишек пришло домой..Да, раны врачует время,Любой затухает взрыв.Но все–таки как же с темиНевестами сороковых?Им было к победе двадцать,Сегодня им пятьдесят.Украдкой они косятсяНа чьих–то чужих внучат…

Все грущу о шинели,Вижу дымные сны —Нет, меня не сумелиВозвратить из Войны.

Дни летят, словно пули,Как снаряды — года…До сих пор не вернули,Не вернут никогда.

И куда же мне деться?Друг убит на войне,А замолкшее сердцеСтало биться во мне.

ВОСПОМИНАНИЕ О ДАМАНСКОМ

ЛИДИИ СТРЕЛЬНИКОВОЙ

Не плакала, не голосила —Спасала других из огня.— Как звать тебя? Может, Россия?— Я — Лида. Так кличут меня…

Ах, Лидочки, Настеньки, Тани,Сиянье доверчивых глаз!Откуда в часы испытанийВдруг силы берутся у вас?

Так хочется счастья и мира!Но ежели… нам не впервой…Припала вдова командираК планшетке его полевой.

Припала, губу закусила,А плакать нельзя — ребятня…— Как звать тебя? Может, Россия?— Я — Лида. Так кличут меня.

Сквозь трудные слезы, сурово,Любовью и гневом полны,Вдове улыбаются вдовыВеликой священной войны…

ЗВЕЗДА

Земля позабудет не скоро,А мы не забудем вовек,Как русские парламентеры,Сраженные, падали в снег.

Забыть ли, как раненых нашихЧужой добивает солдат —Тот самый, которого раньшеМы звали «товарищ» и «брат».

Мне сон одинаковый снится —В тяжелом кошмаре, в бредуЯ вижу на шапке убийцыРаспятую нашу звезду…

ТОСТ

Бывает в людях качество одно,Оно дано им или не дано —Когда в горячке бьется пулемет,Один лежит, другой бежит вперед.

И так во всем и всюду и всегда —Когда на плечи свалится беда,Когда за горло жизнь тебя возьмет,Один лежит, другой бежит вперед.

Что делать? Видно, так заведено…Давайте в рюмки разольем вино.Мой первый тост и мой последний тостЗа тех, кто в полный поднимался рост!

У дам в былое время на балу,Чуть что не так, подкашивались ноги —Красиво распласталась на полу,Супруг, и друг, и прочие в тревоге.Заботливо относят на диван,И трут виски, и машут веерами…

Гремит артиллерийский ураган,Комбат убит, а каждый третий ранен.Сестре бы впору в обморок упастьИ хоть на миг, да ускользнуть от ада.Но фронтовая Золушка опятьПолзет туда, где «правят бал» снаряды,Где щедро льется кровь, а не вино,Где ей навек остаться суждено…

НАТАЛЬЯ ПУШКИНА

И просто ли испить такую чашу —Подругой генияВдруг стать в осьмнадцать лет?..Наталья Николаевна, Наташа,И после смерти вам покоя нет!Была прекрасна — виновата, значит:Такое ясно каждому как день.И негодуют, сетуют, судачатИ судят–рядят все, кому не лень.А просто ли испить такую чашу?И так ли весело и гладко шлиДела у той, что сестры звала «Таша»,А мы — великосветски! — «Натали»?…Поэта носит по степям и хатам,Он у Емельки Пугача «в плену».Лишь спрашивает в письмах грубовато,По–русски, по–расейски:«Ты брюхата?» —Свою великосветскую жену.И на дворе на постоялом где–тоСтрочит ей снова:«Не зови, постой!»И тянутся прелестницы к поэту,И сам он, как известно, не святой…Да, торопила — скоро роды снова.Да, ревновала и звала домой.Что этой девочке до Пугачева,Когда порой хоть в петлю лезть самой?Коль не любила бы —Не ревновала.В нее влюблялись? —В том дурного нет.А если льстило быть царицей бала —Вот криминалВ осьмнадцать, двадцать лет!Бледна, тонка, застенчива —Мадонна,Как будто бы сошедшая с холста.А сплетни, анонимки —Все законно:Всегда их привлекала красота.Но повторять наветы нам негоже,Забыли мы, что, уходя с земли,Поэт просил Наташу не тревожить —Оставим же в покое…Натали.

ЧИТАТЕЛЬНИЦА