Избранное - Высоцкий Владимир Семенович Страница 19

Наматывая мили на кардан,

Я еду параллельно проводам,

Но то и дело тень перед мотором —

То чёрный кот, то кто-то в чём-то чёрном.

Я знаю, мне не раз в колёса палки ткнут.

Догадываюсь, в чём и как меня обманут.

Я знаю, где мой бег с ухмылкой пресекут

И где через дорогу трос натянут.

Но стрелки я топлю. На этих скоростях

Песчинка обретает силу пули.

И я сжимаю руль до судорог в кистях —

Успеть, пока болты не затянули!

Наматывая мили на кардан,

Я еду вертикально к проводам.

Завинчивают гайки. Побыстрее!

Не то поднимут трос, как раз где шея.

И плавится асфальт, протекторы кипят.

Под ложечкой сосёт от близости развязки.

Я голой грудью рву натянутый канат.

Я жив! Снимите чёрные повязки.

Кто вынудил меня на жёсткое пари —

Нечистоплотны в споре и расчетах.

Азарт меня пьянит, но, как ни говори,

Я торможу на скользких поворотах!

Наматываю мили на кардан

Назло канатам, тросам, проводам.

Вы только проигравших урезоньте,

Когда я появлюсь на горизонте!

Мой финиш — горизонт — по-прежнему далёк.

Я ленту не порвал, но я покончил с тросом.

Канат не пересёк мой шейный позвонок,

Но из кустов стреляют по колесам.

Меня ведь не рубли на гонку завели,

Меня просили: — Миг не проворонь ты!

Узнай, а есть предел там, на краю Земли?

И можно ли раздвинуть горизонты?

Наматываю мили на кардан.

И пулю в скат влепить себе не дам.

Но тормоза отказывают. Кода!

Я горизонт промахиваю с хода.

[1971]

* * *

Лошадей двадцать тысяч в машины зажаты —

И хрипят табуны, стервенея внизу.

На глазах от натуги худеют канаты,

Из себя на причал выжимая слезу.

И команды короткие, злые

Быстрый ветер уносит во тьму:

«Кранцы за борт!», «Отдать носовые!»

И «Буксир, подработать корму!»

Капитан, чуть улыбаясь,

Мол, все верно — молодцы,

От земли освобождаясь,

Приказал рубить концы.

Только снова назад обращаются взоры —

Цепко держит земля, все и так и не так.

Почему слишком долго не сходятся створы,

Почему слишком часто моргает маяк?!

Все свободны, конец всем вопросам.

Кроме вахтенных — всем отдыхать!

Но пустуют каюты — матросам

На свободе не хочется спать.

Капитан, чуть улыбаясь,

Думал: «Верно, молодцы!»

От земли освобождаясь,

Нелегко рубить концы.

Переход — двадцать дней. Рассыхаются шлюпки.

Нынче утром последний отстал альбатрос.

Хоть бы шторм! Или лучше, чтоб в радиорубке

Обалдевший радист принял чей-нибудь SOS.

Так и есть! Трое месяц в корыте —

Яхту вдребезги кит разобрал.

Да за что вы нас благодарите?

Вам спасибо за этот аврал.

Капитан, чуть улыбаясь,

Кинул тихо «Молодцы!» —

Тем, кто, с жизнью расставаясь,

Не хотел рубить концы.

А потом будут Фиджи и порт Кюрасау,

И еще черта в ступе, и бог знает что,

И красивейший в мире фиорд Мильфорсаун —

Все, куда я ногой не ступал, но зато —

Пришвартуетесь вы на Таити

И прокрутите запись мою.

Через самый большой усилитель

Я про вас на Таити спою.

Чтоб я знал — не зря стараюсь,

Чтоб концов не отдавал,

От земли не отрываясь,

Чтобы всюду побывал.

И опять, словно бой начиная на ринге,

По воде продвигается тень корабля.

В напряженьи матросы, ослаблены шпринги,

Руль полборта налево — и в прошлом земля.

[1971]

О ФАТАЛЬНЫХ ДАТАХ И ЦИФРАХ

Поэтам а прочим, но больше — поэтам

Кто кончил жизнь трагически — тот истинный поэт,

А если в точный срок — так в полной мере.

На цифре 26 один шагнул под пистолет,

Другой же — в петлю слазил в «Англетере».

А в тридцать три Христу… (Он был поэт, он говорил:

«Да не убий!» Убьёшь — везде найду, мол.)

Но — гвозди ему в руки, чтоб чего не сотворил,

Чтоб не писал и чтобы меньше думал.

С меня при цифре 37 в момент слетает хмель.

Вот и сейчас как холодом подуло:

Под эту цифру Пушкин подгадал себе дуэль

И Маяковский лёг виском на дуло.

Задержимся на цифре 37. Коварен Бог —

Ребром вопрос поставил: или — или.

На этом рубеже легли и Байрон, и Рембо,

А нынешние как-то проскочили.

Дуэль не состоялась или перенесена,

А в тридцать три распяли, но не сильно.

А в тридцать семь — не кровь, да что там кровь — и седина

Испачкала виски не так обильно.

Слабо стреляться? В пятки, мол, давно ушла душа?

Терпенье, психопаты и кликуши!

Поэты ходят пятками по лезвию ножа

И режут в кровь свои босые души.

На слово «длинношеее» в конце пришлось три «е».

Укоротить поэта! — вывод ясен.

И нож в него — но счастлив он висеть на острие,

Зарезанный за то, что был опасен.

Жалею вас, приверженцы фатальных дат и цифр!

Томитесь, как наложницы в гареме:

Срок жизни увеличился, и может быть, концы

Поэтов отодвинулись на время!

[1971]

* * *

Истома ящерицей ползает в костях,

И сердце с трезвой головой не на ножах.

И не захватывает дух на скоростях,

Не холодеет кровь на виражах.

И не прихватывает горло от любви,

И нервы больше не внатяжку, хочешь — рви,

Провисли нервы, как веревки от белья,

И не волнует, кто кого — он или я.

На коне — толкани — я с коня.

Только «не», только «ни» — у меня.

Не пью воды, чтоб стыли зубы, ключевой,

И ни событий, ни людей не тороплю.

Мой лук валяется со сгнившей тетивой,

Все стрелы сломаны, я ими печь топлю.

Не напрягаюсь и не рвусь, а как-то так.

Не вдохновляет даже самый факт атак.

Сорвиголов не принимаю и корю,

Про тех, кто в омут с головой, — не говорю.

На коне — толкани — я с коня.

Только «не», только «ни» — у меня.

И не хочу ни выяснять, ни изменять,

И ни вязать, и ни развязывать узлы.

Углы тупые можно и не огибать,

Ведь после острых — это не углы.

Любая нежность душу не разбередит,

И не внушит никто, и не разубедит.

А так как чужды всякой всячине мозги,

То ни предчувствия не жмут, ни сапоги.

На коне — толкани — я с коня.

Только «не», только «ни» — у меня.

Не ноют раны, да и шрамы не болят —

На них наложены стерильные бинты.

И не зудят, и не свербят, не теребят

Ни мысли, ни вопросы, ни мечты.

Свободный ли, тугой ли пояс — мне-то что.

Я пули в лоб не удостоюсь — не за что.

Я весь прозрачен как раскрытое окно

И неприметен как льняное полотно.

На коне — толкани — я с коня.

Только «не», только «ни» — у меня.

Ни философский камень больше не ищу,

Ни корень жизни, — ведь уже нашли женьшень.

Не посягаю, не стремлюсь, не трепещу

И не пытаюсь поразить мишень.

Устал бороться с притяжением земли.

Лежу — так больше расстоянье до петли.

И сердце дёргается, словно не во мне.

Пора туда, где только «ни» и только «не».

Толка нет, толкани — и с коня.

Только «не», только «ни» — у меня.

[1971]

МОИ ПОХОРОНА

Сон мне снится — вот те на:

Гроб среди квартиры.

На мои похорона

Съехались вампиры.

Стали речи говорить —

Всё про долголетие.

Кровь сосать решили погодить,

Вкусное — на третье.

В гроб вогнали кое-как,

Самый сильный вурдалак

Втискивал и всовывал,

Плотно утрамбовывал,

Сопел с натуги, сплевывал

И желтый клык высовывал.