Песни Шираза - Автор Неизвестен Страница 32

В желто-зеленую кабу он был одет,

То жемчуг на чалме сверкал, то самоцвет.

Златой, в два мескаля[72] был перстень на руке,

И столько ж золота сияло на клинке.

Так сердцу хочется, чтоб он пришел ко мне!

О, если б я могла обнять его во сне!

ТРИ СОЛОВЬЯ

Я здесь, а любимый в пустыне, куда не дойти,

Имбирная чаща стоит у меня на пути,

Имбирная чаща, плоды ее полны зерном,

И три соловья в этой чаще нашли себе дом.

Один — мой любимый, его письмоносец — второй,

А третий — кто плачет со мной и горюет со мной.

НЕ СВАТАЙСЯ К ВДОВЕ

Не сватайся к вдове, имеющей свой дом,

Циновку, и сундук, и скатерть с решетом.

Вдовица — вроде как трезубая стрела,

В кого она впилась, к тому и смерть пришла.

Попробуй пренебречь вдовой хотя бы ночь,

Вмиг схватит простыни, свернет постель и — прочь!

БРАТ И ДВЕ СЕСТРЫ

Брат и мы — две сестры — проживали втроем,

Все мы стали скитальцами, бросили дом,

Я газелью в пустыню отправилась вскоре,

Рыбкой стала другая, скитается в море,

Третий — тот на чужбине и мыкает горе.

КАК ПОМРУ

Как помру, схороните меня на дорожном развиле,

Пусть безгрешный и грешный споткнутся на этой могиле.

Кто-то скажет: бездомный скиталец здесь кончил свой век,

Кто-то скажет: того, что искал, не нашел человек,

Кто-то скажет: укушенный аспидом, умер он в муке,

Кто-то скажет: вдали от любимой не вынес разлуки.

ДВОЮРОДНЫЙ МОЙ БРАТ

Двоюродный мой брат, любимый мой цветок,

Ну кто тебе сказал: «Вот бог, а вот порог»?

Сними же башмаки, входи в мой дом, не стой,

Ступай на мой ковер, дай мне платочек твой.

Дай мне платочек твой, его я простирну

В источнике Замзам[73] священною водой.

НУ ЗАЧЕМ?

Он

Ты по улице нашей прошла, ну зачем?

Болью сердце мое обожгла, ну зачем?

Ведь совсем зажила моя старая рана,

Ты ее растревожить смогла, ну зачем?

Она

Я по улице вашей прошла — захотелось,

Болью сердце твое обожгла — захотелось,

Твоя старая рана совсем зажила,

Я ее растревожить смогла — захотелось.

НА КРЫШЕ ТЫ СТОИШЬ

Он

На крыше ты стоишь, мой стройный кипарис,

Позволь поцеловать, сойди скорее вниз.

Она

Стоишь ты на земле, разумник продувной,

Залезь-ка в свой карман, тряхни своей мошной.

Он

Мошной бы я тряхнул, мошна-то в сундуке,

Сундук на ишаке, а сам он вдалеке.

У МЕНЯ ЕСТЬ БУМАГА

Он

У меня есть бумага — предел всех желаний,

Ценный банковский чек на сто тридцать лобзаний.

Она

Чек просунь мне под дверь, головы не морочь,

Вот сто тридцать монет, и проваливай прочь.

Он

Ты рехнулась совсем? Где же видано это,

Чтоб дороже лобзаний ценилась монета?

УХОДИ

Он

Уходи, впору мне ненавидеть тебя,

Уходи, не хочу даже видеть тебя.

Она

Что заносишься? Друг у меня есть получше,

Он нежнее, чем ты, мой цветочек пахучий.

Вид влюбленного издалека нам знаком:

Рот смеется, а очи сверкают огнем.

Даже если влюбленного жалит змееныш,

Ни царапин, ни ран не увидишь на нем.

БЕДНЯК ТВОЙ ОТЕЦ

Он

О девчонка, я знаю: бедняк твой отец,

Твои очи нарциссы, но кто ж их творец?

Она

Ну при чем тут отец мой и бедность его?

Создал очи-нарциссы создатель всего.

Он

Принесите из крепости дальней цветок,

Может, сгину в пути, ибо путь мой далек.

Она

Будь здоров, отправляйся в дорогу, мой свет,

Твой цветок при тебе до скончания лет.

ПОСТОЙ

Он

Постой, как звать тебя? Я имя знать хочу.

Почем твой поцелуй? Скажи, я заплачу.

Она

Мой поцелуй почем? Тебе-то знать зачем?

Скажи тебе — потом ты растрезвонишь всем.

Он

Кораном я клянусь, не выдам твой секрет,

Пускай мне целовать тебя хоть сотню лет.

Она

Чтоб мог ты без помех к моим устам прильнуть,

Лишь руку правую мне положи на грудь.

ПЕСНЯ ИЗ БИДАБАДА[74]

— Дочка Мешхеди Мурада, завари-ка чай,

Наливай-ка чай в стаканы, юношей встречай,

Дочка Мешхеди Мурада, завари-ка чай,

За тебя калым три сотни, меньше назначай.

— За меня калым три сотни, не велик бакшиш,

Если голову имеешь, то не прогоришь,

— К черту твой калым в три сотни, у меня их нет.

Я-то голову имею. Видишь пистолет?

МАМАСАНИЙСКИЕ ШУТОЧНЫЕ ПЕСНИ

I

Пошла девчонка с бурдюком к ручью, но там сначала

Так целовалась с пареньком, что платье потеряла.

— Не бойся, глупый, за меня, пускай бранится мать,

Сама