Избранное - Высоцкий Владимир Семенович Страница 36

Наград, добычи, славы, привилегий.

Вдруг стало жаль мне мёртвого пажа.

Я объезжал зелёные побеги.

Я позабыл охотничий азарт,

Возненавидел и борзых, и гончих.

Я от подранка гнал коня назад

И плетью бил загонщиков и ловчих.

Я видел — наши игры с каждым днём

Всё больше походили на бесчинства.

В проточных водах, по ночам, тайком

Я отмывался от дневного свинства.

Я прозревал, глупея с каждым днём,

Я прозевал домашние интриги.

Не нравился мне век, и люди в нём

Не нравились. И я зарылся в книги.

Мой мозг, до знаний жадный как паук,

Всё постигал: недвижность и движенье,

Но толка нет от мыслей и наук,

Когда повсюду им опроверженье.

С друзьями детства перетёрлась нить,

Нить Ариадны оказалась схемой.

Я бился над словами «быть, не быть»,

Как над неразрешимою дилеммой.

Но вечно, вечно плещет море бед.

В него мы стрелы мечем, — в сито просо,

Отсеивая призрачный ответ

От вычурного этого вопроса.

Зов предков слыша сквозь затихший гул,

Пошёл на зов, — сомненья крались с тылу,

Груз тяжких дум наверх меня тянул,

А крылья плоти вниз влекли, в могилу.

В непрочный сплав меня спаяли дни —

Едва застыв, он начал расползаться.

Я пролил кровь, как все, и, как они,

Я не сумел от мести отказаться.

А мой подъём пред смертью — есть провал.

Офелия! Я тленья не приемлю.

Но я себя убийством уравнял

С тем, с кем я лёг в одну и ту же землю.

Я Гамлет, я насилье презирал,

Я наплевал на Датскую корону,

Но в их глазах — за трон я глотку рвал

И убивал соперника по трону.

Но гениальный всплеск похож на бред,

В рожденьи смерть проглядывает косо.

А мы все ставим каверзный ответ

И не находим нужного вопроса.

[1973–1974]

* * *

Как во городе во главном,

Как известно — златоглавом,

В белокаменных палатах,

Знаменитых на весь свет,

Выразители эпохи

Лицедеи-скоморохи,—

У кого дела неплохи, —

Собирались на банкет.

Для веселья есть причина:

Ну, во-первых — дармовщина,

Во-вторых — любой мужчина

Может даму пригласить

И, потискав даму эту,

По паркету весть к буфету

И без денег, по билету,

Накормить и напоить.

И стоят в дверном проёме

На великом том приёме

На дежурстве, как на стреме,

Тридцать три богатыря.

Им потеха — где шумиха,

Там ребята эти лихо

Крутят рученьки, но — тихо,

Ничего не говоря.

Но ханыга, прощелыга,

Забулдыга и сквалыга

От монгольского от ига

К нам в наследство перешли,

И они входящим — в спину,

Хором, враз: — Даёшь Мазину!

Дармовую лососину!

И Мишеля Пиколи!

…В кабаке старинном «Каме»

Парень кушал с мужиками.

Все ворочали мозгами —

Кто хорош, а кто и плох.

А когда кабак закрыли,

Все решили: недопили.

И — кого-то снарядили,

Чтоб чего-то приволок.

Парень этот для начала

Чуть пошастал у вокзала,—

Там милиция терзала

Сердобольных шоферов.

Он рванул тогда накатом

К белокаменным палатам

Прямо в лапы к тем ребятам —

По мосту, что через ров.

Под дверьми всё непролазней

(Как у Лобного на казни,

Но толпа побезобразней —

Вся колышется, гудёт…),

Не прорвёшься, хоть ты тресни!

Но узнал один ровесник:

— Это тот, который песни…

Пропустите, пусть идёт!

— Не толкайте — не подвинусь! —

Думал он, — а вдруг навынос

Не дадут? Вот будет минус…

Ах — красотка на пути! —

Но парнишке не до крали,—

Лишь бы только торговали,

Лишь бы дали, лишь бы дали!

Время — два без десяти.

У буфета всё нехитро:

— Пять «четвёрок», два пол-литра!

Эй, мамаша, что сердита?

Сдачи можешь не давать!.. —

Повернулся — а средь зала

Краля эта танцевала!

Вся блистала, вся сияла,

Как звезда — ни дать ни взять!

И — упали из подмышек

Две больших и пять малышек

(Жалко, жалко ребятишек —

Тех, что бросил он в беде),

И осколки, как из улья,

Разлетелись — и под стулья…

А пред ним мелькала тулья

Золотая на звезде.

Он за воздухом к балконам —

Поздно! Вырвались со звоном

И из сердца по салонам

Покатились клапана…

И, назло другим принцессам,

Та — взглянула с интересом,

Хоть она, писала пресса,

Хороша, но холодна.

Одуревшие от рвенья,

Рвались к месту преступленья

Люди плотного сложенья,

Засучивши рукава.

Но — не сделалось скандала.

Все вокруг затанцевало, —

Знать, скандала не желала

Предрассветная Москва.

И заморские ехидны

Говорили — Ах, как стыдно!

Это просто несолидно,

Глупо так себя держать!.. —

Только негр на эту новость

Укусил себя за наготь,—

В Конго принято, должно быть,

Так восторги выражать.

Оказал ему услугу

И оркестр с перепугу,

И толкнуло их друг к другу —

Говорят, что сквозняком.

И ушли они, не тронув

Любопытных микрофонов,

Так как не было талонов

Вспрыснуть встречу коньяком.

Говорят, живут же люди

В этом самом Голливуде!

И в Париже!.. Но — не будем,

Пусть болтают куркули!

Кстати, те, с кем был я в «Каме»,

Оказались мужиками —

Не махали кулаками,

Улыбнулись и ушли.

И пошли летать в столице

Нежилые небылицы:

Молодицы — не девицы —

Словно деньгами сорят.

В подворотнях, где потише,

И в мансардах, возле крыши,

И в местах ещё повыше

Разговоры говорят.

[1974]

* * *

Памяти В. Шукшина

Ещё — ни холодов, ни льдин.

Земля тепла. Красна калина.

А в землю лёг ещё один

На Новодевичьем мужчина.

«Должно быть, он примет не знал, —

Народец праздный суесловит, —

Смерть тех из нас всех прежде ловит,

Кто понарошку умирал».

Коль так, Макарыч, — не спеши,

Спусти колки, ослабь зажимы,

Пересними, перепиши,

Переиграй — останься живым!

Но, в слёзы мужиков вгоняя,

Он пулю в животе понёс,

Припал к земле, как верный пёс.

А рядом куст калины рос.

Калина — красная такая…

Смерть самых лучших намечает

И дергает по одному.

Такой наш брат ушёл во тьму!..

Не буйствует и не скучает.

А был бы «Разин» в этот год.

Натура где — Онега, Нарочь?

Всё печки-лавочки, Макарыч!

Такой твой парень не живёт.

Вот после временной заминки

Рок процедил через губу:

«Снять со скуластого табу

За то, что он видал в гробу

Все панихиды и поминки.

Того, с большой душою в теле

И с тяжким грузом на горбу,

Чтоб не испытывал судьбу,

Взять утром тёпленьким с постели!»

И после непременной бани,

Чист перед Богом и тверёз,

Взял да и умер он всерьёз.

Решительней, чем на экране.

Гроб в грунт разрытый опуская

Средь новодевичьих берёз,

Мы выли, друга отпуская

В загул без времени и края…

А рядом куст сирени рос.

Сирень осенняя. Нагая…

[1974]

«И В А Н — Д А — М А Р Ь Я»

ПЕСНЯ НЕЧИСТИ

Как да во лесу дремучем,

По сырым дуплам да сучьям

И по норам по барсучьим

Мы скучаем и канючим.

Так зачем сидим мы сиднем,

Скуку да тоску наводим?

Ну-кася, ребята, выйдем —

Весело поколобродим!

Мы — ребята битые,

Тёртые, учёные,

Во болотах мытые,

В омутах мочёные.

Как да во лесу дремучем

Что-нибудь да отчубучим —

Добра молодца прищучим,