Сэмюэль Кольридж - Поэмы и стихи

Сэмюэль Тэйлор Кольридж

Поэма о старом моряке[1]

The Rime of the Ancient Mariner

Поэма — 1797–1798.[2]

Часть первая

Старый Моряк встречает трех юношей, званых на свадебный пир, и удерживает одного.

     Старик Моряк, он одного     Из трех сдержал рукой.     «Что хочешь ты, с огнем в глазах,     С седою бородой?

     Открыты двери жениха,     И родственник мне он;     Уж есть народ, уж пир идет,     Веселый слышен звон».

     Но держит все его старик:     «Постой, корабль там был…»     «Пусти седобородый лжец».     Старик его пустил.

Свадебный Гость зачарован глазами старого мореплавателя и принужден выслушать его рассказ.

     Вперил в него горящий взор.     Гость — дальше ни на шаг,     Ему внимает, как дитя,     Им овладел Моряк.

     Присел на камень Брачный Гость     И головой поник;     И начал с пламенем в глазах     Рассказывать старик.

     «Корабль плывет, толпа кричит,     Оставить рады мы     И церковь, и родимый дом,     Зеленые холмы.

Моряк рассказывает, как корабль плыл к югу при хорошем ветре и тихой погоде, пока не приблизился к Экватору.

     Вот солнце слева из волны     Восходит в вышину,     Горит и с правой стороны     Спускается в волну.

     Все выше, выше с каждым днем     Над мачтою плывет…»     Тут Гость себя ударил в грудь,     Он услыхал фагот.

Свадебный Гость слышит музыку; но Моряк продолжает свой рассказ.

     Уже вошла невеста в зал,     И роз она милей,     И головы веселый хор     Склоняет перед ней.     И Гость себя ударил в грудь,     Но дальше ни на шаг.     И так же, с пламенем в глазах,     Рассказывал Моряк.

Корабль унесен штормом к Южному полюсу

     Но вот настиг нас шторм, он был     Властителен и зол,     Он ветры встречные крутил     И к югу нас повел.

     Без мачты, под водою нос,     Как бы спасаясь от угроз     За ним спешащего врага,     Подпрыгивая вдруг,     Корабль летел, а гром гремел,     И плыли мы на юг.     И встретил нас туман и снег     И злые холода,     Как изумруд, на нас плывут     Кругом громады льда.

Страна льда и пугающего гула, где не видно ничего живого.

     Меж снежных трещин иногда     Угрюмый свет блеснет:     Ни человека, ни зверей, —     Повсюду только лед.

     Отсюда лед, оттуда лед,     Вверху и в глубине,     Трещит, ломается, гремит.     Как звуки в тяжком сне.

Наконец большая морская птица, называемая Альбатросом, прилетает сквозь снеговой туман. Ее встречают радостно и гостеприимно.

     И напоследок Альбатрос     К нам прилетел из тьмы;     Как, если б был он человек,     С ним обходились мы.     Он пищу брал у нас из рук.     Кружил над головой.     И с громом треснул лед, и вот     Нас вывел рулевой.

И вот Альбатрос оказывается добрым предзнаменованием и сопровождает корабль, возвращающийся к северу сквозь туман и плавучие льды.

     И добрый южный ветр нас мчал,     Был с нами Альбатрос,     Он поиграть, поесть слетал     На корабельный нос.

     В сырой туман на мачте он     Спал девять вечеров,     И белый месяц нам сиял     Из белых облаков.

Старый Моряк, нарушая гостеприимство, убивает птицу, приносящую счастье.

     — Господь с тобой, Моряк седой,     Дрожишь ты, как в мороз!     Как смотришь ты? — "Моей стрелой     Убит был Альбатрос".

Часть вторая

     "Вот солнце справа из волны     Восходит в вышину     Во мгле, и с левой стороны     Уходит и глубину.

     И добрый южный ветр нас мчит,     Но умер Альбатрос.     Он не летит играть иль есть     На корабельный нос.

Товарищи бранят Старого Моряна за то, что он убил птицу, приносящую счастье.

     Я дело адское свершил,     То было дело зла.     Я слышал: "птицу ты убил,     Что ветер принесла;     Несчастный, птицу ты убил,     Что ветер принесла".

Но когда туман прояснел, они оправдывают его поступок и тем самым приобщаются к его преступлению.

     Когда же солнечным лучом     Зажегся океан,     Я слышал: "птицу ты убил,     Пославшую туман.     Ты прав был, птицу умертвив,     Пославшую туман".

Ветер продолжается. Корабль входит в Тихий Океан и плывет на север, пока не доходит до Экватора.

     Белеет пена, дует ветр,     За нами рябь растет;     Вошли мы первыми в простор,     Тех молчаливых вод.     Стих ветр, и парус наш повис,     И горе к нам идет,     Лишь голос наш звучит в тиши     Тех молчаливых вод.

Корабль неожиданно останавливается.

     В горячих, медных небесах     Полдневною порой     Над мачтой Солнце, точно кровь,     С Луну величиной.     За днями дни, за днями дни     Мы ждем, корабль наш спит,     Как в нарисованной воде,     Рисованный стоит.

Месть за Альбатроса начинается.

     Вода, вода, одна вода.     Но чан лежит вверх дном;     Вода, вода, одна вода,     Мы ничего не пьем.

     Как пахнет гнилью — о, Христос! —     Как пахнет от волны,     И твари слизкие ползут     Из вязкой глубины.

     В ночи сплетают хоровод     Блудящие огни.     Как свечи ведьмы, зелены,     Красны, белы они.

Их преследует дух, один из незримых обитателей нашей планеты, которые — не души мертвых и не ангелы.

     И многим спился страшный дух,     Для нас страшней чумы,     Он плыл за нами под водой     Из стран снегов и тьмы.

     В гортани каждого из нас.     Засох язык, и вот,     Молчали мы, как будто все     Набили сажей рот.

Матросы, придя в отчаянье, хотят взвалить всю вину на Старого Моряка, в знак чего они привязывают ему на шею труп морской птицы.

     Со злобой глядя на меня,     И стар и млад бродил;     И мне на шею Альбатрос     Повешен ими был".

Часть третья

Старый Моряк замечает что-то вдали.

     "Так скучно дни идут. У всех     Стеклянный блеск в глазах.     Как скучно нам! Как скучно нам!     Как страшен блеск в глазах!     Смотрю вперед, и что-то вдруг     Мелькнуло в небесах.

     Сперва, как легкое пятно,     И как туман потом;     Плывет, плывет и, наконец     Явилось кораблем.

     Пятно — туман — корабль вдали,     И все плывет, плывет:     Как бы по воле духа вод     То прыгнет, то нырнет.

При приближенье это оказывается кораблем; и дорогой ценой Моряк добывает у Жажды возможность говорить.

     С засохшим, черным языком     Кричать мы не могли;     Тогда я руку прокусил,     Напился крови и завыл:     — Корабль, корабль вдали!

     С засохшим, черным языком,     В движеньях не тверды,     Они пытались хохотать     И снова начали дышать,     Как бы хлебнув воды.

Взрыв радости и за ним ужас. Ибо разве бывает корабль, плывущий без ветра или течения?