Нора Галь - Нора Галь: Воспоминания. Статьи. Стихи. Письма. Библиография.

Нора Галь

Воспоминания. Статьи. Стихи. Письма. Библиография. 

Д.Кузьмин

От составителя

В 1997 году переводчику Норе Галь исполнилось бы 85 лет. Дата не самая круглая, да и сама Нора Галь праздновать не любила. И отмечен этот год оказался совсем в ее духе: не к юбилею, а естественным ходом вещей (и стараниями наследников) именно в этом году вышел в издательстве «Новатор» внушительный том под названием «Голоса Пространства», на котором стоит подзаголовок: «Фантастика Норы Галь» – ею переведенная, а стало быть, ею избранная. В другом издательстве, «ТЕРРА», выпущен двухтомник Рэя Брэдбери, в одном из томов – весь (почти – без одного рассказа) Брэдбери Норы Галь. Здесь же переиздан роман Кэтрин Энн Портер «Корабль дураков» – одна из самых больших и самых любимых работ переводчика. И другие ее переводы вновь и вновь приходят к читателю: книжный бизнес становится цивилизованнее – и, естественно, обращает большее внимание на литературу высокой пробы, с которой всю жизнь работала Нора Галь.

        В одном из романов Урсулы Ле Гуин (чей тонкий и поэтичный рассказ «Апрель в Париже», переведенный Норой Галь, открыл эту писательницу русскому читателю) фантастическое инопланетное племя считает, что Переводчик – это бог: ведь он создает понимание из непонимания. Современное культурное сознание не склонно к таким гиперболам. Но роль художественного перевода в русской культуре XX века нельзя не оценить как исключительную: причиной тому – и традиционный литературоцентризм русской культуры, и «железный занавес», сквозь который первым прорывалось искусство, и то, что зарубежная литература заполняла пустоты, образовавшиеся на месте запрещенной и загубленной литературы отечественной... В соответствии с этой исключительной ролью переводной литературы необыкновенно значимое положение в общественном сознании заняла и фигура переводчика – литератора, целиком и полностью (хотя бы, подчас, и вынужденно) посвятившего себя обогащению родной культуры достижениями других культур. Нора Галь – одна из тех, кто олицетворял собой высоту переводческой миссии.

        Этот небольшой сборник призван воссоздать образ Норы Галь с разных сторон. Воспоминания друзей и близких воскрешают ее человеческий облик: вот таким она была другом (Е.Таратута), наставником (Р.Облонская), старшим товарищем (А.Раскина), вот так сходилась с малознакомыми поначалу людьми (Б.Володин), так раскрывалась наедине с книгами, музыкой, искусством (Э.Кузьмина)... В статье Ю.Яхниной – тончайший анализ профессионального мастерства Норы Галь на примере одной из самых значительных ее работ – «Постороннего» Альбера Камю. Две статьи самой Норы Галь – мемуарного характера, о том, что было всего дороже сердцу: ее главный автор – Сент-Экзюпери; ее учителя и наставники. Несколько написанных ею «внутренних» (для издательства) рецензий, в них – взгляды переводчика на искусство слова: бескомпромиссно отстаивает Нора Галь свое понимание литературы как служения добру, как поиска в человеке лучшего, светлого начала. Об этом же – в многочисленных письмах (это лишь крохотная часть ее огромной переписки); эти письма еще и дорисовывают ту атмосферу, в которой существовал перевод и переводчик в 50-80-е годы, – отношения с издательствами, с читателями, с товарищами по цеху... Особый штрих к портрету Норы Галь – переписка с редакциями: снова и снова бьется она за точность в каждом маленьком служебном слове, в каждой запятой, – потому что в подлинной литературе не бывает ничего случайного и маловажного. С неожиданной стороны узнаем мы Нору Галь благодаря ее юношеским стихам. В сборнике помещена также библиография работ Норы Галь, существенно уточненная и дополненная по сравнению с публикацией в журнале «Библиография» (#5-6, 1992 г.).

        Составитель искренне благодарит авторов статей – прежде всего написанных специально для этого издания, Е.А.Таратута, М.И.Беккер и С.О.Митину, предоставивших для ознакомления и частичной публикации письма Норы Галь из своих личных архивов, Дмитрия Белякова и Дмитрия Боченкова за неоценимую помощь в работе над обложкой книги. 

Дмитрий Кузьмин

Раиса Облонская

О Норе Галь 

Уже давно хочу и все не могу взяться за перо, чтобы рассказать о Норе Яковлевне, о человеке, с которым была связана дружбой, душевной близостью чуть ли не всю свою сознательную жизнь. Очень трудно, мучительно писать через неутихающую боль, через невозможность примириться с мыслью, что ее уже нет рядом. А написать необходимо – о человеке и мастере из того уходящего, – вернее, уже ушедшего племени, которое помогло нам, идущим вслед, остаться людьми вопреки всем беспощадным поворотам истории страны.

        В наше переломное время нам отчаянно недостает истинных мастеров, истинных интеллигентов. Оттого так важно, чтобы все мы знали о тех, кто самой своей личностью, своим творчеством несет нам свет культуры, способствует ее сохранению. Нора Галь из их числа.

        Переводчик, литературовед, критик, она перевела, оставила нам в наследство много замечательных книг, принадлежащих перу писателей США, Великобритании, Ирландии, Австралии, Новой Зеландии, Бельгии, Франции. Среди них «Маленький принц» и «Планета людей» А. де Сент-Экзюпери, «Смерть героя» Р.Олдингтона, «Американская трагедия» Т.Драйзера, «Поющие в терновнике» К.Маккалоу, «Убить пересмешника» Харпер Ли, «Домой возврата нет» Томаса Вулфа, «Опасный поворот» и «Время и семья Конвей» Дж.-Б.Пристли, рассказы Рэя Брэдбери...

        «Я работник и друг,» – часто и по разным поводам говорила Нора Яковлевна. Так оно и было. Всегда. Работа была страстью, радостью, спасением. А дружба – самоотдачей, возможностью разделить мысль и чувство, поддержать и ощутить поддержку. Дружба и работа помогали устоять, сохранить душу при самых разных жизненных испытаниях, а их хватало с лихвой.

        С детства главным интересом Н.Я., можно смело сказать, призванием была литература. Окончив школу в 1929 году, она успешно сдала экзамены на литературный факультет, но ее не приняли. Она не отступилась, сдавала снова и снова – в МГУ, МГПИ, РИИН... Приняли ее лишь на семнадцатый раз. В те времена рабоче-крестьянскому государству дети интеллигенции были не нужны. А за плечами Н.Я. стояло не одно поколение интеллигентов – врачи, учителя иностранных языков, юристы, судьбой и трудом тесно связанные с народом, среди которого жили. В ответ на вопрос одного из своих многочисленных корреспондентов Н.Я. писала о своем прадеде: «Был он врач, как и Н.И.Пирогов, помогал русским солдатам прямо на поле боя, за что получил „крест на шею“ – вероятно, проявил нешуточную храбрость и самоотверженность, если дали ему, притом не православному, столь высокую по тем временам награду. И потом, уже старик, сам отнюдь не богатырского здоровья, он днем ли, ночью ли, в любую непогодь шел к больным... с неимущих денег не брал, и за гробом его шла вся городская беднота». Врачом был и ее отец. Молодым делил с солдатами все тяготы первой империалистической и гражданской войн. А в конце жизни, пройдя через тюрьмы и лагеря, еще не отпущенный на волю, с конвойным за спиной, разъезжал по неласковому Красноярскому краю и, как всю жизнь, лечил людей, по первому зову приходил на помощь[1].

        Когда в недоброй памяти тридцать седьмом отца арестовали и он вскорости сумел передать весточку, что его пытали, Н.Я., еще плохо понимая, какое время на дворе, принялась хлопотать, тщетно пытаясь добиться правды. Чудом попала она на прием к какому-то чину в НКВД. Но он оказался человеком: глянул на наивную девчонку и сказал, чтоб поскорей уходила, чтоб забыла сюда дорогу, пока цела.

        Теперь она стала еще и дочерью «врага народа». Чудом ей все же удалось закончить институт и защитить диссертацию, посвященную творчеству Артюра Рембо[2], в которой она показала себя глубоким исследователем, тончайшим знатоком поэзии.

        Вскоре началась война и принесла ей еще одно тяжкое испытание – она потеряла мужа[3].

        Жизнь ломает каждого, и многие только крепче на изломе, писал Хэмингуэй. Это в полной мере относится к Н.Я. На руках у нее была пятилетняя дочь, и вопреки боли, отчаянию надо было жить и выполнять свои обязанности. И, как всегда в трудные минуты, она окунулась в работу. Но на сей раз не в своих четырех стенах, не за письменным столом, где чувствовала себя всего увереннее. Она вышла на люди, стала читать курс зарубежной литературы в институте и вести семинар – по двадцатому веку. Ее прежде всего интересовал мир современный. Писатели, отражающие мироощущение человека двадцатого века, их манера письма были ей всего ближе, интереснее. «Я двадцатница,» – часто говорила Н.Я.

        С ее приходом к нам в институт для нас, но и для нее тоже, началась новая жизнь. Мы увидели неведомый дотоле подход к литературе, очень личный, словно речь шла не о литературном течении, писателе, книге и ее персонажах, но о событиях и людях, которые были частью ее собственной жизни. При этом мы чувствовали ее острый интерес к нам, к нашему мнению. На семинарах во время обсуждения наших докладов она одним-двумя неожиданными, но всегда продуманными вопросами побуждала нас думать, направляла нашу мысль, неизменно вызывала столкновения мнений, споры, и эти споры ее радовали не только потому, что так мы действительно учились думать, но в них раскрывалась самая наша суть и мы становились ей понятнее, а иные и ближе. Скоро она вошла в нашу жизнь, не жалела на нас ни времени, ни сил, вникала в наши заботы и тревоги, делила с нами будни и праздники. И вот мы уже вместе встречаем Новый, 1945-й год, и, сидя на моем продавленном диване, она всю ночь читает нам своего любимого поэта, а мы, двадцатилетние неучи, чуть ли не впервые слушаем Пастернака. Она знала наизусть сотни стихов любимых ею Блока, Пушкина, Тютчева, Некрасова, Омара Хайяма, стихами вырывала нас из рутины повседневности, приобщая к миру более высокому, духовному, в котором жила сама. Была она человеком очень определенным, всегда знала, чего хочет, при этом внимательна к людям, чутка к чужой боли. Все эти ее свойства привлекали к ней молодые неокрепшие души. Сознание своей нужности придавало ей сил, служило опорой в нелегкие времена нашей нелегкой жизни.