Нора Галь - Нора Галь: Воспоминания. Статьи. Стихи. Письма. Библиография. Страница 3

        В ней жило сто мальчиков и девочек от восьми до тринадцати лет. Было несколько групп – младшие и старшие. Мы с Норой оказались в одной группе, так как были ровесницы. Подружились сразу: обе любили читать и рассказывать друг другу содержание своих любимых книг. Это были «Песнь о Гайавате» Лонгфелло в переводе Бунина (многие главы знали наизусть), «Хижина дяди Тома» Бичер-Стоу, «Маленькая принцесса» Бернет и другие. Но, конечно, в первую очередь читали друг другу стихи Пушкина и Лермонтова. В самой школе книг было мало, и учительница Мария Алексеевна читала нам вслух повесть английского писателя Тальбота Рида «Старшины Вильбайской школы», «Дети подземелья» Короленко...

        Время было голодное. Из Черкизова, с фермы «Бодрое детство», которой заведовал мой отец, привозили молоко, овощи. Очень помогал снабжению школы один старый большевик, который вынужден был бежать из царской тюрьмы в Америку, и там у него родились двое детей – мальчик, мой ровесник, и девочка, года на три старше. Эти дети тоже жили в нашей школе, а их отец, Александр Краснощеков, был направлен Лениным во Владивосток. Там он образовал Дальневосточную республику и стал президентом[9]. Он был одним из организаторов американской помощи нашей стране, эта компания называлась «АРА». От «АРА» в лесную школу привозили рыбий жир и белый хлеб. Я хорошо помню этот белый хлеб – он был снежной белизны и твердый, как камень. С вечера на кухне мы помогали укладывать куски этого хлеба в большие противни и заливали их водой, к утру он размокал, его подогревали в печке... Помню, от «АРА» у нас были роскошные розовые и голубые фланелевые ночные рубашки, а днем мы ходили в своей одежде.

        Учитель литературы Петр Михайлович Казьмин[10] был очень интересным человеком, он устраивал всякие игрища, а на занятиях учил нас писать. Мы с Норой на всю жизнь запомнили его уроки. Он задавал нам какую-нибудь тему (например, «Мои друзья», «Что случилось утром?», «Что делает правая рука?»), и на эту тему надо было написать сочинение, уместив его в одну страницу, и потратить не более пяти минут... Он был замечательный рассказчик, под его руководством мы коллективно сочиняли разные песни и «лесношкольные» гимны. Помню один такой гимн:

Вставай, лежаньем удрученный,Мир наших ляминских ребят!Кипит наш разум возмущенный,Когда ложиться нам велят.

        Так мы ненавидели обязательное лежание после обеда...

        После лесной школы, где мы с Норой пробыли около года, мы встречались нечасто: Нора жила в самом центре Москвы – на Варварской площади, а я на окраине, возле Электрозавода. Школу мы окончили одновременно, в 1929 г. А в 34-м арестовали моего отца. Оберегая моих друзей, я отдалилась от всех. В 1937 г. всю нашу семью выслали из Москвы в Сибирь. В 39-м я бежала из ссылки, но, приехав в Москву, также опасалась за своих друзей... А потом война... В 1950 г. новая катастрофа оторвала меня от жизни – арестовали уже меня и как врага народа приговорили к 15 годам лагерей...

        В 1954 г. я вернулась домой. Тяжко болела, но много работала. Мне удалось найти автора «Овода», английскую писательницу Этель Лилиан Войнич, которую у нас в газетах называли «покойной». Мы переписывались, она присылала свои книги, фотографии, отвечала на мои вопросы, рассказывала о своей жизни. Нора очень живо интересовалась моими разысканиями. Загорелась мыслью перевести роман Войнич «Джек Реймонд», что и сделала позже.

        Переводила Нора с английского, с французского. Выбирала те книги, которые были ей по душе. Работала очень много. Искала слова, которые наиболее полно передавали смысл и стиль оригинала, шлифовала, оттачивала текст к каждому переизданию. Хорошо помню ее работу над переводом «Маленького принца». Нередко она звонила мне по телефону:

        – Как ты думаешь, если заменить вот это слово другим? Как будто лучше получается?

        Творчество Сент-Экзюпери было особенно дорого ей. Какую ярость вызвало у нее сообщение, что в одном из издательств решили выпустить «Маленького принца» с иллюстрациями нашего художника. Нора считала (и справедливо!), что иллюстрации самого Сент-Экса (как ласково она называла Сент-Экзюпери) неотделимы от текста сказки. Издательство настаивало на своем. Нора запретила использовать свой перевод для этого издания. Тогда издательство решило заказать новый перевод «Маленького принца», что было совершенно абсурдно. После долгих перипетий Нора выиграла бой, и «Маленький принц» вышел в первозданном виде. Помню, сколько сил и тревог стоила ей эта победа...[11]

        Нора была великая труженица. Она не шла на уступки и компромиссы, если, с ее точки зрения, они могли ухудшить книгу. Она часами и днями искала необходимое, верное решение. Советовалась с друзьями, помогала молодым, много сил и времени отдавала редактированию чужих переводов.

        Друзья Норы много раз уговаривали ее обобщить свой опыт, написать книгу. Наконец, в 1972 году вышла книга «Слово живое и мертвое». Книга была встречена с восторгом и трижды на ее веку переиздана. Тщательно анализируя искусство перевода, Нора так же взыскательно относилась к произведениям современной литературы, радостно встречая правдивое изображение нашей сложной действительности. Именно правдивость ценила она в искусстве.

        Пятнадцать лет отделяют последнее при жизни издание книги Норы Галь «Слово живое и мертвое» от первого. Нора подарила мне и первое издание, и последнее. На последнем она сделала трогательную надпись: «Женюше – с нежностью (и с условием: 1-ое устаревшее издание сдать в макулатуру!). Нора. 10/VIII-87». Так она была требовательна к себе.

        В 1983 году малая планета, открытая в Крымской обсерватории, получила имя Этель – в честь Э.Л.Войнич, творчеству которой я посвятила многие годы. Я написала в обсерваторию, меня попросили приехать. Я познакомилась с прекрасными увлеченными людьми, среди них была и Тамара Михайловна Смирнова, открывшая около 30 планеток и давшая им имена (в том числе и в честь любимого Норой Сент-Экзюпери). Мы подружились. Много раз я приезжала в обсерваторию. Дарила книги. Рассказывала о своем друге Норе Галь. С тех пор Тамара Михайловна старалась не пропускать ни одной книги с этим именем. И как же я рада, что, с моей легкой руки, Тамара Михайловна Смирнова решила посвятить открытую ею планетку памяти Норы. Предложение автора открытия утвердил Институт теоретической астрономии, затем – Международный Астрономический Союз. И вот имя Норы Галь навечно вписано в звездный каталог, в небо над нами: планета НОРАГАЛЬ.

*******

Заметка впервые опубликована в ж-ле «Библиография», #5-6 за 1992 г., с.154-158. Воспроизводится с сокращениями. 

Юлиана Яхнина

Три Камю 

Повесть Альбера Камю «L'étranger» вышла в 1942 году.

        В 1966 году в парижском издательстве «Victor» появился русский перевод этого произведения, выполненный Георгием Адамовичем. Повесть была названа «Незнакомец».

        В 1968 году журнал «Иностранная литература» напечатал повесть Камю в переводе Норы Галь. Она называлась «Посторонний».

        Второй «Посторонний» напечатан в однотомнике Камю, выпущенном издательством «Прогресс» в 1969 году, в переводе Наталии Немчиновой.

        Перед нами – работы двух известных переводчиц. Излишне говорить, что они выполнены на том уровне, когда поиски мелких огрехов представляют интерес лишь для фельетонного недоброжелательства и, кстати, мало продуктивны. Но и перевод Адамовича, как раз дающий повод для такого рода цитации, будет нас интересовать в совершенно ином плане.

        Задача статьи – показать роль переводчика как интерпретатора иноязычного произведения, показать масштаб «расхождений» между разными переводами одного и того же текста, – расхождений, которые возможны даже тогда, когда переводы выполнены на высоком профессиональном уровне и не грешат отсебятиной и произволом; показать, наконец, что и читатели, так часто не знающие, кто перевел прочитанную ими книгу, и те из критиков, что знакомятся с произведением зарубежного автора только по переводу и в конце своей рецензии роняют переводчику небрежную хвалу или хулу, судят о книге на основе того прочтения, того толкования, которое предложил им, сочтя единственно верным и возможным, первый читатель и толкователь данного произведения – переводчик.

        «Книга, на первый взгляд столь бесхитростно-прозрачная, затягивает своими „за“ и „против“, вдруг оказывается чуть ли не головоломкой... Она прямо-таки пробуждает в каждом аналитика и изыскателя, жаждущего докопаться до самого корня и подобрать свой ключ (выделено мною, – Ю.Я.) к ее загадке... В рассказчике „Постороннего“ поочередно открывали злодея и великомученика, тупое животное и мудреца, ублюдка и робота, скрытого расиста и сына народа, недочеловека и сверхчеловека...» – пишет исследователь Камю С.Великовский[12]. Но если в своей оценке повести так расходились литературоведы, писатели, критики и другие высококвалифицированные и менее квалифицированные читатели и толкователи Камю, то мудрено ли, что переводчики – наместники автора в языке иноязычной литературы – тоже могут расходиться в интерпретации текста, – причем значение их решения, их приговора куда безусловней: они ведь не просто цитируют автора для подтверждения своего тезиса – они реконструируют его произведение на другом языке, в том «своем ключе», который они с глубокой убежденностью считают непреложно истинным.