Антология - Диалоги снаружи и внутри

Диалоги снаружи и внутри: антология

Редактор-составитель Нари Ади-Карана

Серия: Антология Живой Литературы (АЖЛ)

Серия основана в 2013 году

Том 2

Издательство приглашает поэтов и авторов короткой прозы к участию в конкурсе на публикацию в серии АЖЛ. Заявки принимаются по адресу [email protected]

Подробности конкурса: издательский сайт www.skifiabook.ru.

Все тексты печатаются в авторской редакции.

К читателю

Уважаемый читатель, спасибо за внимание к нашей книге. К книге, в которой представлены авторы современной поэзии.

У поэзии сейчас нелегкие времена. Нет, она никуда не исчезла, она просто не собирает стадионы, за ней не выстраиваются очереди у книжных полок, ее не транслируют на коммерческих радиостанциях. Она не гонится наперегонки с техническим прогрессом и не пытается разменять искренность на несколько минут центрального телевидения.

Тем не менее поэзия осталась, как никуда не делись ни вечные вопросы, ни ощущение гармонии (дисгармонии) этой жизни, как никуда не делось чувственное восприятие действительности.

Поэтов не стало меньше, чем в прошлые времена. Рискну предположить, что поэзия, в лучших своих проявлениях, даже не стала хуже, чем в «серебряное» или «золотое» время. Она просто стала чуть тише, чуть интимнее. Чуть более «для своих». Для тех, кто умеет поэзию слышать.

Наверное, это потому, что поэзия, как и чувства, есть Дар, определенная энергия, которую человек зачем-то получил. И этот Дар требует, чтобы Поэт выполнил свое предназначение, отдал полученную энергию людям. Как сказал Н.И. Калягин: «Поэзии не бывает без вдохновения, а вдохновение – это то, что вдыхается в человека извне, то, что приходит не спросясь и уходит, когда не ждешь».

Поэт немыслим без своего слушателя, без своего читателя. Поэтому спасибо, уважаемый читатель, что ты есть. Надеюсь, что в этой книге найдутся Миры, которые затронут твою душу.

С уважением,

Игорь Знаешев,

главный редактор издательства «Скифия»

Предисловие

Что отличает человека от других живых существ?

Вертикальное положение тела? Деревья гораздо вертикальнее нас. Количество извилин? У слона и кита их гораздо больше. Специализация полушарий? И что это дает?..

Мы говорим! И не только о еде, укрытии и размножении. Мы говорим о «лишнем», с точки зрения камней, деревьев и кошек (при всем моем к ним уважении). Мы ведем беспрерывные диалоги.

Причем не только снаружи, но и внутри.

P. S. Наша книжная серия продолжается. Если вы хотите предложить свои поэтические или прозаические работы к публикации – мы будем рады.

Просто вышлите свои произведения с небольшим рассказом о себе по адресу [email protected] с пометкой «заявка на участие в Антологии Живой Литературы» – мы обязательно вам ответим!

Штрихи

Анатолий Ларионов. д. Старица, Калужская обл

Родился 18 сентября 1949 г. Член Союза писателей Москвы. Издал пять книг: «По замкнутому кругу» (2004), «Автограф» (2004), «Найти себя» (2008), «Чайный блюз» (2008), «Пограничная зона» (2009).

© Ларионов А., 2015

Найти себя

А. Храменкову

Найти себя подстрочником, строкой,хоть буковкой, хотя бы звуком малым!Все это было в детстве под рукой —огромный мир! И вдруг его не стало.

Он заблудился в собственном лесуне ставших откровениями истин.И сам себя я на руках несутуда сквозь шепот уцелевших листьев.

Не обольщусь, безвременья следыза собственные вехи принимая.И, пробуя червивые плоды,я только крепче кулаки сжимаю.

Как это горько, в будущем своемостановившись посреди дороги,вернуть тот мир и, задыхаясь, в немнайти себя. И не узнать в итоге.

Памяти Осипа Мандельштама

И море Черное, витийствуя, шумити с тяжким грохотом подходитк изголовью.

И молния, придя этапом к горизонту,и гром, творящий слух, приравненный судьбе,и сонмы кораблей, ведущие из Понтаотсчет во времени, – все сходится к тебе!

И всяк, найдя свой свет, готов предать огласкекровавых куполов архаику. И вотспешат пробить свой час куранты башни Спасской,и, как дитя, притих видавший виды флот.

Все сходится к тебе: и Рим, и Кремль! Воловьюпокорность сбросил с плеч ахейский капитан.«И с тяжким грохотом подходит к изголовью»беспамятства лишенный океан.

Щенок

Из мокрых листьев коктейль взбивая,жалобный лай отсыревшей нотойбросился в сонный салон трамвая,но был отброшен дверной икотой.

Рванулись рельсы в ночную слякоть,теплый дом унося по шпалам.…Он упал. И окраин мякотьстекла молоком по лицам усталым.

Никто не подумал, что он без хлеба,не испугался судьбы нелепой.Одно утешение – облаять небо…Господи, с чьей это жизни слепок?

После грозы

все вымерло вчера и кончилось вчерав чернильных жилах вся катилась к морю тучаи на крючок была нанизана пчелаи среди прочих звезд была звездой падучей

и время запеклось сиреневой чертойи горький майский мед сочился в неба чашуи думала пчела согнувшись запятойчто вот последний шанс украсить глупость нашу

К портрету В. Д. Гудиашвили

Мало ли, много жизнь искажала…К дому дорога долго бежала,долго петляла, долго кружила.Много ли, мало жизнь предложила?

Годы обочин, горя, крушений…Вздулись, как корни, жилы на шее,дернулись гневно, будто очнулись.Тут и в отечестве встрепенулись.

«Смерть Пиросмани» – не для Парижа!Кисть не обманет – Родину вижу!»Цвета густого сурика – руки.Тридцать шестого года излуки.

Грязь не пристала, не ослепила:перелистала и – отступила.

По кругу

стрелки-стрелки секунданты бессонницымысли взрывают по кругу вращениято ли текущее время хоронитсято ли становится мера священнее

кто их, зачем тянет ширмой мигреневойвслед изнуряющей скачке пунктирнойпо циферблату стихотворенияв этой пустой суматохе квартирной

взвешивай! в память с которой стираетсясекундомерной агонии свитаможет быть новая жизнь упираетсяне осязая условий транзита

Капля

она растет как приговор вмещаясебя с трудом в незыблемую формударованную ей самой природойсвернув пространство до законов плотии ими пресыщаясь в этой рабскойколеблющейся хрупкой оболочкеона созреет и слезой паденьемгармонию привычную встревожитно не изменит только миг и капляразбита вдребезги и новые зачатьяпоспешно примут те же формы рабскойсвободы плоти жаждущей полетаи это будет продолжаться вечно

«Февраль. Дождями загрунтован…»

Февраль. Дождями загрунтовандо белой накипи газон.И ожерелья хмурых оконнелепый отражают сон:сухой закон, года глухие,по кухням – затяжной совет.Из жизни дворники лихиепоследний выметают свет.

А дождь уже со снегом дружени мертвый катится сезон,и, как на праздник, отутюженлицо теряющий газон.

«Когда-нибудь, сорвав повязку с глаз…»

Когда-нибудь, сорвав повязку с глаз,лишь оглянись! Там, в обмороке будней,вся жизнь в огне безумных клятв и фразв круг вплетена, который наши судьбызамкнули. Нить (а прежде то былачерта последняя) тоской мне горло сжала.Отбросив два мешающих крыла,ты эту нить, как зеркальце, держала.

Замри, прошу! В неведенье рукапребыть должна.Пусть вся в узлах, как в шрамах,струится нить по лезвию стиха,—я жив еще! И это как-то странно.

«Мой ангел нежный, не зови меня!..»

Мой ангел нежный, не зови меня!Твое дыхание мне обжигает памятьи, как мальчишку, выдыхает в ночьв безумии отчаянья. Я знаюнеутоленный страх. Он нас убьет.Уж лучше мне ослепнуть от желанья,чем дать ему окрепнуть. О, молчи!Мой ангел нежный, мы не видим сами,каких глубин коснулись и какихглубин коснулось прошлое. За нами,как хвост змеи – забот влачится шелк.Он нам мешает в пустоте вмещатьсяи счастлив там, где высохли цветы,где докричаться значит – задохнуться,где нам нельзя по голосам узнатьграниц и кто участники побега.Он нам мешает сделать вдох один,сорвать замки и выйти, выйти в небо,и раствориться в нем, и прорастиодной вселенной. О, мой ангел нежный!

«До невесомости легка…»

до невесомости легканевнятная покаидет последняя строкаидет издалекаиз детстваиз чужой бедыиз ранки у вискаиз медом брызжущей средыиз мук черновикаидет непрошено как воркак страх и как тоскакак неизбывный приговорпоследняя строказа ней молваза ней зимаза ними пустотаи чтобы не сойти с умачуть в стороне мечтаеще ее дымится пульсно полон рот пескаи спит, давно уткнувшись в пультсмотритель маякаи некому золу сместис казенного листазажата молния в горстии дальше – немота

Старик